Слободка Синханчхон и корейская община в России

Пан Беннюль,
профессор Сеульского Университета иностранных языков

Предисловие

Корейская община в России, центром которой в довольно длитель­ный период являлась владивостокская слободка Синханчхон, прошла славный путь борьбы и созидания и занимала одну из содержательных страниц истории нового времени Кореи и России. Но, к сожалению, в свое время отмеченная достижениями как внутри страны, так и за ее пределами, широко известная слободка как-то незаслуженно забыта, оставалась вне поля зрения историков.

Владивостокская слободка по сути своей была самым представи­тельным поселением тогдашней корейской общины в России. Она не имела аналогов среди других этнических меньшинств, расселившихся вне своей исторической родины, по всему миру. Ей заслуженно при­надлежит особое место в истории освободительного движения корей­ского народа за свою национальную независимость. В этой борьбе она неизменно являла собой лучшие образцы верности и мужества. На про­тяжении длительного времени она приковывала к себе пристальное внимание исследователей национального движения корейской общины в России.

В статье анализируются исторические периоды многосложных пе­рипетий, через которые прошла корейская община в России, определе­на та роль, которую она сыграла в водовороте бурных событий того вре­мени. Исторический путь корейской слободки Синханчхон можно раз­делить на наиболее значимые этапы, которые были предопределены самим ходом истории.

Слободка Синханчхон впервые как самостоятельное поселение возникла в середине 1911 г. Как раз к тому времени разразилась 1-я ми­ровая война. Вслед за этим вскоре в России назрел новый катак­лизм — приближалась Октябрьская революция. Сибирь была охвачена ожесточенной гражданской войной. Почти одновременно повсеместно устанавливалась новая советская власть. Затем, в 30-е годы, начались широкомасштабные сталинские репрессии, венцом которых явилось насильственное переселение корейцев с Дальнего Востока в Среднюю Азию.

Все эти события сказались на дальнейшей судьбе слободки. Важно:

а) хронологически определить роль и место корейской слободки Синханчхон в гуще этих событий;

б) принимая во внимание, что в то время и в ряде других дальневосточных регионов, а именно в Посьете, Никольско-Уссурийском, Ха­баровске, Чите и Иркутске также существовали многочисленные ко­рейские поселения, провести сравнительный анализ роли и места сло­бодки, выделить ее специфические особенности и отличительные черты.

Жизнь корейской общины в России до возникновения слободки Синханчхон

Первые корейские поселенцы в виде 13 кочующих крестьянских дворов впервые появились на территории России, в Чжисинхэ, в 1863 г. С тех пор в южных районах Приморского края России стали появлять­ся корейские поселения. К числу таких, наиболее значимых, поселен­ческих регионов можно отнести Суйфун (1869), Хыкчжончжа (1875), Ноктун, Тобихэ, Намсоктон (1884) и др. В них возникали все новые по­селения из корейских крестьян, перешедших через реку Туманган на территорию России. Среди новых особо выделялись такие, как:

поселения, образовавшиеся в 1871 г. на берегах Амура и находив­шиеся под непосредственным ведением местной русской админи­страции;

поселения, возникшие в 1896 г. в юго-восточной окрестности Сучана;

и село Кэчхокри (Целинные участки), основанное в 1874 г. на ок­раине г. Хэсамви (корейцы тогда на свой лад так прозвали нынешний Владивосток).

Позже, в 1911 г., в окрестности Владивостока возникла внуши­тельная по тогдашним меркам новая корейская слободка Синханчхон, прозванная в начале также Кэчхокри. Чтобы отличить ее от первого се­ла Кэчхокри, решили первое переименовать в Кукэчокри, т. е. «Старое Кэчхокри». В начале 1874 г. Кэчхокри было маленькое крохотное селе­ние, состоявшее всего из 5 дворов, но накануне его ликвидации (1911) оно уже превратилось в село с 400—500 дворами¹.

После подписания навязанного Корее метрополией Японией кабаль­ного Ылсаского договора повсеместно в стране чувствовался мошный подъем патриотического движения за восстановление попранного на­ционального суверенитета. По мере усиления репрессивных мер колони­альных властей довольно быстро возрастала численность беженцев, ис­кавших свое спасение от японских карателей на чужбине. Среди них на­ходились и представители передовых слоев населения, участвовавшие в ополченском, культурно-просветительском патриотическом движении, что, конечно, не могло не послужить новым импульсом к повышению национального самосознания и резкой активизации национального со­противления в рядах корейской общины в Приморье России.

В связи с этим широко развернулось среди корейских иммигрантов народное ополченское движение. Им тогда был охвачен весь Посьетский район. То, что Посьет тогда был в авангарде бурно развивающихся событий² и постепенно становился центром всего зарубежного корей­ского ополченского движения, обусловливалось рядом объективных и субъективных условий. Посьет был расположен географически очень выгодно для того, чтобы оперативно отсюда организовывать частые и дерзкие рейды в тыл врага, окопавшегося в родной стране. Этому спо­собствовал и порой лично руководил такими рейдами выдающийся об­щественно-политический деятель Чве Дя Хен, находившийся в то вре­мя в эмиграции в Приморье.

Но вскоре на дальнейшее развитие корейского ополченского движе­ния стали оказывать свое негативное влияние следующие обстоятельст­ва. В 1908 г., когда ополченское движение в своем развитии достигло апогея и стало довольно успешно организовывать смелые вылазки в пределы страны, в его рядах неожиданно произошел раскол: одна часть ополченцев примкнула к лагерю прежнего руководителя Чве Дя Хена, а другая — к лагерю нового ополченского предводителя Ли Бом Юна. В добавление ко всему усиливались запретительные меры царской ад­министрации, крайне ограничивавшие свободу действий на их террито­рии. В унисон с русскими властями действовали разбогатевшие посе­ленцы — вонхоины³, которые успели зарегистрировать свой двор, как единицу при переписи населения, и за короткое время разбогатеть. Они же вместе с русской администрацией создавали всякого рода препоны на пути народного ополчения. Среди таких финансовых воротил были Чве Бон Чжун, Ким Хак Ман, Ча Сок Бо и др.

С другой стороны, в противовес этому с 1907 г. и в последующие го­ды во владивостокской слободке Кучечхокри и других окрестных селе­ниях стало разворачиваться культур и о-просветительское и религиозное движение. Открывался целый ряд новых школ, образовывались свои муниципальные и национальные структуры, направленные на под­держку этого движения, выходили такие газеты как «Хэчжо синмун», «Тэдон конбо», «Тэянбо» и др. Все это способствовало заметному оживлению общественной мысли и наступлению нового национали­стического веяния в корейской общине. Но, к сожалению, и здесь не все протекало мирно. 1 августа 1910 г. разразился скандал с далеко иду­щими последствиями. В этот день в слободке Кукэчхокри Тен Сун Ман убивает Ян Сен Чжуна. С этого и началась нешуточная борьба между группировками новых иммигрантов, недавно перешедших границу, и местных воротил Чве Дя Хена, Чве Бон Дюна, Ким Хак Мана и других вонхоинов.

В это время внутриполитическая ситуация в Корее стремительно развивалась в худшую сторону. Последовали тяжелые, если не трагиче­ские, события. 29 августа 1910 г. Япония окончательно аннексировала Корею. После подписания позорного для страны Ылсаского договора прошло буквально несколько дней. 12 сентября по инициативе «Сон- менхве» (Комитета протеста) в Кукэчхокри состоялась грандиозная ма­нифестация. Участники ее гневно клеймили позором японских милита­ристов, незаконно оккупировавших Корею. Все это было не по вкусу царской администрации. Так начались гонения организаторов — чле­нов «Сонменхве». В слободке производились повальные обыски и аре­сты. Мир в одночасье превратился в кромешный ад⁴.

Слободка Синханчхон и корейская община в России до Февральской революции (1911-1916 гг.)

В марте 1911 г. в целях профилактики и предотвращения антисани­тарии в городе власти решили ликвидировать старую корейскую сло­бодку Кукэчхокри и перенести ее во вновь образующуюся слободку Синханчхон, также располагавшуюся в черте г. Владивостока⁵. И в но­вой слободе стройными рядами вставали современные дома, выдержан­ные в чисто русском архитектурном стиле. Этим она в корне отлича­лась от старой слободки Кукэчхокри. По данным на май 1914 г., в но­вой слободке Синханчхон, официально внесенных в подворные списки обладателей частных домов, т. е. вонхинов, насчитывалось бо­лее 300 чел., а общая численность жителей поселения перевалила за 3000 человек. Это уже был настоящий большой населенный пункт. Кроме того, слободка Синханчхон служила удобным перевалочным пунктом для многих челночных торговцев, курсирующих в родную Ко­рею и обратно, прочным надежным тылом патриотически настроенных эмигрантов, продолжающих бороться за национальную независимость⁶. Благодаря всему этому, вплоть до трагического 1937 г., когда насильственно переселяли корейцев с Дальнего Востока, она сохраняла в себе национальные традиции корейской общины, неизменно остава­ясь ее символом и гордостью.

Отмечая несомненные заслуги слободки Синханчхон, нелишне на­помнить и такой немаловажный факт. Когда началась массовая имми­грация корейцев в Приморье, регион Посьет был центром корейской общины. Во главе ее стоял видный политический деятель Кореи Чве Дя Хен. Затем центр тяжести постепенно стал перемещаться оттуда во вла­дивостокскую слободку Синханчхон, где действовали новые общест­венные организации, в которых доминирующее положение занимали молодые из числа ехоинов и вонхоинов во главе со своим признанным лидером Ли Дюн Хо. Каким же было общественно-правовое положение у российских корейцев в середине 1911 г.? После аннексии Кореи в 1910 г. Япония настойчиво утверждала, что все корейские граждане, яв­лявшиеся верноподданными Тэханчжегук — Корейской империи, не­зависимо от того, проживают ли они в настоящее время в Китае или России, приняли ли они подданство того или иного государства, безо­говорочно являются подданными японской империи.

Несмотря на то, что Китай и Россия не разделяли такого амбициоз­ного мнения японского правительства, у Китая в то время не было ре­альных сил, способных противостоять бесцеремонному вмешательству Японии, и Россия также в силу этого только ограничивалась словесной отповедью. В этих условиях правовое положение корейцев, проживав­ших в России без юридически оформленного гражданства, крайне осложнилось. Следовательно, в случае возникновения нестандартной си­туации это могло бы послужить хорошим предлогом для японского вмешательства во внутренние дела России. На таком тревожном фоне в некоторых группировках правящих кругов России стали раздаваться го­лоса, утверждавшие, что-де корейцы, поселившиеся на ее территории, в будущем возможном конфликте с Японией вполне могут оказаться серьезным козырем в руках противной стороны. Да и сами корейцы, как утверждалось, сильно ограничивают возможности русских граждан на рынке труда, наводняя его дешевой рабочей силой и затрудняя их трудоустройство.

По этой причине Россия должна отвергать не только корейцев, но и китайцев и других представителей желтой расы во избежание ненужных столкновений на почве национальной неприязни. Так, вновь назначен­ный генерал-губернатор Приморья Н. Гоидатти издает в 1911 г. указ, согласно которому корейцы, не внесенные в подворные списки, подле­жали высылке из страны. Но, с другой стороны, новый генерал-губер­натор энергично взялся за упорядочение регистрационного режима корейцев, значительно упростив процедуру внесения их в подворные списки. По его мнению, корейские поселенцы, проживающие на тер­ритории России, могут быть весьма полезными с точки зрения полити­ческих и экономических интересов страны и в будущем возможном конфликте с Японией могут оказать неоценимую услугу. В период правления Н. Гондатти в Приморье последовательно проводилась ра­зумная национальная политика в отношении корейской общины. Она была направлена на всемерную поддержку и дальнейшее развитие ее социальной, просветительской, культурной сферы и предприниматель­ства. Такими были внешнеполитические, экономические и социальные условия, с которыми сталкивалась корейская община ко времени воз­никновения слободки Синханчхон.

Каким образом протекала жизнь внутри общины? Как отмечалось, с середины 1908 г. в России сложилась обстановка крайне неподходя­щая для форсирования ополченского движения. Поэтому корейская община выбрала более «умеренный путь сопротивления», сосредоточив основное внимание на тех направлениях, которые официально разре­шались властями. Это были сферы образования, культуры и религии. Но в связи с тем, что летом 1910 г. Корея находилась в критическом со­стоянии, ей угрожала окончательная гибель. Концепция о форсированном развертывании ополченского движения во имя спасения родной страны вновь обрела жизненную необходимость и активно поддержи­валась общественным мнением. Так возникает обшеобщинный проект «Ополчение 13 провинций».

Однако царская администрация не сочла возможным внять голосу корейской общины. Это объяснялось прежде всего тем, что Россия не желала из-за корейского вопроса портить отношения с Японией и предпочла придерживаться нейтралитета. Этому сопутствовал ряд еще других обстоятельств. Вонхоины, занимавшиеся торговлей и подряд­ными работами и составлявшие богатые слои поселенческого населе­ния. были настроены против ополченского движения. В дополнение к этому отдельные предводители ополченцев и, в частности, известные в высших кругах общины Ли Бом Юн и др. допускали волюнтаристское самоуправление в руководстве ополченским движением, игнорируя объективно сложившиеся условия. Наряду с этим, внутри Кукминхве — Народного собрания обшины происходил раскол: оно раздели­лось на две группы — кихофа (групп представителей провинций Кёнгидо и Чхунчхондо) и седофа (групп представителей провинций Хванхэдо и Пхёнандо). Крайне раздосадованные фракционными распрями Чве Дя Хеи и его соратники отошли от дел. По этой причине сторонники форсирования ополченского движения лишились реальной поддержки со стороны элитной части общины.

В создавшихся условиях Кукминхве вынуждено было отказаться от радикальных мер и перейти на более спокойный умеренный курс. И надо отдать должное, с осени 1908 г. и в последующий период (1909—1910) Кукминхве добилось заметных успехов и значительно уси­лило свое влияние в Северной Маньчжурии и на Дальнем Востоке Рос­сии. Но, увы, дело дальше не двинулось. Причиной застоя в его дея­тельности была позиция царской администрации, узревшей в расшире­нии и активизации деятельности Кукминхве опасность усиления американского влияния в дальневосточном регионе. Дальнейшая ле­гальная работа Кукминхве в Приморском крае почти была невозможна. Оно было вынуждено переехать вглубь Сибири в Забайкалье, в г. Читу и там продолжать свою деятельность.

В таких сложных внутренних и внешних условиях возникла и дейст­вовала упоминавшаяся новая общественная структура Квонэпхве. Об­разование ее диктовалось настоятельной необходимостью, вытекающей из объективных условий, создавшихся в середине 1911 г. к моменту возникновения корейской слободки Синханчхон в окрестности г. Вла­дивостока. Инициаторами ее образования выступали выходцы из про­винции Хамкендо, не давшие себя вовлечь в орбиту ненужных группо­вых распрей и видевшие свое будущее в целенаправленном поощрении и поддержке местной промышленности и торговли. Большинство из них были состоятельные вонхоины. Они также, как Кукминхве, твердо и последовательно придерживались умеренного курса, избегали необ­думанных резких движений, не желая понапрасну лезть из огня в полы­мя. В отличие от Кукминхве, они не вызывали у русской администра­ции никаких опасений и пользовались ее доверием и поддержкой.

Отмечая об организации Квонэпхве и ее деятельности, нельзя не на­звать таких ее руководителей, как Ли Сан Сель, Ли Дон Хви и Ли Дон Нен. Можно предположить, что к когорте их принадлежал и Чжон Хо. Его эмиграция в Приморье имеет свою предысторию. Он с малых лет хо­рошо помнил то, о чем мечтал покойный дед Ли Ен Ик и решил последо­вать его заветам. Очутившись вместе с Л и Сан Селем и Л и Дюном во Вла­дивостоке, он вскоре непосредственно участвовал в событии, связанном с тайной отправкой корейской миссии на Гаагскую конференцию.

Ранее, в 1917 г., он в г. Шанхае арестовывался агентами японского консульства и под конвоем был этапирован в Корею. В этот сложный период, зачастую сопряженный с личной драмой, он не забывал под­держивать денежными средствами национальное движение, развернув­шееся в России и Северном Кандо (Китай). Основной целью этого дви­жения были консолидация общественных сил корейской диаспоры и повышение ее национального самосознания. 1 июня 1911 г. Ли Чжон Хо примкнул к группе северян Букфа, где находит понимание и под­держку со стороны ведущего столпа тогдашней корейской обществен­ности Чве Дя Хена, легендарного вожака ополченцев Хон Бом До, мыс­лителя и публициста Шин Чхе Хо и др. Все это значительно облегчило осуществление его заветной мечты организовать в русском Приморье общество Квонэпхве.

Впоследствии оно объединилось с ранее функционировавшим здесь аналогичным молодежным обществом Кынэпхве, руководимым вон- хоинами 2-го поколения — Хан Хен Квоном и Ким Василием. В своей работе Ли Чжон Хо не дистанцировался от конкурирующих сил, а, на­оборот, всячески добивался сближения с ними. Наглядным примером может послужить тот факт, что он позже добился сначала слияния в свои ряды кихофа — группы Ли Сан Селя, которая фактически проти­востояла ему, как конкурирующая сила, и позднее и седофа — группы Тен Чжэ Квана, действовавшей в то время в г. Чите в Забайкалье. В хо­де всей этой объединительной работы он неприменно пользовался до­верием и поддержкой со стороны местных властей. В завершение всего этого, в декабре 1912 г. было создано единое, мощное общество Кванэвхве.

Резюмируя выше изложенное, можно полагать, что в обстановке, когда аннексия Кореи Японией стала свершившимся фактом, в При­морье началось правление нового генерал-губернатора Н. Гондатти. На фоне всего этого на окраине Владивостока возникала новая слободка Синханчхон, корейская община. Проявляя завидную жизнестойкость и силу сопротивления, она последовательно и неуклонно шла по пути интеграции всех здоровых сил корейского общества. Хотя все это не было долговременным и устойчивым, но на данном отрезке времени, без всякого сомнения, было большим достижением.

Численность членов Кванэпхве и его филиалов на местах постоянно росла и к 1914 г. в Хабаровске, Суйфуне, Сучане и ряде районов При­морского края уже насчитывалось более 10 его филиалов. Общая чис­ленность его членов возрасла с 300 до 1000 человек. В слободке Син­ханчхон силами Квонэпхве и иммигрантского Общества Корюминхве в 1917 г. была построена хорошо оборудованная современная школа на 240 ученических мест⁷. На ее строительство были использованы и денежные пожертвования, в том числе 5000 руб. от Ли Чжон Хо и 1000 руб. от Ли Бом Чжина⁸. Данная школа в то время была самой боль­шой из всех, какие имелись в ведении общины, и являлась образцом совместного мужского и женского обучения. Во многих районах При­морья народно-просветительское движение получило новый импульс, и повсеместно стали открываться новые школы. Вначале система на­родного образования находилась под ведением синханчхонского имми­грантского общества, затем, когда оно слилось с Квонэпхве, 15 марта 1914 г. дела народного образования перешли в ведение последнего. По данным на февраль 1914 г., под его ведением уже находилось около 10 школ, в них в общей сложности обучались более 1000 учеников.

К тому времени царской администрацией было передано обществу Кванэвхве полномочие органа местного национального самоуправления. В его ведение входили дела, связанные с корейскими поселения­ми. Оно выполняло в отношении корейцев функцию исполнительных властных структур. С тех пор значительно упростилась сложная бюро­кратическая процедура по получению гражданства. Теперь за короткое время около 4000 корейцев беспрепятственно смогли получить русское гражданство. Все это стало возможным исключительно благодаря свое­временной оперативной работе Квонэпхве. В целях обучения корейцев по существующим канонам русской православной церкви в слободке Синханчхон открылись вечерние духовные школы. Кроме того, обще­ство Квонэпхве по поручению местной царской администрации в марте 1913 г. в г. Владивостоке и его окрестностях была проведена перепись населения среди корейских поселенцев.

Заметным достижением деятельности Квонэпхве можно считать то, что с 4 мая 1912 г. стала выходить регулярно газета «Квонэп синмун», а также последовавшие за ней другие периодические издания, в частно­сти, газеты «Хечжо синмун», «Тэдон конбо», «Тэдон синбо», «Тэянбо». После непродолжительного времени они прекратили свое существова­ние. Их дело достойно продолжала газета «Квонеп синмун», и она вплоть до закрытия, т. с. до августа 1914 г., регулярно выходила раз в неделю. За два года было издано 126 выпусков. Роль в культурно-про­светительской сфере среди корейского поселенческого населения ог­ромная. Ее тираж в 1912 г. составлял 930 экземпляров, но в 1914 г. он уже вырос до 1400 экземпляров. Газета широко распространялась не только по всей территории Дальнего Востока, но и в большом количе­стве доставлялась в Корею, Маньчжурию, Японию, США и даже на Га­вайские острова. Таким образом, газеты «Квонеп синмун» вместе с издававшимися в США «Синхан минбо» и «Синхан кукбо» (позднее, переименованная в «Кукминбо»), считалась ведущей периодикой, вы­ходившей за рубежом на корейском языке. В то время на Дальнем Вос­токе России на золотых приисках и в рыбацких поселках⁹ особенно от­мечался высокий читательский интерес.

Одним из самых амбициозных, если не сказать вероломных, замы­слов общества Квонэпхве был план по созданию своего собственного корейского сельскохозяйственного района на диком пустынном севере от г. Имана. В этих целях туда даже направлялась компетентная изы­скательская комиссия, чтобы отобрать пригодные для хлебопашества земли. Итак, в декабре 1912 г. с разрешения царской администрации стали создавать на этих неудобьях сельскохозяйственные артели пай­щиков. Однако желающих заниматься там земледелием оказалось поче­му-то не так много. Для предполагаемой будущей «житницы» планиро­валось открыть специализированную сельскохозяйственную школу, сформировать отряды самообороны и даже постоянно действующую милицию, но охотников переехать на суровое необжитое место было не так много. С большим трудом набралось пайщиков менее 100 дворов.

В связи с началом 1-й мировой войны временно было приостанов­лено дальнейшее осуществление плана заселения корейцами названно­го сурового холодного района. Позднее, как выяснилось, многие ко­рейцы просто уклонились от «заманчивого» предложения. Этот план и в последующем не был осуществлен. Привлекает внимание другая сто­рона вопроса. Вообще этот замысел появился на свет не без помощи царской администрации.

Впоследствии, уже после установления советской власти на Даль­нем Востоке, в 1929— 1939 гг. со стороны власти предпринимались но­вые попытки освоить суровые дикие районы севера силами корейских поселенцев. В то время на юге Уссурийской области накапливалось большое количество безземельных корейских крестьян. Было задумано ими же заселить север Приморья. Но и этот план не был осуществлен, так как сами корейцы крайне негативно отнеслись к нему. За этим по­следовало в 1937 г. тотальное насильственное переселение корейцев с Дальнего Востока в Среднюю Азию.

Наступил 1914 г. Корейская община во главе с Квонэпхве готови­лась торжественно отметить 50-летие переселения корейцев в Россию. В этих целях создавалась инициативная группа по организации празд­ничных мероприятий. В состав группы вошли Чве Бон Чжун, Чэ Ду сок, Пак Ен Хви и другие видные активисты во главе с общепризнан­ным лидером, председателем центрального правления Квонэпхве Чве Дя Хеном. Начавшиеся 3 февраля 1914 г. народные торжества продол­жались 7 дней. Во всех корейских поселениях проводились многолюд­ные демонстрации и митинги, завершившиеся 4 октября 1914 г. гран­диозным торжественным собранием во владивостокской слободке Синханчхон, а также открытием 11 октября мемориального комплекса в местечке Монхэви, считавшимся колыбелью иммиграции корейцев в России (11 октября). Наряду с этим было решено выпустить на русском и корейском языках книгу об истории иммиграции корейцев в Россию.

Рассматривая проблему корейской общины в России, нельзя не кос­нуться вопросов, связанных с ее вероисповеданием. В этой связи, пре­жде всего, несколько слов о взаимоотношениях между православием и другими ветвями христианства. Православие в России считается госу­дарственной религией. На его основах отправляются обряды, проводи­мые по случаю важнейших событий в жизни граждан, а именно: записи актов гражданского состояния вроде принятия гражданства, внесения в подворные списки, регистрация рождения ребенка и его крещения, бракосочетания, похороны, открытие школы. В связи с этим хотелось бы напомнить один эпизод из жизни канадской миссионерки. Она слу­жила в сенчжинской пресвитерианской церкви в Корее, затем приехала в Россию с проповедью христианской религии. Однако со стороны рус­ской православной церкви чинились различного рода препятствия на пути распространения пресвитерианства. Вследствие чего в слободке Синханчхон пресвитерианская церковь приходила в упадок, ее прихо­жане то и дело наталкивались на полное непонимание и недоброжелательность¹¹. Это, с одной стороны, а с другой — местные власти с яв­ным неодобрением смотрели на все возраставшее число корейцев, ве­рующих других ветвей христианской религии. Они полагали, что это со временем может привести в России, как это было в свое время в Мань­чжурии, к нежелательному усилению влияния США, и оказывали на верующих неприкрытое политическое давление. По этой причине мно­гие из участников национального движения, придерживавшиеся ранее американской системы христианского вероисповедания, вынуждены были перейти в другую веру.

Типичным примером таких действий могут послужить Ли Кан, Тен Дя Кван, Хван Кон До, чве Кван Холь и др. Так, пастор Чве Кван Холь, прикомандированный в Россию из пхеньянской церкви, проводил до­вольно активную миссионерскую деятельность в слободке Синханчхон, а также ряде других населенных пунктов Уссурийской области и имел в своем приходе многочисленных прихожан. Но после визита японского политического деятеля Касира в Россию (II июля 1912 г.), пастор Чве Кван Холь вскоре был арестован в г. Харбине. Тогда он с помощью аб­бата О. Василия с большим трудом был освобожден из-под стражи, пе­решел в другую веру, став православным проповедником¹².

В этих условиях деятельность Общества Квонэпхве стала более ло­яльной по отношению к официальной политике царской администра­ции власти, а местные власти претворяли в жизнь свою политику через него, проводя последовательно русификацию корейских поселенцев. Но, пребывая в положении вассала и играя роль пристяжного, общест­во Квонэпхве все же помнило о своих национальных интересах, доби­ваясь шаг за шагом повышения социально-правового статуса обшины в сфере экономики, безопасности, образования и культуры. Наряду с этим, по мнению многих ученых, его неизменной и конечной целыо по-прежнему должно быть завоевание вооруженным путем независи­мости родной страны. Этой радикальной линии твердо придержива­лись такие видные столпы национального движения, как Ли Дон Хви, Ди Дён Хо, Ли Сан Сель, Ли Дон Нен и др. Эти деятели, естественно, не могли одобрять такого камуфлированного приличной упаковкой воссальной преданности внешнеполитического курса тогдашнего Кво­нэпхве. Все они были из группы ехоинов и, следовательно, у них соци­альный статус был на порядок ниже, чем у вонхоинов. В силу сложив­шихся объективных обстоятельств, в отличие от Чве Дя Хена и других ведущих вонхоинов, они вынуждены были действовать нелегально в глубоком подполье. Для наглядности можно обратиться к фрагменту доверительной беседы генерал-губернатора Приморья Н. Гондатти с вонхоином Чве Дя Хеном: «…Корейская община сейчас деятельно гото­вится отпраздновать 50-летие переселения корейцев в Приморье,— констатировал Н. Гондатти,— под благовидным предлогом юбилейных торжеств корейцы не затевают ли какие-либо казусы, идущие вразрез с действующим законодательством? По крайней мере, у русских бытует утвердительное мнение»,— заключал генерал-губернатор. На что Чве Дя Хен клятвенно уверял своего собеседника, что-де «ничего подобно­го не предусматривается, кроме объявленных торжественных меро­приятий».

Этот маленький эпизод наглядно свидетельствует о том, что Чве Дя Хен и иже с ним тогда не знали того, что в дни торжеств Ли Дон Хви, Ли Дён Хо и другие ехоины тайно решили организовать среди корей­ского населения сбор средств, так необходимых для антияпонской воо­руженной борьбы.

Общество Квонэпхве, имевшее свою ставку в слободке Синхан­чхон, содержало в своем активе немало положительных наработок. Так, к 1914 г. облик слободки Синханчхон, по сравнению со старым Кукэч­хокри, коренным образом обновился. Об этом отмечается в публика- иии неизвестного автора в газете «Квонеп синмун» под псевдонимом «Чунса». Вот отрывок из этой статьи:

«Сегодня корейская слободка Синханчхон настоящее современное село. В ней насчитывается более 300 домов и проживает несколько ты­сяч человек. Здесь все, от мала до велика, живут радостной счастливой жизнью. Все дома красивые, добротные, окна аккуратно застеклены, в жилых помещениях на диво чистые деревянные полы. Для жителей сло­бодки, конечно, имеет немалое значение работа, которая их кормит и одевает, но все же в их жизни первое место занимает духовная пиша. В этом им помогают многочисленные религиозные, просветительские и культурные заведения. Глядя на все это, как же здесь не вспомнить наше старое селение Кукэчхокри. Там мы жили в ветхих темных землянках, наспех кое-как сколоченных из камня и фанеры. Бывали случаи, когда прохожие проходили прямо по крышам, ошибочно приняв их за дорогу. К тому же у нас в старом Кукэчхокри разрозненное братание отдельных групп людей — вот вся общественная организация. Основным занятием было пьянство и картежные игры. Это был печальный унылый мир, где был королем тот, у кого кулак покруче. В этих условиях каждый мечтал, как бы где побольше урвать денег и безбедно прожить день-другой, нет, чтобы честным трудом накопить капитал и наравне с другими попы­таться открыть свое самостоятельное дело. Разврат и жизнь без оглядки, неукротимое мотовство — вот был предел мечты каждого».

В войне 1914 года Россия стала союзницей Японии. Корейская об­щина нежданно-негаданно оказалась в крайне критическом положе­нии. В начале августа 1914 года общество Квонэпхве в слободке Син­ханчхон и его печатный орган — газета «Квонэп синмун» вызвались добровольно активно помогать и поддерживать военные усилия Рос­сийской империи.

Корейцы повсеместно устраивали молебен в честь победы русского оружия, организовали добровольное пожертвование в фонд помощи действующей армии. Руководство общины призывало молодежь запи­сываться на военную службу, но, несмотря на такой добрый порыв ко­рейцев в поддержку русской военной кампании, Россия, будучи союз­ницей Японии, предпочла идти по пути политического давления на ко­рейскую общину. Результатов приходилось ждать недолго.

После 1911 г. Россия в одночасье предприняла жесткие репрессив­ные меры в отношении Общества Квонэпхве и всей корейской общины. Одновременно были ликвидированы Квонэпхве и издательство Хапсонса, был наложен запрет на выход газеты «Квонэп синмун». Кроме того, наметившиеся торжества, приуроченные 50-летию переселения корей­цев, также были отодвинуты на следующий год¹⁵. Известный предпри­ниматель Ли Ден Хо духовно и материально оказывавший всяческое содействие в деятельности Квонэпхве и других общественных организа­ций обшины, также получив от властей грозное предписание немедлен­но покинуть г. Владивосток, еше долго скрывался в Приморье, часто меняя для этого место своего нелегального пребывания. Наконец, после долгих мытарств ему удалось перебраться в Пекин, но в июне 1917 г. в г. Шанхае он был арестован агентами японского консульства и этапиро­ван в Корею. Синханчхонское иммигрантское Общество Корюминхве также было упразднено, но позже оно, переименовавшись в Общество по вопросам санитарии, некоторое время продолжало свое существова­ние, его деятельность также строго контролировалась и крайне ограни­чивалась¹⁶.

В ходе войны 4000 корейцев в возрасте от 19 до 47 лет были мобили­зованы в действующую русскую армию, из них 150 человек служили в чине офицеров. Большинство из них было выходцами из вонхоинов, осевших давно в России. Что касается тех корейцев, которые сравни­тельно недавно получили гражданство по указу генерал-губернатора Н. Гондатти, то из них только 4—5 % были мобилизованы в армию, а ос­тальные, уклонившись от призыва, вместе с семьями бежали в Мань­чжурию¹⁷.

Слободка Синханчхон и корейская община в России после Февральской революции (1917—1922)

Дальний Восток России находился в водовороте революционных бурных событий в течение 5 лет 7 месяцев, т. е. вплоть до конца октяб­ря 1923 г., пока последний солдат японских интервенционных войск не покинул порт Владивостока. Как известно, японцы высадились во Вла­дивостоке в августе 1918 г. и долго еще оставались там как завоеватели.

В дни японской интервенции суровые будни революции на Дальнем Востоке во многом отличались от других регионов России. Во Владиво­стоке 12 декабря 1917 г. была провозглашена советская власть. Вслед за этим сторонники Октябрьской революции Приморья, Амурской облас­ти, Сахалина и Харбина, созвав в Хабаровске III съезд Советов (1917.12.25-1918.1.2), провозгласили установление советской власти на всей территории Дальнего Востока. 18 января 1918 г. был учрежден Со­вет народных комиссаров (СНК), как исполнительный орган всего дальневосточного региона. Таким образом, и во Владивостоке была ус­тановлена большевистская власть. Однако в августе 1918 г. высадились во Владивостоке объединенные интервенционистские войска Японии и ряда других мировых держав, беспощадно подавившие новую власть. Наряду с этим незамедлительно последовала цепная реакция. В ноябре 1918 г. в г. Омске адмирал Колчак объявил себя верховным правителем российского государства. Весь Дальний Восток, включая и Приморье, оказался во власти белогвардейских сил. Вскоре, в ноябре 1919 г., была подавлена власть Колчака, а самозваный правитель по постановлению Иркутского военно-революционного комитета был расстрелян. И во Владивостоке власть белогвардейца Розанова, просуществовав год и де­сять дней, бесславно пала под сокрушительным ударом революцион­ных отрядов, возглавляемых большевиками. 31 декабря 1919 г. образо­валось автономное Временное правительство Приморья во главе с эсе­ром Медведевым. И позже образовавшееся во Владивостоке Русское революционное правительство, также просуществовавшее всего 2 меся­ца, 4—5 апреля 1920 г. под натиском японских интервентов, да и вслед­ствие разразившегося в корейской общи не трагического апрельского события, известного как «саволь чамбен», прекратило свое существова­ние. После этого до конца октября 1922 г., т. е. до вывода японских войск с Дальнего Востока, в течение 19 месяцев весь регион Приморья находился под безраздельным господством белогвардейских сил, актив­но поддерживаемых японцами. Калейдоскоп событий с позиции ко­рейской слободки Синханчхон позволяет разделить их на две час­ти — до и после трагического апрельского события «саволь чамбен» 1920 г. Время, последовавшее за Февральской революцией до события «саволь чамбен», можно характеризовать более или менее как спокой­ное, периодом для корейской обшины с размеренным ритмом, устояв­шимся образом жизни.

Во время господства белогвардейщины корейская община, хотя час­тично и подвергалась некоторым притеснениям, но все же жизнь сло­бодки Синханчхон и общины по инерции шла своим чередом. Порой проявлялась даже большая активность во многих сферах политики, экономики, вероисповедания. Однако после события «саволь чамбен» картина коренным образом изменилась. Прежде игравшая в жизни об­щины центростремительную роль слободка Синханчхон в результате грубого вмешательства японских интервентов превратилась в развали­ны, где безраздельно и цинично хозяйничали японские оккупационные власти. В дополнение этому все сильнее раскручивался маховик японизации корейских поселений. В этих условиях в различных слоях корей­ского общества все громче раздавался голос протеста, усиливалось дви­жение сопротивления, объединяя вокруг себя здоровые патриотические антияпонские силы. В те тревожные дни центром общественно-поли­тической жизни общины стали Иркутск, Чита, Благовещенск, Хаба­ровск и другие города. Такие же сельские районы, как Сучан, станови­лись плацдармом мощного ополченского движения.

Накануне трагического апрельского события — «саволь чамбен»

Корейская община в России горячо приветствовала Февральскую революцию. В ходе 1-й мировой войны, подвергавшаяся всяческим го­нениям и притеснениям со стороны царской администрации, корей­ская слободка Синханчхон окончательно пришла в полный упадок. Для нее, да и для всей корейской диаспоры, Февральская революция была глотком свежего воздуха, который помог оживить угасающий очаг на­ционального самосознания и предоставил корейцам возможность засу­чив рукава вновь взяться за восстановление и дальнейшее развитие по­литической, экономической и культурной жизни общины. В южных районах Приморья, где располагалось наибольшее число корейских по­селений, возникали новые административные и общественное структу­ры в виде гунчхонхве (уездного и сельского собрания) и Комитета об­щественной безопасности, к работе которых активно привлекались вонхоины. Кроме того, в слободке Синханчхон, Никольске-Уссурийском, Сучане и ряде других районов Приморья образовались ханминхве (корейское народное собрание) и органы местного самоуправления¹⁸. После Февральской революции людям дышалось свободнее. Исстари считавшиеся единицами традиционного административного деления «ри» И деревня и «чхон» — село приобретали новый смысл и по-современному переименовывались в поселок или село. В соответствии с этим их административные органы назывались поселковыми или сель­скими. Были изменены также названия должностей их руководителей. Так, если в старину в Корее сельского старосту называли «фунчжон», а городского главу — «ноя», то теперь эти малопонятные архаические титулы сменялись более понятными современными словами «минчжан» — сельский староста, председатель сельского схода и «хвечжан» — председатель народного собрания¹⁹.

Из всех корейских поселений владивостокская слободка Синханчхон наиболее остро реагировала на новые политические перемены, ко­торые несла с собой Февральская революция. Итак, после Февральской революции слободка Синханчхон вся обновилась, почти заново от­страиваясь, и ее облик неузнаваемо изменялся. Вначале в ее жизни до­минирующее положение занимали те же вонхоины. В начале сентября 1917 г. многие из них с оружием в руках участвовали в боевых действи­ях на стороне Советов. И эти молодые военные, вернувшись с фронта, организовали Кунинхве — Общество военных и перехватили в свои ру­ки всю инициативу в Слободке Синханчхон²⁰. Впоследствии при их поддержке слободское ханминхве — корейское народное собрание смогло заметно активизировать свою деятельность²¹. Побочным под­спорьем для этого послужило следующее событие. В конце августа 1917 г. главнокомандующий белой армии генерал Корнилов поднял мя­теж, но вскоре был убит в бою. В Петрограде большевики штурмом за­хватили Совет ветеранов. На фоне всех этих событий, развернувшихся в 1917 г., в России стремительно изменялась внутриполитическая си­туация в пользу большевиков.

В то время синханчхонское ханминхве было естественной админи­стративно-общественной структурой представлявшей интересы более 10000 тыс. корейских иммигрантов. Она под своим ведением имела собственные органы самоуправления: отдел образования, следствен­ный отдел, полицию, отдел труда, службу санитарии и т. д. Кроме того, она имела своего независимого прокурора и инспекцию по защите ин­тересов сторон. Дела общего образования находились в ведении отдела образования, но попечительство над женской гимназией имени «1-е марта» взяла на себя христианская церковь. В слободке Синханч­хон, помимо ханминхве, еще функционировали женское общество, об­щество людей преклонного возраста и общество молодежи. Отдел образования, как уже было отмечено, курировал дела обшего образования. В частности, в его ведении находились народные школы, обучающие на корейском и русском языках.

После того, как власть запретила выпуск газеты «Квонэп синмун», стал выходить с июля 1917 г. еженедельник «Ханин сиибо», переняв­ший эстафету предшественницы. Редакция еженедельника находи­лась в доме № 21 на улице Никольской. После бурного первомартов­ского события в слободке Синханчхон стали выходить в свет другие газеты «Синминбо» — орган общества «Чиновники и народ», «Чжаю- бо» — орган пионерской организации, «Тоннип синмун», главными редакторами которой работали публицисты Тян Ги Ен и Ким Чжон Хек, «Ильсебо» — орган партии Ильседан (партии поселенцев первого поколения)²².

Осенью 1917 г. царская администрация передали синханчхонскому хаиминхве ряд полномочий исполнительной власти. К числу их отно­сились судопроизводство, служба по оказанию материальной помощи соотечественникам, снабжение населения продовольствием и т. п.²³ Владивостокская слободка Синханчхон служила не только окном внешнего сношения с соотечественниками, проживающими в других странах, но и была важным политическим узловым пунктом, где реша­лись многие конфликты и спорные вопросы, возникающие между об­щиной и местным населением. И во многом она, перехватив инициати­ву, благотворно влияла на общественное мнение. Огромная заслуга принадлежала выходившей в слободке газете «Ханин ильбо».

В то время Ли Дон Хви и ряд других видных корейских деяте­лей-эмигрантов томились в застенках военной полиции. Перед общи­ной слободки стояла неотложная задача вызволить своих соотечествен­ников из-под стражи. Вскоре Синханчхонское Общество военных по­сылает свою делегацию на переговоры с местной гражданской и военной администрацией и ходатайствует об их освобождении. Так началось среди корейцев широкое движение за свободу Ли Дон Хви. Когда Ли Дон Хви и его соратники были переведены в г. Хабаровск, борьба за их свободу не прекращалась ни на минуту. Синханчхонское общество корейских военных и ханминхве — корейское народное соб­рание — отправляют в Хабаровск свои делегации, переговорный про­цесс продолжался до тех пор, пока царская администрация не освобо­дила их из-под стражи. Ли Дои Хви в сопровождении представителя Общества корейских военных Пак Семена и главы делегации корей­ского народного собрания Хан Ён Хена благополучно возвращался во владивостокскую слободку Синханчхон, остановившись у Ли Хен Ука, тогдашнего председателя ханминхве и главного редактора газеты «Ха- нин синбо». В июле 1917 г. публикуется знаменитая «Декларация о консолидации здоровых сил Кореи», коллективными авторами которой выступили Шин Кю Сик, Чо Со Ан, Пак Ён Ман, Пак Ын Сик, Шин Чхэ Хо, Юн Се Бок и др., всего 14 человек из числа активных участни­ков национального движения, широко развернувшегося тогда в Шан­хае, ряде других регионов Китая и на Гавайских островах. Декларация вскоре стала достоянием гласности широкой общественности, распро­страняясь со скоростью степного пожара среди корейской диаспоры в Китае, России и США. Тогда же она в 3-х экземплярах поступила и в слободку Синханчхон на имя Ким Хак Мана, Ли Кю Фуна и Ким Ха Ку (ответственный секретарь редакции газеты «Ханин синбо»). Впоследст­вии Ким Ха Ку через свою газету настоятельно предлагал авторам Дек­ларации посетить слободку Синханчхон, чтобы обсудить, как они за­мышляют провести в жизнь глобальный проект, связанный с созывом Чрезвычайного съезда представителей зарубежных корейцев для созда­ния центрального руководящего органа, а также решить локальный во­прос — текущие дела общины в России. Правда, для историков до сих пор остается неясным, было ли это тогда его личное мнение или кол­лективно выработанное общее предложение²⁴.

Какими же были роль и значение слободки Синханчхон в жизни ко­рейской общины в России. Ведущие фигуры общины из стана вонхои­нов Мун Чан Бом, Хан Мен Се, Ким Чель Хун и др. последовательно придерживались линии, направленной на обеспечение общественной безопасности и повышение социально-экономического статуса общи­ны. Этим и объяснялось то, что в их рядах функционировали довольно много членов партии социалистов-революционеров (эсеров), явно от­межевавшихся от большевиков. Такая линия нашла живой отклик и среди участников национального движения ехоинов. В частности, ее поддерживали Юн Хе, Ким Ха Сок, Вон се Хун и др., так как национа­лизм в его чистом виде рьяно проповедуемый ими, не мог сосущество­вать с идеологией большевизма.

В мае 1917 г. состоялась Всероссийская конференция представите­лей корейской общины. В августе была образована Генеральная ассамблея «кореинов» (тогда корейская обшина так называла свою на­циональность) — Корёчжок чжунанчхонхве, и она после Февральской революции вплоть до начала Октябрьской революции фактически иг­рала роль руководящего органа корейской общины, активно поддержи­вая политику Временного правительства, но в отличие от первого, Вре­менное правительство России, верное союзническим отношениям с Японией, довольно холодно, если не враждебно, относилось к аити- японской борьбе корейской общины в России.

В противовес этому, представители национального движения ехои- нов, в частности, Ли Дон Хви, Ким Рип и др., шли по пути максималь­ного сближения с большевиками. На этой основе они пытались акти­визировать свою антияпонскую освободительную борьбу, действуя вразрез с мнениями вонхоинов, составляющих в то время руководящее ядро Генеральной ассамблеи. В создавшейся ситуации первые, дейст­вуя при поддержке представителей пробольшевистски настроенной мо­лодежи — Пак Ай, Ли Хан Ена, Пак Чжин Суна, О Василия — в после­октябрьский период добиваются значительного преимущества над вто­рыми. Но как бы то ни было, при явном покровительстве большевиков образовалась в 1917 г. обновленная новая руководящая структура, пере­именованная в Генеральную ассамблею ханинчжок, в состав которой на паритетных началах вошли представители вонхоинов и ехоинов. Та­ким образом, возникло некоторое двоевластие.

Ассамблея корёчжок, базировавшаяся в Никольск-Уссурийске, шла на поводу у антибольшевистского Сибирского правительства в Омске, а основавшаяся в Хабаровске другая Ассамблея ханчжок активно поддер­живала большевистскую власть. Новая большевистская власть, в отли­чие от прежних правителей России, после заключения сепаратного мирного договора с Германией, вышла из коалиции союзных держав и проводила антияпонскую линию.

Позднее, 17 января 1918 г., двум противостоящим силам наконец удалось достичь Временного компромиссного перемирия, но вскоре в се­редине года вновь произошел резкий раскол. Вследствие чего сторонни­ки Ассамблеи Ханчжок под руководством большевиков создали Корей­скую социалистическую партию, а сторонники Ассамблеи корёчжок, со­звав в мае 1918 г. 2-ю Всероссийскую конференцию представителей корейской обшины, образовали на ней Всероссийскую Генеральную ас­самблею ханчжок и заняли в ней все ключевые посты.

В августе 1918 г. и в последующий период в России началась мас­сивная интервенция войск мировых держав Японии, США, Англии и Франции. На фоне активного вмешательства союзных держав во внут­ренние дела России водораздел, пролегавший между противостоящими лагерями, т. е. между вонхоинами и ехоинами, еше более резко обозна­чился. Так, сторонники лагеря воихоинов, ранее провозгласившие на майской Всероссийской конференции курс политического нейтралите­та, теперь открыто примкнули к стану русских эсеров, занявших цен­тристскую позицию, а отдельные из них даже неприкрыто выступали на стороне белогвардейских сил. Благодаря этому Ассамблея ханчжок с приходом к власти белой армии приобрела статус вполне легальной структуры общины, а сторонники Корейской социалистической пар­тии вместе с большевиками, уйдя в глубокое подполье, перебрались в глухие сельские районы или Маньчжурию.

Анализируя создавшуюся вокруг слободки Синханчхон общую воен­но-политическую ситуацию в тот период, следует отметить некоторое разночтение в оценке роли и значения слободки Синханчхон. Бытует мнение, что пробольшевистски настроенная группа корейцев, сплотив­шаяся вокруг газеты «Ханин синбо», являлась антиподом Николь- ско-Уссурийской ассамблеи Корёчжок и выступала главной движущей силой, приведшей к созданию Корейской социалистической партии. Но это было заблуждение и явно ошибочная оценка деятельности руково­дящих деятелей, сгруппировавшихся вокруг газеты «Ханин синбо».

В действительности дело обстояло далеко не так. Во второй полови­не 1917 г. издателем и редактором газеты «Ханин сиибо» и одновремен­но членом Генеральной ассамблеи Корёчжок был один из лидеров вонхоиновХан Ён Хен. Под его началом работали Ким Бен Хып — глав­ный редактор, Ким Ха Ку — ответственный секретарь, Ким Чи Бо — зав. отделом корреспонденций, Ли Хен Ук — зам. зав. отделом коррес­понденций, Ким Чер Хун — секретарь этого отдела, Юн Нык Хё — зав. финансовым отделом, Чэ Сон Ха — бухгалтер и Ким Ян О — председа­тель ревизионной комиссии.

Это был весьма пестрый смешанный состав редакции газеты, состо­явший из ехоинов и вонхоинов. Одним словом, группа руководящих работников газеты, состоявшая из представителей корейской общины слободки Синханчхон, не противостояла силам Никольско-Уссурий- ской ассамблеи Корёчжок. По этой понятной причине синханчхонское общество ханминхве сочло возможным посылать на открывшуюся ]| января 1918 г. Генеральную ассамблею Корёчжок свою представи­тельную делегацию в составе таких видных деятелей, как Хан Ён Хен, Ким Хен Квон, Чэ Сон Ха, Каи Ен О, Чо Чжан Вон и др. Вслед за этим, в середине января 1918 г., на основе компромиссного решения усилия­ми двух сторон — Никольско-Уссурийской ассамблеи Корёчжок и Ха­баровской ассамблеи Ханчжок образовались промежуточный времен­ный комитет и комитет по выработке проекта конституции. В состав этих новых структур вошли также Хан Ён Хен, Ким Ха Ку и другие представители синханчхонской общины.

В ходе работы 2-й Всероссийской конференции представителей ко­рейской общины вновь принял резкий ожесточенный характер незату­хающий конфликт между центром вонхоинов их ассамблеи корёчжок и центром ехоинов — сторонников социалистической партии. В процессе развернувшихся дискуссий представители синханчхонской общины вместо того, чтобы сохранить единство взглядов в своих рядах, предпо­чли дальше идти по пути раскола.

В конце 1918 г. и в последующий период перед корейской общиной стояли не терпящие отлагательства актуальные задачи: возможное уча­стие в открывающейся мирной конференции в Париже и подготовка проекта Декларации о национальной независимости Кореи; образова­ние Совета корейских граждан — Тэханкукминыхве — и проведение первомартовских массовых манифестаций. Всю эту огромную работу тогда возглавляла Никольско-Уссурийская ассамблея ханчжок во главе с Мун Чан Бомом. Все это происходило в условиях, когда руководящие кадры Корейской социалистической партии под давлением белогвар­дейских сил ушли в подполье, с одной стороны, а с другой — Синханчхонская корейская община в силу своей разношерстности не в состоя­нии была обеспечить единство действий. Так, Пак Чжин Сун в феврале 1919 г. в одном из номеров газеты «Чхосон ильбо» не без сарказма пи­сал: «…Сегодня корейцы, проживающие в России, являют собой до­вольно пеструю картину. По языку, каким они общаются меж собой, по манере и форме одежды, по вновь приобретенным привычкам и целому ряду других признаков их смело можно разделить на три категории: тип старомодного консерватора, тип русофила и устоявшийся русский тип. Иными словами, старомодный консерватор — это кореец, упорно от­вергающий все новое и не желающий расставаться со всем, что свойст­венно корейским национальным обычаям и традициям; тип русофи­ла — это тип корейца, во всем слепо подражающий всему русскому, и, наконец, русский тип — это кореец, давно осевший в России или ро­дившийся и выросший здесь, и потому мало чем отличающийся от рус­ских, хотя сам он по своей внешности далек от русского человека». В этом смысле и владивостокская слободка Синханчхон была крайне сложным конгломератом²⁵. Она располагалась на окраине большого города, в ней скученно проживало огромное количество корейцев. Этим она во многом отличалась от остальных поселений, где проходила незаживающей раной резкая социальная грань между вонхоинами и ехоинами.

После Октябрьской революции в России слободка Синханчхон ста­новилась центром политической и духовной жизни корейской обшины. Особенно после Первомартовского движения она была и центром на­родно-освободительного движения за рубежом, оставаясь неизменно Меккой для паломничества зарубежных корейцев. В те годы статус сло­бодки настолько повысился, она даже соперничала по своей значимо­сти с Шанхаем, где впервые в истории освободительной борьбы корей­ского народа было образовано Временное правительство Кореи.

Но после Первомартовского движения в Приморье вторглись япон­ские интервенционные войска, и весь этот регион, в том числе г. Вла­дивосток, находился под их контролем. По этой причине и Кукминхве, обосновавшееся в слободке Синханчхон, стало терять свою прежнюю позицию в борьбе за пальму первенства с Шанхаем и 30 августа 1919 г. окончательно прекратило свое существование.

В начале 1920 г. белая армия в боях с большевиками потерпела со­крушительное поражение, и повсеместно начала устанавливаться со­ветская власть. И в эти тревожные дни корейская слободка Синханчхон не оставалась в стороне. Революционно настроенные слои ее населения приветствовали приход новой власти и активно сотрудничали с пред­ставителями советской власти. Все это помогло ей за короткое время восстановить статус прежнего центра общественно-политической жиз­ни обшины. Кроме того, при поддержке революционных сил России в Приморье значительно активизировалось корейское ополченское дви­жение. С широким размахом развернулась среди населения кампания по разоблачению прояпонских элементов. Принимались решительные меры против гнусных происков японских агрессоров. Наступили чер­ные дни для японского милитаризма. Всего этого не могла не видеть Япония, испытывая серьезные опасения на фоне все более укрепляю­щихся уз солидарности российской революции и силами корейского национального движения. Японцы в качестве профилактических мер спровоцировали апрельское трагическое событие «саволь чамбен». Па­раллельно с этим резко усиливались репрессии японских войск. В этих условиях участники корейского национального движения, составной частью которого являлись синханчхонское Кукминхве, Корейская со­циалистическая партия, Совет старейшин и женское общество вынуж­дены были снова уйти в нелегальное положение. Впоследствии часть их тайно перебралась в Маньчжурию или Амурскую область, где власть находилась в руках у революционных сил, а другая часть — укрывалась в отдаленных глухих сельских районах.

После апрельского (1920 г.) трагического события «саволь чамбен»

В ночь с 4 на 5 апреля 1920 г. японские интервенционные войска на Дальнем Востоке совершили чудовищные злодеяния против русских революционных сил и корейской общины. Эти зверские преступления японцев оставили на страницах летописи освободительной борьбы ко­рейского народа свой неизгладимый след, печально именуемый исто­риками «саволь чамбен». Тогда во Владивостоке, Никольск-Уссурий- ском, Спасске, Хабаровске, Посьете, Сучане и ряде других дальнево­сточных городов японцы в течение одной ночи предприняли неслыханные карательные меры, беспощадно расправляясь и уничто­жая антияпонски настроенных корейских патриотов. Повсеместно про­изводилась повальная облава, аресты, без всякого повода поджигались дома и расстреливались невинные мирные жители. По данным газеты «Тоннип синмун» (20 апреля 1920 г.), в эту злополучную ночь японца­ми было арестовано 380 чел., согласно другим источникам расстреляно тогда более 300 человек, арестовано около 100 человек. Так японская жандармерия, незаконно напав на слободку Синханчхон и разоружив 50 русских солдат, расквартировавшихся в здании корейской школы, производила повальные обыски в общественных зданиях и частных до­мах, арестовав при этом более 60 человек.

В ходе карательной операции в слободке Синханчхон были подож­жены школы, редакция газеты «Ханим синбо», часть документов и имущества сожжена или уничтожена, а часть была увезена. После всех этих «геройств» японцы разместили один свой жандармский отряд в здании, в котором раньше находился кукминхве — Совет корейских граждан со своими многочисленными подразделениями. Это здание располагалось прямо напротив иммигрантского комитета местной управы. Этот жандармский отряд еше долго мозолил глаза корейцам, оставаясь в слободке под видом отряда самообороны. В г. Никол ьск-Ус- сурийском в эту ночь японцами арестовано 76 корейцев и 2 дня спустя 7 апреля из них 4 человека — Чве Дя Хен, Ким И Чжик, Ом Чжу Филь и Хван Кей Сей без суда и следствия зверски были расстреляны. Все они были ведущими руководящими кадрами корейской общины²⁶.

После этого события прошло несколько дней, но жизнь не стояла на месте. 13 апреля 1920 г. в корейской слободке Синханчхон состоялся по­селковый сход. 90 его участников организовали новый иммигрантский Комитет — корюминхве. Председателем его единогласно был избран ан- тияпонский активист Чо Ен Чжии²⁷. В противовес этому, позднее, япон­ское консульство во Владивостоке путем подкупа и интриг развернуло среди корейского населения широкую пропагандистскую кампанию, пытаясь привлечь на свою сторону его неустойчивые, колеблющиеся элементы. 23 мая японцам удалось сколотить некую структуру под за­манчивым названием «Корейское народное собрание». По их замыслу оно должно охватить всех корейцев, проживающих в различных районах Владивостока, и председателем его «навязали» неграмотного толстосума некоего Ли Сан Уна. Но «народное собрание» не оправдало надежды японцев. Даже по признанию самого японского консульства, оно не яв­лялось «надежной прояпонской организацией», несмотря на это, орга­низация, находясь под контролем японцев, щедро субсидировалась ими. Поэтому, как ожидали японцы, «дело дальнейшего внедрения прояпон- ского духа в сознание корейцев было только вопросом времени»²⁸.

Наспех сколоченные вскоре после апрельского события 1920 г. в слободке Синханчхон Корейское народное собрание — «Чхосонинмин- хве» — и функционировавшие параллельно с ним во многих корейских поселениях Приморья подобные марионеточные структуры типа «Чхо- сонинминхве» и «Канхвахве» — все это было детищем той же японской милитаристской политики, которая активно и целеустремленно осуще­ствлялась на территории Китая, в том числе и в Северном Каидо. Обо всем этом красноречиво свидетельствовали образовавшиеся в то время в Никольск-Уссурийском (1 мая), Посьсте (май), Славянское (июль), Раздольном (август), Сучаие и других населенных пунктах все те же об­щественные организации «Чхосонинминхве» и «Канхвахве».

В целях осуществления своих далеко идущих замыслов японцы ак­тивно привлекали на свою сторону неустойчивые элементы корейской общины. Так, О Чан Хван, Ким Ён Хак, Кан Чжен Кю и некоторые другие интеллигенты, организовав Комитет народного образования в поддержку японцев, довольно ревностно претворяли в жизнь среди на­селения план обучения на японском языке²⁹. Таким образом, апрель­ское событие — саволь чамбен — оказывало крайне негативное влия­ние на жизнь общины в Приморье, вызвав новую волну прояпоиского дурмана среди населения. Но, как следовало ожидать, все эти потуги прояпонских марионеточных структур впоследствии потерпели полное фиаско, а их непосредственные участники в последовавшей в 1929 г. борьбе против правого уклона и чистке в рядах большевистской пар­тии, всеобщей коллективизации сельского хозяйства стали объектом беспощадной критики и осуждения. Надо полагать, апрельское собы­тие 1920 г. нанесло немалый урон и имиджу владивостокской слободки Синханчхон, прославившейся в свое время, как Мекка для паломниче­ства корейских поселенцев, т. к. в течение длительного времени устояв­шиеся ее добрые традиции и накопленные ею достижения под ударом японской военщины в одночасье были сведены на нет.

Апрельское трагическое событие 1920 г.—саволь чамбен — являло собой не только хищный оскал японского империализма, без зазрения совести уничтожавшего невинных мирных жителей и созданное ими материальное и культурное наследие, но и нанесло колоссальный вред всему национальному движению корейской общины в целом.

Слободка Синханчхон и корейская община в России в период становления советской власти

В советское время слободка Синханчхон занимала видное место в жизни корейской общины в России. В период советской власти все стороны жизни городов и сел находились под строгим контролем руко­водства Коммунистической партии. Право корейской обшины на суве­ренное самобытное существование было безвозвратно утрачено. Обще­ственно-политический облик слободки Синханчхон неузнаваемо де­формировался. Уровень ее социального статуса неизмеримо упал по сравнению с прежним дореволюционным периодом, когда корейские газеты «Квонэп синмун» и «Ханин синбо», выходившие в слободке Синханчхон, играли решающую роль в формировании общественного мнения и воспитании национального самосознания всей корейской об­щины в России.

С марта 1923 г. корейский отдел Владивостокского городского ко­митета компартии стал издавать новую газету «Сенбон» («Авангард»). Ее редакция находилась вместе с редакцией русской газеты «Красное знамя», органа компартии, в одном здании, располагавшемся на цен­тральной улице Ленинская. В апреле 1929 г. она была переведена в г. Хабаровск и просуществовала как орган ЦК компартии вплоть до ав­густа 1937 г., т. е. до дня массового насильственного переселения ко­рейцев с Дальнего Востока.

Кроме упомянутой выше газеты «Сенбон», выходили в то время и другие корейские издания. Так, в Посьете — «Ленинский путь» — ор­ган компартии (1930), «Ударник» — орган политотдела МТС (1933) и во Владивостоке — «Рыбак Приморья» — орган рыбацкой артели (1930). Все они печатались за пределами слободки Синханчхон, к тому времени окончательно утратившей свое прежнее лидирующее положение .

Аналогичное положение создавалось и в области образования. В пе­риод, последовавший после 1923 г., во всем Приморье стремительно расширялась сеть культурно-массовых и просветительских заведений. Слободка Синханчхон перестала быть центром общественной и духов­ной жизни корейской обшины. Так, если до 1917 г. на всей территории Дальнего Востока 4-х летних корейских начальных школ всего насчи­тывалось 15, то в канун насильственного переселения уже было более 300 начальных, более 60 неполных средних школ и более 20 технику­мов, основанная в 1918 г. силами обшины в г. Никольск-Уссурийском средняя общеобразовательная школа, претерпев в ходе Гражданской войны в Сибири всяческие лишения и гонения, приобрела в 1926 г. ста­тус педагогического техникума, становясь настоящей кузницей нацио­нальных корейских кадров. За 10 лет своего существования техникум окончили 244 высококвалифицированных педагога. Довольно успешно функционировал и основанный во Владивостоке в 1931 г. Корейский педагогический институт. В 1935 г. число его выпускников достигло 17 человек. Кроме того, при нем был открыт рабфак для подготовки ра­бочей и крестьянской молодежи к обучению в высшей школе³¹.

Несмотря на все это, в слободке Синханчхон по-прежнему скученно проживало большое количество корейцев. Она еще длительное время пребывала в относительно лидирующем положении как центр жизни корейской диаспоры.

Как правило, в такие знаменательные дни жизни обшины, как День провозглашения Декларации о национальной независимости, перво­мартовских манифестаций трудящихся, День национального позора и унижения — 29 августа, клуб им. Сталина с слободке Синханчхон неиз­менно становился местом проведения грандиозных массовых меро­приятий. Так, когда в этом клубе в 1927 г. происходили праздничные торжества по случаю 10-й годовщины Великой Октябрьской револю­ции, на тех торжествах была образована специальная комиссия по сбору материалов и свидетельств корейских иммигрантов, необходимых для выпуска юбилейной брошюры под названием «10-я годовщина Великой Октябрьской революции и корейская община в стране Советов». Там же периодически проводились многочисленные собрания трудящихся и массовые митинги протеста против японских милитаристов, оккупиро­вавших Корею и подвергающих репрессиям корейских коммунистов³² Клуб имел свою фундаментальную библиотеку, и в ней одно время ра­ботал выдающийся политический деятель того времени Ли Дон Хви (1925). Он также выпускал свою многотиражку «По ленинскому пути»³³.

В 20—30-е годы первым ощутимым ударом для корейской обшины были события, связанные с партийной чисткой, ликвидацией кулачест­ва и навязанной сверху сплошной коллективизацией сельского хозяй­ства. Жертвами этих мероприятий, принявших огромный размах, в первую очередь пали ведущие руководящие деятели общины и наибо­лее зажиточные крестьянские слои. В этом же русле на 9-м Дальнево­сточном краевом съезде партии, проходившем в 1929 г., было принято роковое постановление, призывающее «решительно бороться с отще­пенцами из крыла корейских коммунистов, погрязших в трясине фрак­ционной борьбы»³⁴.

В связи с развернувшейся по всей стране партийной чисткой и ликвидацией кулачества обращают на себя внимание следующие обстоятельства: если сторонникам шанхайской группировки удалось избежать гневного осуждения руководства компартии России, то, в отличие от них, сторонники иркутской группировки и члены Совета корейских граждан — Кукминхве почти все были исключены из партии или вы­дворены из страны.

Среди репрессированных в ходе партийной чистки сторонников Кукминхве были такие известные столпы корейского национального движения, как Хан Мен Се, Чве Ко Рё, Ким Ха Сок, Лим Хо и др. Из иркутской группировки также репрессиям подвергались не менее из­вестные имена как Нам Ман Чун, Чэ Дон Сун, Ким Чжи Кю, и др. Бы­ли раскулачены как классовые враги беспартийные Мун Чан Бом, Ем Ха Ин и др.

Кстати, все эти раскулаченные корейцы еше в царское время успели получить гражданство и числились в подворных списках, как самостоя­тельные крестьяне. Достоянием гласности стали многие неблаговидные факты, свидетельствующие о том, что некоторые из них в годы Граж­данской войны примкнули к лагерю белой армии и на ее стороне участ­вовали в контрреволюционных действиях. По окончании Гражданской войны они развернули фракционную борьбу против большевиков. Это­го было вполне достаточно, чтобы обрушить им на голову «Карающий меч революции»³⁵.

Позднее неумолимая судьба наносит корейской общине второй не­поправимый удар. В середине 30-х годов в России начались тотальные сталинские репрессии против лучших представителей корейской общи­ны. В те годы на Дальнем Востоке особенно активизировались происки японских агрессоров, и в пограничных районах создавалась довольно напряженная обстановка. Ранее, в сентябре 1929 г., военная клика Маньчжурии спровоцировала вооруженный конфликт на китайско-вос- точной железной дороге и вынудила СССР наглухо закрыть совет­ско-китайскую границу, установив чрезвычайно жесткий режим в по­граничных районах. В дополнение к этому в 30-е годы милитаристская Япония на Востоке начала провоцировать Советский Союз своими бес­конечными вылазками. Сталин очень болезненно воспринимал эту опасную возню японских милитаристов. И, по его мнению, случись война, Советская Россия, еше не окрепшая в военном отношении, не готова противостоять до зубов вооруженной могущественной Японии. В этой ситуации первым делом нужно погасить тлеющий очаг вооруженного конфликта. И в марте 1935 г. СССР решил продать Японии право на владение и эксплуатацию КВЖД. В то время крайне тревож­ной была и внутриполитическая обстановка страны. 1 декабря 1934 г. в Ленинграде было совершено покушение на секретаря ленинградского обкома партии С. Кирова. После этого террористического акта вскоре арестовываются Б. Зиновьев, С. Каменев и ряд других советских и пар­тийных руководителей (август 1936 г.) как соучастники антигосударст­венного заговора. С этого события и началась в стране широкая репрес­сивная кампания против сторонников антисталинской фракционной группировки. В результате многие члены большевистской партии траги­чески пали жертвами репрессий. Так, из 1961 человека, участвовавших в работе XVII съезда партии в 1935 г., были репрессированы 1108³⁶. И дальневосточный регион в те тревожные дни не избежал кощунствен­ного беззакония и произвола. Вовлеченные в орбиту разнузданных ка­рательных мер партийная организация и органы безопасности Дальнего Востока без разбора исключали из рядов партии и расстреливали всех, кто попадал под горячую руку и мало-мальски подозревался в неблаго­надежности, огульно обвиняя их в предательстве, навешивая ярлык «врага народа» или «агента японской разведки». Многие из них обвиня­лись в антигосударственном заговоре, что они якобы попытались отде­лить Дальний Восток от России и передать его Японии.

В свое время бежавший в Японию глава Управления НКВД по Дальневосточному краю, ответственный за насильственное переселе­ние корейцев с Дальнего Востока, некий Рыжов, выступая впоследст­вии на страницах японского журнала «Кеган Россия», писал: «…В дни репрессий на Дальнем Востоке пали жертвами 9000 партийных работ­ников и военных. Сталинских репрессий не избежали и иностранные граждане. Так, было арестовано 11000, выдворено из страны 8000 ки­тайцев, арестовано 600 поляков и несколько сот немцев, латышей, ру­мын. Одновременно с этим, арестовано и расстреляно 1000 белогвар­дейцев и 2500 корейцев»³⁷.

Чудом спасшийся от сталинских репрессий один из руководителей корейской обшины Ли Ин Соп в своих мемуарах писал: «…В 1935 — 1936 гг. сторонники шанхайской и иркутской группировки, члены кукминыхве, приверженцы группы «М. Л.» и другие корейские ком­мунисты поголовно все были исключены из партии большевиков и подвергались репрессиям. Кроме них, и другие национальные кадры, работавшие в различных областях народного хозяйства, в эту тяжелую годину также не избежали карающей руки сталинских репрессий»³⁸.

Однако для распоясавшихся сталинских инквизиторов было этого мало. Они решили обескровить, выхолостить все корейское нацио­нальное движение, развернувшееся тогда в русле господствующей в стране коммунистической идеологии. В 1932—1934 гг. арестовывались под надуманным предлогом, что-де они принимали участие в антина­родных террористических действиях и саботаже, ведущие обществен­но-политические деятели корейской обшины Ким Ен Ман, Ким Кю Ель, Лю Бон Сик, Кин Хе Рён, Тян Сун, Пак Чи Хак и др.³⁹ Список жертв репрессий можно долго продолжать. В 1933 г. были арестованы и расстреляны как «агенты японской разведки»⁴⁰ три видных деятеля корейского национального движения Чве Сен Мун, Чве Чжин и Пак Деи Им. 25 января 1936 г. арестовывались Ким Афанасий, Ким Ми­хаил, Тян До Чжен и Ким Чжин. Все они, за исключением Ким Чжи- на, годом раньше, в 1934 г., на партийном съезде дальневосточного края избирались в состав краевого комитета партии, из них Ким Афа­насий и Ким Михаил участвовали в работе XVII съезда КП(б). Ким Афанасий даже выступил на съезде от имени дальневосточной пар­тийной организации. Всем им без всякого основания предъявлялось огульное обвинение, что они, мол, будучи членами ревкома шанхай­ской группировки, вместе с иркутской группировкой и группой «М. Л.» активно сотрудничали и пытались полностью игнорируя уста­новку Коминтерна, перехватить инициативу в руководстве коммуни­стического движения Кореи⁴¹.

Итак, налицо разнузданный государственный терроризм, приобрет­ший черты отработанной системы, именуемой сталинским режимом. И под жерновами его безвременно закончили свой жизненный путь многие руководящие деятели корейской общины. Но это только верх­няя часть айсберга, а его глубинная подводная часть до сего времени покрыта мраком. Разобраться во всех деталях этой колоссальной чело­веческой драмы — дело не из легких. Несмотря на все это, одно совер­шенно очевидно: подавляющее большинство элитной части общины еще задолго до насильственного переселения корейцев в 1937 г. плано­мерно физически было уничтожено. Об этом наглядно свидетельствуют две заметки газеты «Сенбон», выходившей летом 1937 г. в канун пере­селения. Так, в газете «Сенбон» от 23 июня 1937 г. под псевдонимом «Киммо» публикуется заметка неизвестного автора: «…Уже принесла ощутимые результаты принципиальная борьба с остатками фракцион­ных группировок. Наконец, нам удалось поставить точку персонально­му вопросу о Хан Борисе».

Далее в ней приватно в тенденциозной форме рассказывалось об интригах и кознях фракционной групповщины, главными действую­щими лицами которой якобы выступали нынешний ректор Корейского педагогического института во Владивостоке Чве Николай, прежний его ректор Огай Петр, директор рабфака при институте Хан Борис, про­фессор исторического факультета Пак Моисей и т. д. Все они по заслу­гам заклеймлены и исключены из партии. Далее, касаясь деятельности другой группировки, возглавляемой Хан Мен Се и Чве Ко Рё, не без злорадства автор смакует: «…Достойны самого решительного осужде­ния примкнувшие к ней группы „Корбюро“ и „М. Л.“».

Автор даже не гнушался осудить скончавшегося в январе 1935 г. об­щепризнанного лидера корейского национального движения незабвен­ного Ли Дон Хви, как «главаря антиреволюционной Шанхайской груп­пировки».

В этой же газете (18 августа 1937 г.) опубликована пространная ста­тья, коллективным автором которой значилась так называемая инициа­тивная группа «Бригада культпохода». Эта газетная статья под тенден­циозным заголовком «Обращение ко всем корейским трудящимся Дальнего Востока» не оставляла никакого сомнения в том, что боль­шинство руководящих работников в области просвещения и культуры уже бесповоротно было исключено из партии или казнено репрессив­ными органами. В этом «обращении», фактически адресованном ко всей многотысячной корейской диаспоре, странным образом препод­носился как «большой успех» тот зловещий факт, что «давно засевшие в системе культурно-просветительских учреждений заклятые враги на­рода, в частности, О Сен Мук, Ли Кван, На Кон (Дальневосточное го­сударственное издательство), Огай Петр, Хан Борис, Пак Моисей, Чве Николай (владивостокский пединститут), прежние главные редактора газеты «Сенбон» Чве Хо Рим и Ли Мун Хен, составитель учебника грамматики корейского языка О Чан Хван и пр. заслуженно наказаны за свою неблаговидную деятельность».

В этих газетных заметках просматривается и другая сторона медали. В то время уже существовала довольно влиятельная группа представи- тслей нового поколения, позволившая себе нагло и цинично оклеветать заслуженных людей старшего поколения, признанных лидеров корей­ской обшины, навешивая на них ярлык «врага народа» или «антипар­тийного фракционера». Надо полагать, это были новые молодые люди, выдвинувшиеся на авансцену на волне сплошной коллективизации и ликвидации кулачества. В этой связи следует отмстить, что бригада «Синбон», ранее, в 1932 г., направлявшая острие своей критики против О Сен Мука «за его негативное отношение к успехам строительства со­циализма в России», и «Бригада культпохода», опубликовавшая в газете «Сенбон» свое «Обращение»,— все это было ничем иным, как навязан­ное извне организованное проявление чуждого нам, потому крайне опасного направления, идущего вразрез с традиционными обществен­но-культурными ценностями корейской общины. Вполне возможно, что пришедшие после 1930 г. в газету «Сенбон» на смену когорте ста­рых опытных публицистов новые редактора Ким Хон Чжип, Юн Се Хан, Чве Нак Чен, Хван Бо Чхиль и иже с ними были своего рода локо­мотивом в этом направлении⁴².

Беспочвенное клеймение представителями нового поколения мно­гоопытных закаленных в борьбе руководителей старшего поколения как «врагов народа» и развернувшийся с широким размахом по всей стране массовый террор и беспредел тоталитарного режима — вот, по нашему мнению, основной общественно-политический фон, на кото­ром протекала повседневная жизнь корейской общины. Основная мас­са людей стала постепенно привыкать к этим кощунственным явлени­ям жизни, не вызывая у людей резкой ответной реакции. Так искусст­венно создавалась атмосфера умалчивания и терпимости, толкавшей людей на то, чтобы без протеста смириться и забыть тех 2500 руководя­щих деятелей общины, трагически павших жертвами сталинских ре­прессий. И позднее, в 1937 г., логическим завершением этих событий последовало не менее трагичное насильственное переселение корейцев с Дальнего Востока в Среднюю Азию.

Гонения и преследования элитной части корейской общины не пре­кращались в ходе переселения и после него. И на Дальнем Востоке, и в Средней Азии, куда переселялись корейцы, и в других частях обширной территории России долго еще продолжалась повальная охота на ведьм.

Вполне закономерно, что все это вызвало негативную реакцию за рубежом. Так, Временное правительство Кореи, функционировавшее тогда в Китае, живо отреагировало на репрессивные меры в России, чи­нимые против корейских иммигрантов. Тут же от министра иностран­ных дел была передана корреспонденту ТАСС, аккредитованному в Китае, нота протеста с решительным требованием освободить из-под стражи 57 руководящих работников обшины, томящихся в тюрьмах Со­ветского Союза. В письме-сопроводиловке, где приводился перечень арестованных, обозначились такие известные имена, как Хан Мен Се, Ким Ха Сок, Хон Бом До, О Ха Мук, О Чан Хван, Ким Кен Чен, Мун Чан Бом, Чве Сен У, Ли Мин Чанг, Хан Чан Коль, Пак Юн Се, Пак Илья, Ким Михаил, Чве Ко Рё, Юн Хэ, Хон До, Ли Сын, Юн Чжи Ен, Ке Бон У, Тян Ги Ен, Ким Юо Ель и т. д.⁴³

Вслед за массовыми арестами элитной части обшины, последовав­шими в середине 30-х годов, 21 августа 1937 г. в руководстве СССР ке­лейно было принято «Постановление о переселении корейцев, прожи­вающих в пограничных районах Дальнего Востока». Под ним стояли две подписи: председателя Совета Народных Комиссаров В. Молотова и генерального секретаря ЦК КП(б) И. Сталина. Переселение осущест­влялось в два этапа в течение сентября-ноября 1937 года. В первую оче­редь выселялись корейцы, проживавшие в пограничных районах, во вторую очередь — корейцы, проживавшие на остальной территории Дальнего Востока. Всего было переселено 36442 семьи — 171781 чело­век. Для этого использовались 124 воинских эшелона, специально предназначенных для массовых перевозок. Часть из них — 20170 се­мей — 95256 человек перевезена в Казахстан, а другая часть — 16272 се­мьи — 76525 человек — в Узбекистан⁴⁴.

Послесловие

Следует особо отметить роль и значение незабвенного патриота, видного историка, публициста, языковеда, большого эрудита этногра­фии и фольклора, заслуженного революционера корейской общины в России Кореи Ке Бон У. В 1920 г. вышли из-под его пера замечатель­ные путевые заметки «Записки о России», публиковавшиеся с продол­жением в 12-ти номерах газеты «Тоннип синмун». Автор, перечисляя поименно славные дела многих подвижников своего времени, возлага­ет большие надежды на высокие благородные деяния российских корейцев, которые со временем непременно воздадутся сторицей во благо Корее и ее народу. Он о своих чаяниях писал: «Эти люди, обретшие здесь свое пристанище, сегодня действительно безвестные, безымян­ные солдаты великой армии за справедливость. Они не ищут славы, не горят огнем состязательства в суетных мирских делах. На первый взгляд, все они до простоты наивные и добродушные. Видимо, отро­дясь они были такими, и, наверное, так и останутся такими в будущем. Именно это подвигло меня проникнуться уважением к духу земли этой и ее народа. В этом есть своя прелесть, свои ценности, заслуживающие нашего глубокого почтения. Они же раньше тех, кто сегодня живет в нашей Корее, раньше тех зарубежных корейцев, кто ныне живет в Се­веро-западном Кондо и далеких Штатах, сердцем извлекли для себя уроки из русской революции и осознали, какая огромная ответствен­ность лежит на их плечах в будущем возрождении своей родины. В силу этого их дальнейшие действия должны быть предельно серьезными и будут озарены светом разума и мудрости. Сдается мне, они, именно они, в будущем послужат вдохновляющим и для нашего народа приме­ром в деле воспитания подрастающего поколения в духе новой идеоло­гии. По крайней мере, я уповаю на это»⁴⁵.

Не исключено, что в 20-е годы народ порабощенной Кореи, как по­лагал и автор «Записок» Ке Бо У, с надежной смотрел на корейскую об­щину в России. И в этом смысле владивостокская слободка Синханч­хон символизировала собой прототип такого вожделенного корейского общества. Действительно, слободка Синханчхон, в отличие от других общин, разбросанных по многим уголкам мира, служила своего рода эталоном в борьбе корейского народа за свою национальную независи­мость, накапливая бесценный исторический опыт и целеустремленно двигалась по пути строительства новой жизни.

Однако нельзя умолчать и о другой — теневой стороне. Корейская община в России за всю свою иммигрантскую историю, начиная со второй половины XIX столетия и вплоть до дня распада Союза ССР, прошла тяжелый путь испытаний и лишений. И в постсоветский пери­од корейская община, проживающая на огромном пространстве Евра­зии, не избалована спокойной обеспеченной жйзнью. И ныне россий­ские корейцы не в лучшем положении, как и их предки, которые в свое время в условиях дискриминации и притеснений пробивали себе доро­гу как первооткрыватели на необжитой, дикой земле Дальнего Востока.

…Минуло 85 лет с тех пор, когда слободка Синханчхон готовилась отмечать 50-летие иммиграции корейцев в Россию.

В 1997 году общественность отдала дань памяти корейцам того по­коления, устроив в историческом месте — бывшей корейской слободке Синханчхон — Международную научную конференцию, посвященную роли и значению общины в жизни российских корейцев. Это было поистине знаменательное событие.

———————————————————————————————————————————————————————

1.Кантон свинхэ, Ханин синбо. 1917, 1 октября. Поданным газеты «Синхан мин- бо», на август 1910 г. в ходе аннексии Кореи Японией Кэчхокри было уже большим, по численности в нем дворов и населения, селом. В нем насчитывалось более 100 дво­ров. (См.: Синхан ильбо. 1910, 19 октября; Тыбабо. «Записки о России», и др.

2. Тоннип синмун. 1920, 3 апреля.

3. Корейские поселенцы в России в то время разделялись в основном на вонхои- нов и ехоинов. Первые представляли дворы, как единицы при переписи населения, а вторые — остаточные дворы, не вошедшие в подворные списки при переписи насе­ления. На этой основе социальный статус у первых был на порядок выше вторых. В дальнейшем эти термины довольно часто встречаются в тексте, их не следует пугать. {Прим. переводника).

4. Одним из достижений прежних исследований с полным основанием можно считать более или менее объективное освещение общественно-политической деятель­ности общины во времена, предшествовавшие возникновению слободки Синханчхон. Однако не следует однозначно утверждать, что все массовые манифестации корейцев против японской оккупации, организуемые по инициативе Комитета протес­та — «Сонменхве», как правило, проводились только вокруг слободки Синханчхон. Это было бы досадным заблуждением. Известно, такие события, имевшие всеобщин- ное значение, происходили до и после возникновения данной слободки и в других местах.

5. Синхан ильбо. 1911, 3 мая. «…Жители владивостокской слободки Синханчхон организовали Инициативный комитет по оказанию помощи Чве Бен Суну, Хван Кон До, Хан са Кё, а корейцы, проживающие в США, прислали денежное пожертвование в фонд помощи».

6. Тыбабо. «Записки о России» // Тоннип синмун. 1920, 1 марта.

7. Общество «Хангуктоннип юкончжахэпхве». «Корейская община в России и ис­тория ее национального движения». Изд-во Кёмунса, 1994. С. 116.

8. Тыбабо. «Записки о России»; Тоннип синмун. 1920, 3 апреля. Ли Бом Чжин по­жертвовал из своих сбережений в фонд помощи владивостокским корейцам 5000 р. и 6000 руб. (3000 долларов) — в фонд помоши американским корейцам (См.: Синхан минбо. 1911, 7 июня). Из 5000 руб. было корейцам передано — 1000 руб.— корейской начальной школе; 500 руб.— вдове казненного японцами видного корейского патриота Ан Чжун Кына; 500 руб.— вдове Мин Ен Хвана, по 500 руб. каждому — Ли Сан Се­лю, Ли Бом Юну, Ин Соку, Ким Хен Тхо.

9. Тыбабо. «Записки о России» /Доннип синмун. 1920, 30 марта.

10. Пан Бённюль. Жизнеописание Ли Дон Хви — Сон Дя (Сон Дя — псевдоним). Изд-во Бомуса. 1998. С. 113—114.

11. Тыбабо. «Записки о России».//Тоннип синмун. 1920, 1 апреля.

12. Тыбабо. «Записки о России*.//Тоннип синмун. 1920. 1 апреля; 50 лет на Восто­ке по ту сторону реки // Ханин синбо. 1917, 8 октября.

13. Квонэп синмун. 1914, 31 мая.

14. Там же. 1914, 5 мая.

15. Материалы об истории иммиграции корейцев в Россию после революции пуб­ликовала газета «Занчы синбо». Они выходили по частям из номера в номер под об­шей рубрикой «50 лет на Востоке по ту сторону реки». Видимо, в сборе и редактирова­нии данных материалов непосредственно принимал участие известный публицист и языковед Кс Бон У. Позже он же в газете «Тоннип синмун», выходившей в Шанхае, опубликовал под псевдонимом Тыбабо целый цикл своих очерков под названием «За­писки о России».

16. Пак Хван «Тэхан кукминхве — Совет корейских граждан и первомартовское движение в Приморье, «Корейское национальное движение за независимость своей страны и временное правительство Кореи в Шанхае» (Материалы, представленные на международный научный симпозиум. Он был организован по инициативе Науч­но-культурного фонда Кореи. 1999. С. 72).

17. Пан Бённюль. Жизнеописание Ли Дон Хви — Сен Дя. С. 123. По данным газеты «Синхан минбо», выходила в США, в русскую армию были мобилизованы 5000 чел. или, может быть, даже 20000 чел. из числа корейских поселенцев // Синхан минбо. 1916, 22 декабря; 1916, 8 сентября.

18. Ханин синбо. 1917, 23 декабря.

19. Тыбабо. «Записки о России».// Тоннип синмун. 1920, 25 марта.

20. Пак Хван. Совет корейских граждан и первомартовское движение в Примо­рье». С. 72-73. Позднее синханчхонское Ханминхве благодаря уступкам со стороны Общества военных было реорганизовано на основе компромисса с представителями совета старейшин. На собрании, проводившемся в канун Нового года — 30 декабря 1917 г., был избран новый председатель совета корейских граждан. Им стал Ким Чи Бо. На этом же собрании была реорганизована вся структура прежнего Ханминхве.

21. Чонку синбо. 1917, 7 октября.

22. С 5 июля 1917 г. в г. Никольск-Уссурийском стала выходить газета «Чонкуснн- бо» как орган Обшества Корёчжок чжунанчхонхве. Впоследствии, в мае 1918 г., был учрежден Всероссийский комитет данного обшества. Газета переименовалась в «Хан­чжок конбо». После первомартовского движения это молодежное общество начало выпускать свой журнал «Независимость».

23. Чонку синбо. 1917, 7 октября.

24. Ханин синбо. 1917, 23 сентября.

25. Пак Чун У. История иммиграции корейцев в Россию и их образ жизни.// Чосе- нильбо, 1929. 17 февраля.

26. Пен Док     Сан.           Материалы            новой истории. Т. 27. С. 325—333.

27. Пен Док      Сан.   Указ.         Соч.   С.

28. Japanese Government. Ministry ot Foreign Attairs, Archives in the Japanese Ministry of Foreign Affairs MT 38. 2306, pp. 265—277.

29. Общество заслуженных патриотов (Ханкук тоннип юкончжахепхве). См.: Исто­рия корейской обшины и ее национальное движение в России в период 1923—1937 гг.

30. Там же.

31. Там же.

32. Сенбон. 1927, 30 июня, 20 октября, 30 октября; 1929, 8 марта; 1933, 3 июля; 1936, 27 декабря.

33. По инициативе газеты «Сенбон» и с ее помощью с 1929 г. регулярно стала вы­ходить многотиражка клуба им. Сталина. В 1934 г. выходило 12 номеров, каждый ме­сяц — по одному номеру. Кроме того, газета как ежедневная выходила 41 раз.

34. Сенбон. 1930, 3 января.

35. Пан Бённюль. Корейская община до ее насильственного переселения (1923-1937). С. 157.

36. Ким Владимир. Антияпонская борьба советских корейцев и история ее нацио­нальной трагедии (перевод Чо Ен Хван, библиографическая справка — Пак Хван). Институт кукхак., 1997. С. 188.

37. Бугай Н. Ф. История национальной трагедии российских корейцев — коммен­тарии и документы (перевод Чве Чжон Ун, общая редакция — Лю Хан Пэ). Институт Сечжон, 1996. С. 56—58.

38. Ли Ин Соп. Записки эмигранта. С. 180.

39. Ли Владимир, Ким Евгений. Указ. Соч. С. 51.

40. Suturin Delo Kraevogo masshtaba: о rhervakh stalinckogo bezzakoniia na Dalnem Vostoke, Khabarovsk; KK 1991/pp. 190—191.

41Ким Владимир. Указ Соч. С. 189.

42. Пан Бённюль. Корейская обшина в России до насильственного переселения корейцев (1923—1937). С. 165.

43. Чо Со Анг. Собрание сочинений учителя Со Анга. (Общество самкюнхак. 1979.). Часть первая. С. 491; Пан Бённюль. Корейская община в России до насильст­венного переселения корейцев (1923—1937). С. 165.

44. Ли Владимир, Ким Евгений. Указ. Соч. С. 158.

45. Тыбабо. Записки о России.//Тоннип синмун. 1920, 8 апреля.