
§ 1. Корейский этнос: на пути к мета-нации?[1]
С конца 1990-х годов на страницах печати и различного рода научных и иных конференциях, посвященных «корейской» проблематике, всё чаще обсуждается вопрос взаимоотношений Республики Кореи (а в перспективе и объединенной Кореи) с этническими корейцами, проживающими за пределами Корейского полуострова, или так называемая проблема «международного корейского сообщества» (Global Korean Community или Global Korean Network).
Тому есть ряд причин.
Во-первых, корейская иммиграция, имевшая место на протяжении последних 150 лет и достигшая небывалого роста во второй половине XX века, привела к высокой степени дисперсности корейского этноса и образованию крупной корейской диаспоры. Корейцев сегодня насчитывается в мире около 81 млн. человек. На конец 2005 г. численность населения Корейского полуострова составила: на Юге — 48 млн. 294 тысяч и на Севере — 22 млн. 928 тысяч человек[2]. Сегодня в Южной Корее проживают более 50 млн. человек и в Северной Корее — более 24 млн. По данным Фонда зарубежных корейцев при МИДе РК, в настоящее время за пределами полуострова проживают более 7 млн. корейцев в более 170 странах: 3 952 000 — в Азии, в том числе 2 573 928 — в Китае и 892 704 — в Японии; 2 091 432 — в США, 205 993 — в Канаде, 615 000 — в Европе, 107 162 — в Центральной и Южной Америке, 25 000 — на Ближнем Востоке, 10 000 — в Африке[3]. Около 450 000 корейцев проживают в СНГ. Если учесть интенсивность миграции корейцев, как в прошлом, так и в настоящее время, то в недалёком будущем численность корейцев за пределами полуострова может оказаться сопоставимой с населением КНДР. Вполне естественно, что столь стремительный рост зарубежной корейской диаспоры не может не вызывать повышенного к ней внимания со стороны обеих Корей, особенно Южной Кореи. Это, в свою очередь, порождает проблему диалога Корей и корейских диаспор мира.
Типология корейской иммиграции может быть осуществлена по различным основаниям. По своему содержанию, корейская иммиграция подразделяется на политическую миграцию (например, после аннексии Японией Кореи в 1910 г.), трудовую миграцию, миграцию с целью получения образования или создания семьи и т. д. По характеру корейские миграции делятся на вынужденные (как в случае миграции на российский Дальний Восток во второй половине XIX — начале ХХ вв.), насильственные (например, принудительная отправка японскими властями корейцев для исполнения трудовой повинности на Карафуто в 1944-1945 гг.) или добровольные, как в случае современной миграции в США, Западную Европу или Австралию. Условия существования и адаптации, а значит, и выбор поведенческих моделей, корейских диаспор в странах-реципиентах также отличаются. Это — гомогенное (как в Японии) или гетерогенное этническое окружение (как в США и СССР), схожесть или разность культур с народами-соседями, либерально/демократический или авторитарно/тоталитарный характер политической системы страны-реципиента, уровень экономико-технологического развития новых стран, особенности национальной политики и т. д.
Интенсивность иммиграции корейцев и их длительное проживание за рубежом стали приводить к дивергентным процессам в корейском этносе.
Эти процессы имеют количественный и качественный параметры. Количественный параметр связан с ростом численности корейской диаспоры и дисперсностью ее расселения по всему миру. Качественный параметр связан с тем, что, адаптируясь и ассимилируясь в иной этнокультурной и социально-политической среде, корейские диаспоры приобретают всё больше черт, отличающих их от материнского этноса и друг от друга. Это связано как с общей трансформацией традиционных этнокультурных характеристик, так и с изменениями, имеющими локальный характер, связанный со страной проживания. Иначе говоря, корейские диаспоры и тенденции их развития имеют как общие, так и особенные черты. И степень развития последних сегодня такова, что является основанием для выделения новых субэтнических образований — китайских, японских, американских корейцев и других, существенно отличающихся как от корейцев полуострова, так и друг от друга[4]. А фактически на повестке дня стоит вопрос о переходе корейского этноса с национального уровня на пост-, над-, а точнее, мета-национальный уровень.
Известно, что этнические общности могут иметь различные исторические формы. Результатом их естественноисторической эволюции в комбинации с конструированием этнополитических конфигураций стали нации как устойчивые этнические общности, связанные с созданием национальных государств. Однако в связи с глобализацией понятие национального государства и присущего ему суверенитета начинает все более размываться[5]. Меняется и содержание понятия «нация», в котором этническое содержание вытесняется политическим, что и произошло в английском языке[6]. В специальной литературе начинают различать этнонации и гражданские нации[7].
Иначе говоря, нации (этнонации, нации-государства) не являются последней формой этнического развития. Они, как и все предшествующие этнические общности, сталкиваются с конвергентными и дивергентными процессами[8]. Например, в результате конвергентных процессов в США сформировалась надэтническая общность «американский народ», не сводимая к определенным этническим группам, например, потомкам англо-саксонцев. А в СССР сформировалась новая надэтническая и наднациональная общность (советский народ), не сводимая к определенным этническим группам или нациям (государственным образованиям, национальным республикам). В результате же иммиграционно-дивергентных процессов нации и этносы начинают распадаться на субэтнические образования, также обретая наднациональный характер, но другого рода, нежели в случае межэтнической интеграции и синтеза, являющихся следствием конвергентных процессов. Так, наднациональный характер приняли этносы, расселившиеся по всему миру и образовавшие крупные зарубежные диаспоры (армяне, евреи, китайцы и др.). Например, количество армян за пределами Армении больше, чем в самой стране. Есть прецеденты, когда этнос образует не одно, а несколько государств, а также, когда диаспоры составляют большинство или весьма значительную часть населения государства. Например, китайцы составляют не только титульное население в Китае и Тайване, но и большинство населения в Сингапуре (76%), значительную долю населения в Малайзии (25%), Таиланде (15%). Они же образовали крупные диаспоры в США (13 млн. человек), Индонезии (более 7 млн.), а в итоге более 80 млн. в 140 странах мира за пределами Китая. Это крупнейшая наднациональная общность в современном мире.
В случае корейцев, с определенными оговорками, можно говорить о сосуществовании трех наднациональных корейских сообществ: 1) сообщество, в котором аттрактором выступает Северная Корея; 2) сообщество, где таким аттрактором является Южная Корея; 3) некоторые диаспорные сообщества (например, коре сарам, которые являются одной субэтнической группой, но разделенной между различными государствами). Хотя отношения между этими сообществами весьма сложны и неоднозначны, глобальные тенденции в сфере этнополитических процессов позволяют обсуждать идею и о возможном формировании единой наднациональной корейской общности (корейцы Севера + корейцы Юга + корейские диаспоры). Конечно, принципиальным условием возникновения такой общности является улучшение отношений между Севером и Югом. В перспективе, оформленная в более или менее устойчивое образование, подобная общность могла бы знаменовать собой новую ступень в эволюции корейского этноса — ступень мета-нации как интегральной совокупности генетически однотипных, но культурно различающихся этнических общностей (материнского этноса и субэтнических образований), исторически принадлежащих к одной нации, и основанной на сочетании общего и особенного.
Широкая дисперсность расселения корейского этноса и увеличивающаяся дифференциация внутри него стали основанием для появления концепции «корейского суперэтноса», неоднократно озвученной российским философом, профессором Г. А. Югаем[9]. Под суперэтносом (данное понятие заимствовано автором у известного советского этнолога Л. Гумилева[10]) Г. А. Югай понимает «совокупность племен, родов, народов-этносов или же наднациональную стадию развития народов»[11]. В этой концепции отражён тот факт, что по мере иммиграции корейцев и их ассимиляции в странах-реципиентах корейская идентичность начинает обретать новые формы и уже не может быть сведена к этническим характеристикам, получившим прописку на Корейском полуострове. Так, определяя суперэтнос как «союз народов или этносов», Г. А. Югай приводит пример корейцев: «Да и одна нация, например, корейская, раздробилась на множество субэтносов как на Корейском полуострове, так и на диаспоры, расселившиеся по всему миру. Корейцы уже давно перестали быть одной нацией»[12].
Во-первых, в рамках обсуждения концепции «суперэтноса» неоднократно выражалось скептическое отношение к данному термину, поскольку приставка «супер» как бы выражает превосходство корейцев над другими народами. В связи с этим Г. А. Югай вынужден неоднократно оговаривать смысл употребляемого им термина, боясь быть неправильно понятым. Так, в одном месте он пишет: «Когда речь идет о суперэтносе, то нередко возникает психологическая ассоциация с каким-то сверхъестественным пониманием, гипертрофированным представлением о нем, или нации, как лучшей по сравнению с другими. Такое понимание неверно, является расизмом и национализмом. Такое представление ошибочно, ибо слово «супер» в переводе на русский обозначает не лучший, а всего лишь «над»[13]. Буквально через несколько страниц автор вынужден опять возвращаться к этой теме: «Еще раз обращаем внимание и на то, что обычно при употреблении слова супер смысл его искажается, ибо вместо «над» оно часто понимается как «сверх» и «лучший». И в этом случае применительно к национальной проблематике приобретает расистский и националистический оттенок»[14].
В связи этим хотелось бы сделать следующее замечание. Латинское «super» имеет не только значение «над», но и «сверх», «через», «выше», «пре-», «пере-». Латинско-русский словарь И. X. Дворецкого дает более 270 слов с приставкой «super» с самыми разными значениями, в том числе как в значении «над» (superaedificium — надстройка, superinspicio — надзирать, supercaelistis — наднебесный), так и в значениях «сверх» и «лучший»: superbus — отличный, великолепный, высокомерный; supereminens — выдающийся; supereminentia — сверхвеличие; superemineo — превосходить, превышать; superexalto — превозносить, возвеличивать; superi — небесные боги; superior — находящийся выше, превосходящий; superlativus — превосходный; supermico — затмить, превзойти; supernus — верхний, возвышенный, высший, небесный; superpono — располагать наверху, ставить на первом плане[15].
Такое же многообразие значение приставки «super» вошло и в современные европейские языки. Так, в английском языке приставка «super» действительно имеет значение «над» (superstructure — надстройка, supervision — надзор). Но она также имеет значение и «сверх» (superman — сверхчеловек, supernatural — сверхъестественный). Также она может выражать и степень превосходства, в смысле «лучший» (superfine — самый лучший, superior — высший, превосход- ный)[16]. Поэтому употребление приставки «super» в двух последних смыслах (в значениях «сверх» и «лучший») — не ошибка в переводе самого значения приставки, а вариации допустимого перевода. Другой вопрос, насколько они соответствуют тому смыслу, который вкладывает в приставку «супер» Г. А. Югай.
Во-вторых, термин «суперэтнос» является весьма неопределенным. Если под ним понимать «совокупность племен, родов, народов-этносов», то любая историческая форма этнической общности может выступать как «суперэтнос»: племя по отношению к роду (поскольку племя есть союз родов), народность по отношению к племени (поскольку народность состоит из племен), нация по отношению к народности. Но в таком случае понятие «суперэтнос» теряет свою инструментальную функцию: в самом понятии племени заложен его над-родовой характер, в понятии народность — над-племенной характер.
В ряде мест Г. Югай использует термин «суперэтнос» в значении, противоречащему вышеприведенному определению. Так, на с. 32 он пишет: «Его точный синоним — совокупность, союз народов-этносов, образующий интернациональное, наднациональное объединение народов. Исторически из родоплеменных отношений возникает народ, или этнос. В последующей эволюции из этноса формируется нация, которая затем перерастает в наднациональное образование — суперэтнос»[17]. Таким образом, суперэтнос — это наднациональное образование, а не над-родовое или над-племенное. Но в таком случае это понимание суперэтноса противоречит тому, что дано на с. 28, где в суперэтнос включаются союзы племен и родов.
Наряду с термином «суперэтнос» в научной литературе используются понятия «над-этническая общность», «над-национальная общность»[18], «меж-национальная общность» и «пост-нация». Считая возможным использование этих понятий, я предлагаю для обозначения корейского (и не только), во многом будущего, сообщества понятие «ме- та-нация»[19]. Как соотносятся все эти понятия?
Мета-нация и над-этническая общность. Над-этническая общность это совокупность различных этнических групп. Она может существовать в двух формах. Первая форма это союз этнических групп, существующий в рамках одного государства, но который еще не стал нацией в полном смысле этого слова (примером могут быть многие многонациональные государства, где соотношение центростремительных и центробежных сил не является однозначным). В случае же мета-нации, она не формируется на основе различных этнических групп; ее части исторически принадлежат к одной нации (материнскому этносу). Во-вторых, над-этническая общность может существовать и в виде нации, где единое гражданское сознание превалирует над этническими различиями (например, американский народ). Но мета-нация это следующая стадия по отношению к нации (нации-государству).
Если говорить о понятии «над-национальная общность», то по содержанию оно носит более широкий характер, нежели понятие «мета-нация». Дело в том, что над-на- циональные общности бывают трех типов: 1) общности, образованные на основе различных наций и этнических групп (например, советский народ); 2) международные сообщества; 3) общности, состоящие из материнского этноса и субэтнических групп, исторически принадлежавших к одной нации (например, корейцы, проживающие как на Корейском полуострове, так и за его пределами)[20]. Лишь третье значение имеет отношение к мета-нации.
Если говорить о термине «меж-национальная общность», то в русском языке он пересекается с терминами «над-национальные общности» в первом и втором значениях.
Осознание необходимости понятийно отразить этнополитические и этнокультурные процессы в корейском этносе в XX и начале XXI вв. привели исследователей из корейского университета Конкук к разработке понятия «корейская пост-нация»[21]. Как мне представляется, приставка пост- отражает лишь первый шаг в движении от категории «нация» к новому концептуализму. Она фиксирует лишь то, что мы имеем дело с неким новым феноменом, который выходит за пределы традиционного значения понятия «нация» и его уже нельзя обозначать как нацию. Однако это количественный шаг и временное определение, в котором еще нет качественной определенности. Мне представляется, что приставка пост-, введенная как некоторая неопределенность или отрицание прежней определенности, по мере выявления качественных характеристик нового, должна наполняться и новым позитивным содержанием.
В этом смысле понятие «мета-нация» в своем определении отличается однозначностью содержания. Во-первых, в нём отсутствуют какие-либо оттенки степеней превосходства, вследствие чего отпадает всякая необходимость оправдываться относительно его толкования. Во-вторых, в нём фиксируется новая форма этнической общности, которая возникает после нации[22]. В-третьих, в нем отражены одновременно и над-национальный характер новой общности, и этническая преемственность ее составляющих с точки зрения исторической принадлежности к единой нации. Главными признаками мета-нации являются:
- общие исторические этнические корни;
- наличие самой нации со всеми её атрибутами и, прежде всего, национального государства;
- высокий уровень миграции за пределы национального государства;
- образование за пределами национального государства общин, с одной стороны интегрированных и ассимилированных к новой среде, а с другой — сохраняющих свою исторически-культурную и генетическую идентичность;
- наличие этнического самосознания;
- наличие взаимосвязей и взаимоотношений между материнским этносом и родственными субэтническими группами, придающих мета-нации черты устойчивого образования как общности.
Одной из субэтнических групп, выделившихся из корейской нации и являющихся частью формирующейся корейской мета-нации, является корё сарам[23]; так себя называют корейцы, в силу исторических обстоятельств со второй половины XIX в. начавшие мигрировать на российский Дальний Восток, волею Сталина в 1937 г. выселенные в Центральную Азию, и проживающие сегодня в различных регионах постсоветского пространства. Наиболее крупная часть этой диаспоры осела в странах центрально-азиатского региона, прежде всего, в Узбекистане и Казахстане.
§ 2. Историография изучения корейцев Центральной Азии
1.2.1 Советская и постсоветская историография
В силу политических причин, изучение корейцев Центральной Азии в СССР было связано с определенными темами, не провоцирующими нежелательные для власти вопросы[24]. Поэтому за пределами исследований остались такие вопросы, как: Каким образом корейцы очутились в Центральной Азии? Каковы причины этого переселения? Как происходило обустройство корейцев на новом месте? Каков был их политический статус? Чем занимались советские корейцы после Второй мировой войны на Сахалине и после корейской войны в КНДР? Почему они практически все вернулись из КНДР? Что стало с теми, кто остался? Почему в СССР нет корейских культурных центров? И так далее. Причем изучение лояльных к властным структурам и идеологии тематических направлений развивалось неравномерно, как по периодам, так и по глубине исследований.
В 40-х годах прошлого века, спустя почти десять лет после депортации в Центральную Азию, российским ученым М. Левиным были проведены исследования по физической антропологии коре сарам[25]. Исследования М. Левина были построены на внушительной выборке — 585 корейцев (486 мужчин и 99 женщин) в колхозах районов, прилегающих к Ташкенту, Самарканду и Кзыл-Орде. С этих работ и начинает свой отсчет изучение корейцев на территории Центральной Азии. К сожалению, в дальнейшем такого рода исследования больше не проводились.
В 50-х — 60-х годах, в связи с впечатляющими достижениями корейцев в сельском хозяйстве, начинает осваиваться тема корейских колхозов[26]. В 1950 г. защищается кандидатская диссертация А. Б. Тена по экономике одного из ведущих корейских колхозов «Полярная звезда», а спустя четыре года — диссертация Н. Нурматова о другом корейском колхозе им. Свердлова[27]. Эта тема продолжает развиваться и в 70-е годы, в том числе и в диссертационных исследованиях (Ким П. Н., Цой С. В.)[28]. Корейским колхозам посвящено и заключение первой монографии, посвященной истории советских корейцев (Ким Сын Хва)[29]. Впервые появляются исторические работы по хозяйственному обустройству корейцев в первые годы после депортации (Ким П. Н.)[30].
С начала 50-х годов начинаются вестись исследования в области лингвистики. В 1953 г. защищается кандидатская диссертация Хегая Михаила Алексеевича на тему «Лексические заимствования из русского языка в корейских переводах». За защитой следует ряд его публикаций[31]. Однако работы М. А. Xегая не являются в строгом смысле изучением речи коре сарам. Этот прорыв в 60-х годах осуществляет Ольга Михайловна Ким. Ее кандидатская диссертация «Особенности русской речи корейцев Узбекской ССР (фонетико-морфологический очерк)» — фундаментальный труд, который сохраняет свою научную ценность и по сей день. На полевом материале в диссертации показаны особенности русской речи коре сарам и дан их анализ в связи с различиями в фонологических системах и морфологическом строе русского и корейского языков. Ей также принадлежат и другие работы[32]. В 70-х годах тему языковой ситуации среди корейцев Узбекистана активно развивает Илья Григорьевич Югай. В 1982 году он защищает кандидатскую диссертацию на тему «Развитие современных языковых процессов в инонациональной среде», в которой приходит к постановке вопроса о неоднозначности этнической идентификации советских корейцев[33].
Важнейшей составной частью корееведческих исследований является этнография коре сарам — изучение культуры, образа жизни, традиций, обычаев, верований, менталитета корейцев. Одним из наиболее авторитетных специалистов в области этнографии коре сарам стала российский этнограф Джарылгасинова Р. Ш.[34] Описание культуры корейцев Средней Азии также содержатся в работах Ю. Ионовой и В. Цоя[35]. Стали выходить и специализированные искусствоведческие работы о песенной культуре (Тен Чу), корейском театре советских корейцев (Ким Иосиф Федоровичу2. Появляются исследования в области образования коре сарам[36].
Годы «перестройки» в СССР и последующей независимости бывших советских республик вызвали к жизни стремительный рост национального самосознания как в крупных этнических образованиях, так и в национальных меньшинствах. Проблемы национальной истории, национального возрождения, путей дальнейшего национального развития стали предметом пристального внимания ученых, публицистов, политиков, общественных организаций. Не обошли эти процессы и корейскую диаспору СНГ, включая корейцев, проживающих в Центральной Азии.
Во второй половине 80-х годов наблюдается всплеск публицистической активности, прежде всего, среди журналистов, писателей, публицистов. В 1988 г. на корейском языке выходит книга журналиста Брутта Кима «Кто мы?», в которой даются вехи истории коре сарам и их культура. Чуть позже выходят ряд газетных публикаций и брошюра поэта Бориса Пака, а также русский вариант книги Брутта Кима[37]. Публикации ученых также выходят в основном в газетных изданиях (философ Сергей Михайлович Хан)[38], литературных журналах и справочной литературе (философ Пак Ир П. А.)[39], а также в виде докладов на научных конференциях (философы Гурий Борисович Хан, Дмитрий Вольбонович Мен)41, появляются работы и в академических изданиях (историк Герман Николаевич Ким)[40]. Защищаются диссертационные исследования — вышеупомянутая диссертация И. Ф. Кима о корейском театре и диссертация Г. Н. Кима, посвященная социокультурному развитию корейцев Казахстана[41].
90-е годы ХХ — начало XXI вв. — период, когда расширяется круг ученых, начинающих заниматься корееведческой тематикой, что было обусловлено несоответствием расширяющихся потребностей в изучении истории и культуры корейской диаспоры и единицами ученых, занимающихся этим. Поэтому состоявшиеся в других областях ученые-гуманитарии обращаются к изучению истории и культуры корейской диаспоры, тем самым восполняя пробелы в этой области.
В Узбекистане это были Петр Геронович Ким[42], Валерий Сергеевич Xан[43] и Сергей Михайлович Xан[44], Людмила Борисовна Хван[45]. Необходимо отметить также адвоката Владимира Дмитриевича Кима, собравшего и опубликовавшего архивные документы о борьбе корейцев на Дальнем Востоке и депортации 1937 года[46], а также журналиста Брутта Кима, затрагивающего в своих публикациях самые разные аспекты жизни коре сарам[47]. Появился специальный справочник (Брутт Ким), в котором собраны сведения о узбекистанских корейцах, достигших заметных успехов в различных областях деятельности — промышленности, сельском хозяйстве, науке, образовании, медицине, спорте, литературе и искусстве[48]; аналогичные сведения можно найти в работах А. А. Кана, В. Д. Кима и Л. Б. Хван[49]. В настоящее время защищена кандидатская диссертация по этнологии (по этнокультурной идентичности коре сарам) Михаилом Теном[50] и завершено диссертационное исследование Людмилой Пак (по семантике свадебной обрядности корейцев Узбекистана). Со второй половины 90-х годов тематика корейской диаспоры Узбекистана начинает привлекать и представителей не корейской национальности. Среди них А. Рахманкулова и Джумашев, Р. В. Еремян, молодые ученые К. Асирбабаева, Э. Расулов, М. Козьмина[51].
Поднимаемые современными узбекистанскими исследователями темы — это история коре сарам (П. Г. Ким, С. Хан, С. М. Хан, В. Д. Ким, А. Рахманкулова, А. Джума- шев), участие корейцев в трудовой армии в годы Второй мировой войны (В. С. Хан, Л. Б. Хван), проблема идентичности коре сарам (В. С. Хан, С. М. Хан, И. Г. Югай, М. Тен), вклад корейской диаспоры в социально-экономическое развитие Узбекистана и диалог Узбекистан — Корея (В. С. Хан, Б. И. Ким, К. Асирбабаева, Э. Расулов), кобонди как специфическая предпринимательская деятельность корейцев (В. С. Хан), современное корейское движение (В. С. Хан, С. М. Хан, В. Н. Ким, Б. И. Ким), корейская пресса (В. С. Хан, Б. И. Ким), языковая идентичность (И. Г. Югай, С. М. Хан), изобразительное искусство (Р. В. Еремян); свадебная обрядность (Л. Пак), межнациональные браки (М. Козьмина).
Появились первые работы активистов корейских культурных центров, посвященные современному этапу корейского движения[52]. Однако такие вопросы, как история роста национального самосознания корейцев, подробное описание создания и деятельности корейских культурных центров, обществ и ассоциаций, политическое сознание корейской общины, взаимоотношения корё сарам с корейцами из других стран, перспективы развития корейской диаспоры, еще ждут своих исследователей.
Продолжаются исследования в области лингвистики[53].
В постсоветский период достаточно обширная группа по изучению коре сарам сложилась в Казахстане, сумевшая достаточно глубоко осветить различные аспекты истории и культуры казахстанских корейцев[54]. Достаточно сказать о количестве защищенных диссертаций по коре сарам (Ан Р. К., Ем Н. Б., Кан Г. В., Ким Г. Н, Пак Н. С., Сон С. Ю., Хан М. М. и др.), в то время как в Узбекистане за весь постсоветский период была защищена лишь одна диссертация (М. Тен), непосредственно относящаяся к коре сарам. В сфере интересов казахстанских исследователей история корейцев Казахстана (Р. К. Ан, Г. В. Кан, Г. Н. Ким, В. А. Тен), историография (Г. Н. Ким), демография (А. Д. Пак), антро- понимия (Г. Н. Ким), семейная обрядность (Л. В. Мин), ценностные ориентации (М. М. Хан), образование (Г. Н. Ким), религиозность (Г. М. Ким), литература (А. Кан, Пак Ир П. А), межнациональные браки (Н. Б. Ем), корейская кухня (П. А. Пак Ир, Т. С. Чен), язык (Н. С. Пак). Появилось большое количество литературы справочного характера[55]. Как и в Узбекистане, тема корейской диаспоры Казахстана привлекла и не корейских исследователей — С. В. Ананьеву, А. Н. Казимирчика, Ж. У. Ковжасарову, П. М. Черныша, В. П. Левкович и др.[56]
В других центрально-азиатских странах академические исследования по изучению коре сарам не ведутся. В силу этих обстоятельств, данная тематика поднимается журналистами и активистами корейских организаций. Среди них наиболее активно работает журналист Ли Герон из Кыргызстана, выпустивший несколько книг по корейцам Кыргызстана[57]. Однако эти работы характеризуются эклектичностью, описательностью и ярко выраженным морализаторством.
В Таджикистане вопросы, касающиеся корейцев этой республики, можно встретить в докладах лидера этой небольшой общины В. М. Кима[58].
С 90-х годов восстанавливаются традиции изучения истории и культуры коре сарам, в том числе и центрально-азиатских корейцев, в России (Н. Ф. Бугай, Ким Ен Ун, А. Н. Ланьков, В. Ф. Ли, Б. Д. Пак, Л. М. Сим, Г. А. Югай и др.)[59]. Xарактерной чертой российских академических работ является их стремление осмыслить историю коре сарам в рамках определенных теоретических схем.
В изучении корейцев Центральной Азии еще много белых пятен, которые ждут своих исследователей. Необходимы координация исследований корееведов, определение новых тематических направлений, расширение методологического инструментария, привлечение талантливой молодежи и т. п. Однако уже сегодня можно говорить, что по сравнению с изучением других этнических меньшинств на просторах СНГ постепенно формируется новая академическая субдисциплина — «История и культура коре сарам».
1.2.2 Изучение коре сарам в Республике Корея
Тенденции и этапы изучения корейцев Центральной Азии: общая характеристика
Началом проявления интереса к этническим корейцам Центральной Азии в Южной Корее можно считать вторую половину 1980-х годов. После открытых политических реформ в Советском Союзе холодная война между США и СССР стала бессмысленной, а с 1990 г. стали устанавливаться и развиваться советско-южнокорейские отношения. Уже в то время в Советском Союзе получили высокую оценку Олимпийские Игры-88 в Сеуле, а также экономические достижения Южной Кореи и потенциал сотрудничества с ней, что способствовало улучшению взаимоотношений между странами. В тот период советский народ мало знал о Южной Корее, в отличие от КНДР (Северной Кореи) под руководством Ким Ир Сена. Быстрое развитие экономики Южной Кореи и упрочение ее позиций на мировой арене вызывало большое удивление и одновременно интерес к этой стране и к корейцам в целом.
Советский Союз в целом и советская Центральная Азия, в частности, во многом были для южнокорейских ученых terra incognita, прежде всего, из-за отсутствия дипломатических отношений. Немногочисленные исследования в области советологии и славяноведения основывались на американских и японских источниках. Это в полной мере относилось и к советским корейцам. Мало того, большинство населения в Южной Корее не знало о существовании своих соплеменников, причем значительного числа, в Советском Союзе.
С появлением и распространением информации (научных и газетных публикаций, телевизионных репортажей) о существовании корейской диаспоры в Центральной Азии в южнокорейской среде стал шириться интерес и к истории корейской иммиграции.
Еще в советский период расселение корейцев становится дисперсным. Будучи сконцентрированными в царской России на Дальнем Востоке, а затем вследствие депортации 1937 г. — в Центральной Азии, после смерти Сталина корейцы стали расселяться в новые регионы: в южные районы средней полосы России (Волгоград, Краснодар, Ростов-на-Дону и др.), Сибирь, на Украину, в Прибалтику. После распада СССР корейцы стали гражданами различных стран СНГ. С установлением дипломатических отношений с новыми независимыми государствами появилась возможность свободного въезда в эти страны, в связи с чем ученые Южной Кореи могли проводить исследования непосредственно в местах проживания корейцев.
В связи с активизацией сотрудничества со среднеазиатскими государствами стали вызывать особый интерес внешняя и внутренняя миграции корейцев этого региона.
Первые исследования по коре сарам были в виде отчетных докладов, в которых положение корейцев в тех или иных местах описывалось в общей форме. Постепенно поверхностный интерес стал перерастать в глубокие научные исследования, все больше росло осознание важности их расширения. Стало ясно, что необходимо изучать поэтапно историческое развитие этнических корейцев, исследовать разнообразные источники и факторы, благодаря которым корейцы Центральной Азии сумели сохранить свою национальную культуру. Следует отметить, что открытый доступ к засекреченным ранее архивным документам в России и странах Центральной Азии, прежде всего, в Казахстане и Узбекистане, дал возможность обнаружить богатые исторические материалы по этому вопросу. В результате работы с архивными материалами, а также ознакомления с опубликованными местными учеными трудами и интервью с представителями старшего поколения коре сарам, стали выясняться уже забытые, искаженные, или же засекреченные факты иммиграции корейцев. В частности, это дата и контекст принятия решения о депортации корейцев, насильственный характер переселения и причины депортации корейцев именно в Центральную Азию. Сюда можно добавить и материалы относительно реальной картины состояния традиционной корейской культуры и уничтожения культурного исторического наследия (например, корейских книг) в процессе депортации.
В последнее время, обращаясь к проблемам депортации корейцев (причинам, формам, этапам переселения и определению их особенностей), нередко в южнокорейской печати появляются работы, где эти исторические вопросы подаются в искаженном виде, а выводы мало обоснованы. Это связано с тем, что тема корейской диаспоры стала довольно популярна, в то время как многие авторы публикаций не владеют профессионально навыками исторического исследования, непосредственно не работали с архивными материалами (в силу незнания русского языка), не являются специалистами по советской истории и т. д.
Среди зарубежных исследователей корейской диаспоры СНГ, кроме южнокорейских ученых (Ко Сон Му, И Гван Гю, Квон Хи Ёнг, Пан Пёнг Юль, Ким Бо Хи, Ким Пиль Ёнг, Панг Сан Хён, Сим Хон Ёнг, Пэк Тхе Хён, Ким Санг Чхоль, И Че Мун, Дё Юн Хи, Джан Джун Хи и другие), следует отметить и исследования ученых Америки (Дж. Гинзбургс, Дж. Стефан, Р. Кинг, А. Дайнер и др.), Европы (М. Фума- гали, М. Бутино и др.) и Японии (Теруюки Хара, Харуки Вада, Хидесуки Кимура, Нацуко Ока и др.). Имеется большое количество исследований ученых СНГ, посвященных коре сарам, — России (Н. Ф. Бугай, В. Ф. Ли, Б. Д. Пак, А. Н. Ланьков, Р. Ш. Джарылгасинова, Ю. Ионова, А. Т. Кузин, В. С. Бойко, Бок Зи Хоу, Ким Ен Ун, С. Г. Нам, А. Петров и др.), Казахстана (Ким Сын Хва, Г. В. Кан, Г. Н. Ким, Д. В. Мен, Н. С. Пак, Р. Ан, Н. Д. Ем, Г. М. Ким и др.) и Узбекистана (О. М. Ким, П. Г. Ким, И. Югай, В. С. Хан, С. М. Хан, А. Рахманкулова, А. Джумашев, М. Козьмина, М. Тен, Л. Пак и др.).
Классификация периодов иммиграции
Рассмотрим существующие в южнокорейской литературе периодизации иммиграции корейцев с начального этапа до настоящего времени (хронологический принцип), а также содержательные характеристики выделяемых периодов (предметный принцип) и их особенности. Сравнительное рассмотрение этих периодизаций имеет положительную сторону, поскольку позволит привести к упорядочиванию и прояснению спорных вопросов.
Одним из первых авторов периодизации переселения корейцев в Россию стал сеульский ученый Хён Гю Хван, опубликовавший в 60-х годах книгу о зарубежных корей- цах[60]. По отношению к царской России автор делит корейскую иммиграцию на два периода. Первый период — с середины Х!Х в. до 1884 г., второй — с 1884 г. до 1917 г., т. е. до установления Советской власти. В свою очередь, на периодизацию Хён Гю Хвана повлияла брошюра известного ученого и педагога Ке Бон У, вышедшая в 1920, в которой автор также дает периодизацию переселения корейцев в Россию[61].
В своем исследовании Хён Гю Хван указывает на причины появления беженцев-иммигрантов из Кореи в России (первый этап миграции), в качестве которых он называет экономическую ситуацию в стране, природные бедствия в тот период, проводимую политику и ухудшающееся социальное положение крестьян. Далее автор акцентирует внимание на том, что большое влияние на миграцию корейцев оказали политика и договоренности двух государств — Кореи и России — в 1884 году, что положило началу второму периоду миграции. Предложенная им периодизация, в частности, методология анализа, исходящая из особенностей определенных исторических периодов, нам представляется рациональной и достаточно осмысленной. Необходимо отметить, что исследования Xён Гю Xвана осуществлялись в сложные годы холодной войны. Между СССР и Южной Кореей отсутствовали дипломатические отношения. Доступ к архивным материалам даже для советских ученых, а тем более иностранцев, был крайне ограничен, не говоря уж о засекреченных документах. Этим и объясняется естественная поверхностность первоначального изучения истории корейцев в царской России и СССР. Не было контактов и с самими представителями коре сарам. Разумеется, эти объективные внешние ограничения не остановили дальнейшие исследования упомянутого автора и других корейских ученых.
После распада СССР и установления дипломатических отношений Республики Корея с новыми независимыми государствами целый ряд южнокорейских ученых использовал появившуюся возможность посещения мест компактного проживания корейцев в России и Центральной Азии, а также работы с русскоязычной научной литературой и документальными источниками в архивах. Новый исследовательский опыт породил и новые концептуальные периодизации иммиграции корейцев. Так, после посещения районов Центральной Азии, населенных корейцами, южнокорейские ученые Ли Гван Гю и Джён Кёнг Су предложили в 1993 г. новый методологический подход к классификации периодов переселения корейцев, исходя из анализа его характера, нежели самой истории корейской иммиграции. Предложенная новая классификация переселения корейцев носила более детальный характер по сравнению с двухэтапной периодизацией Хён Гю Хвана и выглядела следующим образом:
- с фактов самой ранней миграции по 1869 г.;
- обретение миграцией массового характера (18691904 гг.);
- период политической иммиграции (19051917 гг.);
- период смуты (1917-1922 гг.);
- период относительно мирного проживания (19231937 гг.);
- период насильственной депортации (19371945 гг.);
- период с 1945 гг. (после освобождения от японской аннексии) по настоящее время[62].
Разница между двумя периодизациями не только в количестве этапов. Если Хён Гю Хван акцентировал свое внимание на изменениях политического контроля как факторах иммиграции, то Ли Гван Гю и Джён Кёнг Су — на отношении царской России и советского государства к миграции корейцев. Кроме того, в исследовании Ли Гван Гю и Джён Кёнг Су по сравнению с работами Хён Гю Хвана классификация периодов миграции охватила советский период, однако в ней был упущен период перестройки[63].
Ли Гван Гю и Джэнг Гёнг Су сделали также попытку использовать предложенную хронологическую классификацию для изучения содержательных характеристик периодов переселения. Если следовать их выводам, то характер каждого из периодов заключался в следующем:
— миграция по экономическим причинам (18601905 гг.);
— миграция беженцев от японского притеснения (1905-1937 гг.);
— насильственная депортация (1937-1938 гг.).
Экономические причины повлекли миграцию крестьян, политические причины — миграцию беженцев.
Автор настоящего раздела предлагает осуществить классификацию периодов переселения корейцев, исходя из типа политической системы государств. В этом случае переселения корейцев можно разделить на три крупных хронологических блока:
- иммиграция в царскую Россию (1860-1917 гг.);
- переселения в период Советской власти (1917— 1990 гг.);
- возвращение в современную Россию (с 1990 г. по настоящее время).
Обращаясь к характеру миграции корейцев, автор считает возможной следующую классификацию.
Первый период охватывает первоначальный этап переселения и оседания корейцев в царской России (18801917 гг.). Xарактер данной миграции является экономическим.
Второй период приходится на момент социалистической революции, образования Советов и хаоса после насильственного переселения (1917-1953 гг.). Миграции данного периода носят принудительный характер.
Третий период — появление новой вспышки самосознания национальных меньшинств после смерти Сталина (1953-1991 гг.).
Четвертый период — после распада советской системы (с 1991 г. по настоящее время).
Страдания и лишения, сопутствующие миграции в период царской России и в советский период, были вызваны характером политики властей. Учитывая это, можно иначе представить суть переселений в эти два периода (разделив их на подэтапы):
- с 1860 г., после договора о северных границах, и до русско-японской войны 1904-1905 гг. — экономическая миграция;
- со времени русско-японской войны до социалистической революции 1917 г. — политическая миграция;
- с социалистической революции до насильственного переселения в 1937 году;
- после насильственного переселения 1937 г. — до смерти Сталина;
- после смерти Сталина — период развития социалистического общества;
- с начала реформ Андропова и до распада Советского Союза — период колебаний;
- после распада СССР до настоящего времени — обратное переселение в прежние места проживания.
Собственно история корейцев Центральной Азии начинается с 1937 года, хотя незначительные группы корейцев попадали сюда и ранее. Именно этот момент можно считать начальным этапом образования корейской диаспоры Центральной Азии.
Ниже представлена таблица, на которой можно видеть все периоды истории миграции этнических корейцев.
Таблица 1
Особенности и классификация периодов истории переселения корейцев в Россию и Центральную Азию
Принцип
деления |
Советская Центральная Азия | Современная Центральная Азия | ||
Характер | Начальный период переселения | Период
насильственного переселения |
Период переселения в поисках работы | Период колебаний |
Период | 1860-1937 гг. | 1937-1953 гг. | 1953-1991 гг. | 1991 г. — по настоящее время |
Особенности и значимые события | — Миграция в царскую Россию
— Всероссийские и Всесоюзные переписи — Социалистическая революция -Занятость в сельском хозяйстве(рисоводство) — Индустриализация, Коллективизация, раскулачивание, новые отрасли земледелия |
— Политические репрессии
— Насильственная депортация (1937 г.), расселение и обустройство — 2-я мировая война — Трудовая армия |
— Смерть Сталина
— Сельскохозяйственные работы на территории других республик (кобонди) — Урбанизация и переезд в города — Перестройка: гласность и пробуждение национального самосознания |
— Распад СССР
— Независимость 5-ти государств Центральной Азии — Реабилитация прав — Расширение связей Кореи и Центральной Азии — Переселение в Россию, Корею и другие страны |
Особенности и классификация периодов истории переселения корейцев в Россию и Центральную Азию
——————————————————————————————————————————————
[1] Данный параграф основан на следующих предыдущих публикациях и выступлениях автора: Международное корейское сообщество: утопия или перспектива? // International Journal of Central Asian Studies. — Vol. 6. — Seoul, 2001. — Р. 90105; Koreans and the Poly-ethnic Environment in Central Asia: The Experience of Eurasianism // Embracing the Other: The Interaction of Korean and Foreign Cultures. Proceedings of the 1-st World Congress of Korean Studies. — 2002. — Vol. 2. — C. 731-740; Корейская диаспора СНГ и Корея // Мiжнародна наукова конференщя <^алог культур Коре’1 та краш СНД». — Киев, 2007. — С. 191-203; К вопросу об этнической идентичности корейцев: на пути к мета-нации // Материалы международной конференции «Корейская диаспора в ретро и перспективе». 13-15 июля, 2007 г. Алматы. — С. 13-17; Korean Meta-Nation and the Problem of Unification // Research Methodology on the National Commonality. Proceedings of International Conference. — Seoul: The Research Center of the Humanities for Unification at Konkuk University, 2011. — Р 35-41; On the Way to a Korean Meta-Nation: Identity, Globalism and Glocalism // Glocal Culturalism in Neo-Northeast Asia. Proceedings of International Conference. — Seoul: Foreign Studies Institute, Chung-Ang University, 2014.
Часть материалов к данному параграфу была собрана автором в рамках его пребывания в “Korea Foundation” в 2006 г.
[2] Facts about Korea. — Seoul, 2006. — Р 13.
[4] Khan V. S. The Korean Minority in Central Asia: National Revival and Problem of Identity // International Journal of Central Asian Studies. — Vol. 3. — Seoul, 1998.
[5] См.: Судьба государства в эпоху глобализации. — М., 2005. — С. 22.
[6] При переводе на английский язык русских терминов «нация», «национальность» может возникнуть путаница, что очень часто и происходит. Дело в том, что русское «национальность» нужно переводить как «ethnicity» (этничность), в то время как аналогом английского «nationality» будет русское «гражданство», что точно соответствует английскому «citizenship». Английское «nation» имеет два значения — народ определенной страны (по признаку гражданства), например, American nation (американская нация, американский народ) или это синоним государства, например, United Nations (ООН).
[7] См.: Тишков В. А. О нации. — https://valerytishkov.ru/cntnt/publikacii3/ publikacii/o_nacii1.html
Обращая внимание на разные толкования понятия «нация» как этнической идентичности и как государственной идентичности, голландские и российские ученые пишут, что «следует различать нации, нации-государства и многонациональные государства. Таким образом, нация и государство — это не идентичные, но взаимопересека- ющиеся понятия». — См.: Рукавишников В., Халман Л, Эстер П. Политические культуры и социальные изменения. Международные сравнения. — М., 1998. — С. 269.
[8] В русском языке термин «национальный» большей частью употребляется как синоним термина «этнический» (межнациональные отношения, национальная кухня, национальные обычаи, национальная литература и т. д.), хотя под влиянием международной практики этот термин начинает обретать и другое звучание, связанное с государством (международное и национальное право, Национальный заповедник и т. д.). Для того, чтобы избежать терминологической путаницы, в тех разделах книги, где необходимо различение национального как этнического и национального как государственного, в первом случае мы будем использовать термин «этнический», а во втором случае — термин «национальный» (как это принято в английском языке). Носителем этнического будет этнос, а носителем национального — нация. И мы будем использовать эти термины — этнический и национальный — как синонимы там, где этого различения не требуется (в соответствии с практикой русского языка).
[9] См. доклады Г. А. Югая на 2-м и 3-м философских конгрессах, организуемых Философским обществом Республики Корея (Сеул, 1995; 1999), а также его монографию: Югай Г. А. Общность народов Евразии — арьев и суперэтносов — как национальная идея: Россия и Корея. — М., 2003.
[10] См.: Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. — М., 2002.
[11] Югай Г. А. Общность народов Евразии … С. 28.
[12] Там же. — С. 20.
[13] Там же. — С. 27-28.
[14] Там же. — С. 32.
[15] https://antic.slimhost.info/index.html
[16] См.: О’Брайн М. А. Новый русско-английский и англо-русский словарь. — М., 1998. — С. 310.
[17] Югай Г. А. Указ. соч. — С. 32.
[18] Сам Г. А. Югай в ряде мест наряду с термином «суперэтнос» в качества эквивалента использует термины «супер(над)этническое»,«супер(над)национальное» и «над-национальное». — Югай Г. А. Указ. соч. — С. 23, 28, 29, 32 и др.
[19] См.: Хан В. С. Международное корейское сообщество: утопия или перспектива? // International Journal of Central Asian Studies. — Vol. 6. — Seoul, 2001. — рр. 90-105.
[20] На эти два типа обращает внимание и Г. А. Югай: «… Существуют два способа, или пути, формирования суперэтноса. Группы эти обычно образуются в процессе рассеивания или же раскола и распада прежнего единого этноса. Из первоначального единого этноса, народа или нации формируются несколько самостоятельных групп, которые затем объединяются в суперэтносы. Это один путь — моноэтнический, наряду с которым существует и другой, полиэтнический способ возникновения суперэтноса, состав которого изначально полиэтничен, включает в себя множество этнических групп». — Там же. — С. 40.
[21] Research Methodology on the National Commonality. Proceedings of International Conference. — Seoul: The Research Center of the Humanities for Unification at Konkuk University, 2011.
[22] Понятийный характер приставки «мета» (с древнегреческого дета — после, за, позади) уходит своими истоками в образование понятия «метафизика». Когда Андроник Родосский (I век до н. э.) систематизировал рукописи Аристотеля, то он поместил его философские трактаты после сочинений по физике и дал им заглавие: «То, что после физики». Так образовалось новое слово — «метафизика». Неологизмы с приставкой «мета» достаточно распространены в концептуальном аппарате современной науки.
[23] Часто в литературе этноним «корё сарам» переводят как «люди страны Корё», а также отмечается, что среди советских корейцев также бытует этноним «чосон сарам» (люди страны Чосон). — См.: Джарылгасинова Р. Ш. Основные тенденции этнических процессов у корейцев Средней Азии и Казахстана // Этнические процессы у национальных групп Средней Азии и Казахстана. — М., 1980. — С. 44.
Нам представляется, что непосредственное происхождение этнонима «корё сарам» имеет другую историю. Действительно, исторически слово «корё» в «корё сарам» восходит к династии Корё. Но в конце XIV в. эта династия сменилась династией Чосон. И на протяжении последующих столетий корейцы назвали себя «чосон сарам». Однако во всех европейских языках Корея известна как «Korea» или «Corea». В русском языке она тоже была известна как «Корея». Мне представляется, что корейцы, переселившиеся на российский Дальний Восток в середине XIX в. называли себя не «корё сарам», а «чосон сарам». Однако, столкнувшись с тем, что русские их называют «корейцами» (коре-йцами), а не чосонцами (чосон-цами), они и сами стали представляться «корейцами», в целях облегченного распознавания их этнической принадлежности русским окружением. А по мере формирования диаспорной идентичности формируется и этноним «корё сарам».
[24] В данном случае мы не рассматриваем работы, касающиеся жизни корейцев на Дальнем Востоке и их участия в гражданской войне и сопротивлении иностранной интервенции, поскольку это отдельный период жизни коре сарам, не связанный с Центральной Азией.
[25] Левин М. Полевые исследования Института этнографии в 1946 г. // Советская этнография. 1947, № 2 (об антропологическом изучении корейцев Средней Азии); Он же. Антропологический тип корейцев // Краткие сообщения Института этнографии. — 1949. — Вып. 8.
[26] Пак Н. Колхоз «Авангард». — М., 1950; Ким Пен Хва. Опыт выращивания высоких урожаев хлопка. Колхоз «Полярная звезда» Средне-Чирчикского района Ташкентской области. — М., 1953; Экономика передового колхоза «Полярная звезда». — Ташкент, 1954; Ким Пен Хва. На пути к изобилию. Опыт развития колхозов «Полярная звезда» Урта-Сарайского района Ташкентской области. — Ташкент, 1954; Кан Тю Хон. Наш опыт выращивания высоких урожаев картофеля и овощей. — Алма-Ата, 1954; Новик Д. Передовой рисосеющий колхоз («III-й Интернационал» Кармакчинского района). — Алма-Ата, 1957; В борьбе за комплексное развитие хозяйства. (Партийная организация колхоза «Политотдел» Верхне-Чирчикского района). — Ташкент, 1961; Хван Ман Гым. Колхоз шагает в коммунизм («Политотдел»). — Ташкент, 1961; Хван Ман Гым. Трудом, и только трудом. — М., 1962; ЛевВ.Т.,Пак Сусан. Опыт получения высокого урожая лубяных культур в колхозе им. Свердлова Верхне-Чирчикского района Ташкентской области. — Ташкент, 1962 и др.
[27] Тен А. Б. Экономика передового колхоза «Полярная звезда»: Диссертация на соискание ученой степени кандидата наук. — Ташкент, 1950; Нурматов Н. Опыт организации и экономика передового колхоза им. Свердлова Ташкентской области: автореф. дис. … канд. наук. — Ташкент, 1954.
[28] Ким П. Н. Деятельность Коммунистической партии Узбекистана по организационно-хозяйственному укреплению корейских колхозов (1937-1940): автореф.дис. … канд. ист. наук. — Ташкент, 1970; Иноятов Х, Нуруллин Р. Восхождение (Исторический очерк о колхозе «Полярная звезда»). — Ташкент, 1970; Исхаков Ф, Ким М. Люди счастливой судьбы (О тружениках колхоза «Полярная звезда»). — Ташкент, 1972; Хван Ман Гым. Колхоз «Политотдел». — М., 1977; Цой С.В. Пути увеличения производства риса и снижение его себестоимости в рисоводческих совхозах Узбекской ССР: дис. … канд. экон. наук. — Ташкент, 1972.
[29] Ким Сын Хва. Очерки по истории советских корейцев. — Алма-Ата, 1965.
[30] Ким П. Н. Деятельность Коммунистической партии Узбекистана по организационно-хозяйственному укреплению корейских колхозов (1937-1940): автореф. дис. … канд. ист. наук. — Ташкент, 1970; Xозяйственное устройство корейских переселенцев в Каракалпакской АССР 1937-1939 // Вестник Каракалпакского филиала АН УзССР — 1971. — Вып.4.
[31] Xегай М. А. Лексические заимствования из русского языка в корейских переводах: автореф. дис. … канд. филол. наук. — М., 1953; Вопросы методики преподавания русского языка корейским учащимся. — Ташкент, 1957; Русско-корейский словарь школьника. (1958); Хегай М. А., Ким Ман Сек. Учебник корейского языка для 3-4 классов. — 1965.
[32] Ким О. Особенности русской речи корейцев Узбекской ССР Фоно-мор- фологический очерк: автореф. дис. … канд. филол. наук. — Ташкент, 1964; О языке корейцев СССР // Ученые записки Ташкентского Средне-Азиатского государственного университета. — Вып. 202. — Ташкент, 1962; К изучению антропонимии корейцев СССР // Ономастика Востока. — М., 1980.
[33] Югай И. Г.: О влиянии статистического фактора на языковые процессы у корейцев Узбекской ССР // Исследования по литературоведению и языкознанию. Ташкент, 1975; О некоторых типах языкового контакта в Узбекской ССР // Вопросы литературоведения и языкознания. — Ташкент, 1975; Этносоциологическое изучение языковых процессов среди корейцев Узбекской ССР // Полевые исследования Института этнографии. — М., 1977; Развитие современных языковых процессов в инонациональной среде: автореф. дис. … канд. ист. наук. — М., 1982.
[34] Джарылгасинова Р. Ш.: Культура и быт корейцев совхоза «Раушан» Кун- градского района Кара-Калпакской АССР // Краткие сообщения Института этнографии. 1960, XXXV; К вопросу о культурном сближении корейцев Узбекской ССР с соседними народами // Советская этнография. — 1966. — № 5; Традиционное и новое в семейной обрядности корейцев Средней Азии // Археология и этнография Средней Азии. — М., 1968; Антропонимические процессы у корейцев Средней Азии и Казахстана // Личные имена в прошлом, настоящем и будущем. — М., 1970; Новое в культуре и быту корейцев Средней Азии и Казахстана // Советская этнография. — 1977. — № 6; К характеристике современной антропонимической модели корейцев, проживающих в сельских районах Узбекской ССР // Ономастика Средней Азии. — М., 1978; Основные тенденции этнических процессов у корейцев Средней Азии и Казахстана // Этнические процессы у национальных групп Средней Азии и Казахстана. — М., 1980.
[35] Ионова Ю. В. У корейцев Средней Азии // Краткие сообщения Института этнографии. — 1963. — Вып. 38; Цой В. Современная культура и быт корейцев Казахстана: автореф. дис. … канд. ист. наук. — Ленинград, 1985.
[36] Хан Б. Из истории школьного образования корейского населения в Казахстане в 1937-1970 гг.: автореф. дис. … канд. наук. — Алма-Ата, 1976.
[37] «Вечерний Ташкент», 17 декабря 1988 г., «Учитель Узбекистана», 4 октября 1989 г., «Правда Востока», 20 августа 1989 г.; Пак Б. С. Потомки Страны белых аистов: (Краткая история советских корейцев). — Ташкент, 1990; Ким Б. Ветры наших судеб: Советские корейцы: история и современность. Ташкент, 1991.
[38] «Ташкентская правда», 6 января 1989 г.; «Правда», 16 ноября 1989 г.
[39] Пак Ир П. А.: О литературе советских корейцев // Простор. — 1987. — № 9; Национальная литература советских корейцев // Казахская энциклопедия. — Алма- Ата, 1990.
[40] Ким Г. Н.: К историографии развития духовной культуры корейцев Казахстана // Вопросы истории и историографии культуры Казахстана. — Алма-Ата: КазГУ 1987; Корейцы в братской семье народов Казахстана. — Алма-Ата, 1988; Социальнокультурное развитие корейцев Казахстана. Научно-аналитический обзор // Общественные науки. Информационное издание АН Казахской ССР. — Алма-Ата, 1989; Антро- понимия корейцев // Имена народов Казахстана. — Алма-Ата, 1990.
[41] Ким Г. Н. Социально-культурное развитие корейцев Казахстана (19461966 гг.): автореф. дис. … канд. ист. наук. — Алма-Ата, 1990.
[42] Ким П. Г.: Социально-политический портрет корейцев Узбекистана. Ташкент, 1991. (на кор., англ. и рус. языках); Корейцы Республики Узбекистан: История и современность. — Ташкент, 1993; Сталинская депортация корейцев в Среднюю Азию. — Сеул, 1993. (в соавторстве, на кор. языке); О корейской диаспоре Узбекистана // Известия корееведения Казахстана. — Вып. 6. — 1999.
[43] Хан В. С.: Парадигмы и проблемы национальных движений: социально-философский анализ // Известия о корееведении в Казахстане и Средней Азии. — 1993. — № 1; Сталинизм: к вопросу о причинах политики депортаций // Известия о корееведении в Казахстане и Средней Азии. — 1993. — № 4 (в соавторстве); The Korean Minority in Central Asia: National Revival and Problem of Identity // International Journal of Central Asian Studies. — Vol. 3. — Seoul, 1998; «Мы» и «Они» // Известия корееведения Казахстана. Вып. 6. 1999; Актуальные проблемы и перспективы корейской диаспоры Центральной Азии // Известия корееведения Казахстана. — Вып. 6. — 1999 (в соавторстве); Актуальные проблемы и перспективы корейской диаспоры Центральной Азии // International Journal of Central Asian Studies. — Vol. 5. — Seoul, 2000 (в соавторстве); Десять лет спустя // Ассоциация корейцев Казахстана. — Алматы, 2000 (англ. перевод в: “The Koryo Saram: Koreans in the Former USSR”. Korean and Korean American Studies Bulletin. — Vol. 12. — No. 2: East Rock Institute, New Haven. 2001) — (в соавторстве); «Корейское движение в Узбекистане: аналитические заметки», «Какие традиции мы возрождаем: в поисках своей идентичности», «О состоянии исследований корейской диаспоры Узбекистана» // Десять лет спустя. — Ташкент- Сеул, 2001; Корейское международное сообщество: утопия или перспектива? // International Journal of Central Asian Studies. — Vol. 6. — Seoul, 2001; Koreans and the Poly-ethnic Environment in Central Asia: The Experience of Eurasianism // Embracing the Other: The Interaction of Korean and Foreign Cultures. Proceedings of the 1st World Congress of Korean Studies. — Seoul, 2002. — Vol. 2; К вопросу об этнокультурной идентичности корейцев Узбекистана // История, культура и быт корейцев Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана. — Бишкек, 2003; Создание и первые годы переселенческих корейских колхозов в Центральной Азии // International Journal of Central Asian Studies. — Vol. 9. — Seoul, 2004; О соотношении кобонди и форм земледелия у корейцев на дореволюционном российском Дальнем Востоке в первые годы советской власти // Известия корееведения Казахстана. — Вып. 1-2 (10). — 2005; К историографии изучения кобонди // Известия корееведения Казахстана. — Вып. 5 (13). — 2007.
[44] Хан С.М.: Возвращаясь к истокам // Узбекистан — Корея: научное и культурное сотрудничество. — Ташкент, 2000; Корейские культурные центры — как они зарождались? // Десять лет спустя. — Ташкент-Сеул, 2001; Язык — душа народа // Десять лет спустя. — Ташкент-Сеул, 2001.
[45] Хван Л. Б. Корейцы Каракалпакстана: вчера и сегодня. — Нукус, 2004.
[46] Ким В.Д.: Туманган — пограничная река. Ташкент, 1995; Эшелон — 58. — Таш- кент,1996; Правда — полвека спустя. — Ташкент, 1999
[47] Б. И. Ким всю жизнь проработал в корейской прессе («Ленин Кичи», «Коре Ильбо», «Коре синмун»).
[48] Ким Б. И. Корейцы Узбекистана. Кто есть кто. — Ташкент, 1999.
[49] Кан А. А. Корейцы Андижанской области. — Андижан, 1997; Ким В. Д. Дорогой светлых надежд. — Ташкент, 2001; Хван Л. Б. Корейцы Каракалпакстана: вчера и сегодня. — Нукус, 2004.
[50] Тен М. Д. Формирование, развитие и трансформация этнокультурной идентичности корейцев Узбекистана: дис. … канд. истор. наук. — Т., 2011.
[51] Рахманкулова А. Х. Документы ЦГА Узбекистана по истории депортации народов в Узбекистан в 1930-е гг. (на примере корейцев) // Известия корееведения в Казахстане. — Вып. 8. — Алматы, 2001; Еремян Р. В. Корейские художники Узбекистана. — Вып. 1. — Ташкент, 2001; Джумашев А. М. К истории депортации дальневосточных корейцев в Каракалпакстан (1937-1938 гг.) // Известия корееведения в Казахстане. — Вып. 9. — Алматы, 2002; Асирбабаева К. Республика Узбекистан и Республика Корея: автореф. дис. … канд. полит. наук. — Ташкент, 2007; Расулов Э. Р. Вклад корейской диаспоры в развитие узбекско-корейских отношений // История, культура и быт корейцев Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана. — Бишкек, 2003; Козьмина М. Об историографии семейно-брачных отношений корейцев Центральной Азии // Известия корееведения Казахстана. — Вып. 6 (14). — 2007.
[52] Кан А. А. Корейцы Андижанской области. — Андижан, 1997; Ким В.Д. Дорогой светлых надежд. — Ташкент, 2001; Ким В.Д. Аккурганский корейский культурный центр. — Ташкент, 2001; Ким В. (Ёнг Тхек). Ушедшие вдаль. — Санкт-Петербург. 1997; Хан В. C. Корейское движение в Узбекистане: аналитические заметки // Десять лет спустя. — Ташкент-Сеул, 2001; Хан С. М. Корейские культурные центры — как они зарождались? // Десять лет спустя. — Ташкент-Сеул, 2001; Ким П. Г., Ким В. Д. Ассоциации корейских культурных центров — 10 лет // Десять лет спустя. — Ташкент-Сеул, 2001.
[53] Цой С. С.: О некоторых аспектах фонетики русского и корейского языков // Узбекистан — Корея: научное и культурное сотрудничество. — Ташкент, 2000; Методы обучения произношения звуков корейского языка. — Там же.
[54] Мин Л. В. Семейные традиции и обычаи корейцев, проживающих в Казахстане. — Алма-Ата, 1992; Хан М. М. Этно-региональные особенности ценностных ориентаций личности: автореф. дис. … канд. социол. наук. — Алматы, 1993; Тен В. А. Начальные страницы истории кустанайских корейцев. — Кустанай, 1994; Кан Г. В. История корейцев Казахстана. — Алматы, 1995; Ким Г. Н, Мен Д. В. История и культура корейцев Казахстана. — Алматы, 1995; Ким Г. М. Об изучении состояния религиозности корейского населения г. Алматы // Известия Национальной АН Республики Казахстан. Сер. общ. наук. — 1995. — № 6; Пак Н. С. Тенденции развития Коре мар // Известия НАН Республики Казахстан. Сер. общ. наук. — Алматы, 1995. — № 6; Ковжасарова Ж. У. Корейцы в Прикаспии. — Алматы, 1997; Хан Г. Б. Прошлое и настоящее корейцев Казахстана. — Алматы, 1997; Сон С. Ю. Социолингвистический анализ функционирования коре мар и русского языка в корейской диаспоре Казахстана: автореф. дис. … канд. наук. — Алматы, 1999; Пак А. Д. Демографическая характеристика корейцев Казахстана. — Алматы, 2002; Ан Р. К. Социально-экономическое развитие корейцев в Семиречье (1937-2003 гг. Исторический аспект): автореф. дис. … канд. наук. — Алматы, 2004; Ем Н. Б. Межнациональные браки корейцев Казахстана в 30-90-е годы ХХ века (историко-демографический аспект): автореф. дис. … канд. наук. — Алматы, 2004.
[55] Советские корейцы Казахстана. — Алма-Ата; 1992; Черныш П. М., Хан В. Н. Корейцы Костанайской области. — Костанай, 2000; Корейцы Казахстана в науке, технике и культуре. — Алматы, 2002; Без гнева и печали (о корейцах Приаралья). — Тараз, 2003; Корейцы Казахстана. Кто есть кто. — Алматы, 2005; Корейцы Жамбылской области: люди конкретных дел. — Тараз, 2005.
[56] Левкович В. П., Мин Л. В. Особенности сохранения этнического самосознания корейских переселенцев Казахстана // Психологический журнал. — 1996. — № 6; Ковжасарова Ж. У. Корейцы в Прикаспии. — Алматы, 1997; Черныш П. М., Хан В. Н. Корейцы Костанайской области…; Без гнева и печали (о корейцах Приаралья) …; Литература народов Казахстана. — Алматы, 2004.
[57] Ли Г. Н.: Корейцы в Кыргызстане. — Бишкек, 1998; Кобонди. (Записки наблюдателя о любви корейцев к земле). — Бишкек, 2000; Семейные устои корейцев Коре Сарам. — Бишкек, 2002.
[58] Ким В. М. Вопросы национальной самоидентификации малочисленных корейских диаспор (на примере Таджикистана) // Содействие развитию корееведения в странах СНГ: проблемы и решения. — Ташкент, 2006.
[59] Белая книга о депортации корейского населения России в 30-40-х годах. — Москва, 1992; Пак Б. Д. Корейцы в Советской России (1917 — конец 1930 гг.). — Иркутск, 1995; Югай Г. А. Общность народов Евразии — арьев и суперэтносов — как национальная идея: Россия и Корея. — М., 2003; Ланьков А. Н. Корейцы СНГ: страницы истории // Энциклопедия корейцев России. — М., 2003; Пак Б. Д., Бугай Н. Ф. 140 лет в России. Очерк истории российских корейцев. — М., 2004; Сим Л. М. Корейцы Союза ССР, России и Казахстана: социокультурные процессы (20-е годы XX в. — начало XXI в.): автореф. дис. … канд. наук. — Краснодар, 2006; Бугай Н. Ф. Корейцы СНГ: об- щественно-«географический синтез» (начало XXI века). — М., 2007.
[60](Хён Гю Хван. История миграции корейцев
за рубеж. — Сеул, 1967).
[61](Записки о корейцах, проживающих в России //Независимая газета, с № 48, 20 фавраля 1920 г. по № 62, 12 апреля 1920 г., Шанхай).
[62](Ли Гван Гю, Джён Кёнг Су. Советские корейцы: этнографическое исследование. — Сеул, 1993).
[63] Впоследствии, в своей книге «Корейцы Приморья России» (1998) Ли Гван Гю упоминает о перестройке, рассматривая ее влияние и советской национальной политики этого периода на историю переселения корейцев.
Комментирование закрыто.