Дальневосточный исход. Эвакуация флотилии.
Опубликовано в кн.: Российское корееведение. Альманах. Вып. 2. М.: МЦК МГУ — Муравей, 2001. С. 149-157.
Корея не относится к числу стран, где после Гражданской войны в России существовала многочисленная русская диаспора. Однако территория Кореи также стала на некоторое время пристанищем для русских беженцев из Приморья. В это время в Корее довелось побывать в общей сложности нескольким тысячам русских людей. Некоторые сведения об этом содержатся в ряде изданных в зарубежье книг, но основным источником служат, конечно, воспоминания командующего Сибирской флотилией контр-адмирала Ю. К. Старка[1]. Вопрос о русской эмиграции в Корее в начале 20-х годов нигде специально не рассматривался, а между тем этот факт из истории русско-корейских отношений заслуживает некоторого внимания. Ниже будет рассмотрено, как конкретно проходил процесс прибытия русских беженцев в Корею, сколько их было и что это были за люди.
Как известно, сопротивление большевикам на Дальнем Востоке продолжалось вплоть до конца октября 1922 г. Борьбу вела немногочисленная белая Дальневосточная армия, которая после проведения в июле-августе 1922 г. во Владивостоке Приамурского Земского Собора и вступления в командование ею генерал-лейтенанта М. К. Дитерихса была переименована в Приамурскую Земскую рать. Она состояла из четырех групп (или ратей): Поволжской (бывший 3-й корпус Дальневосточной армии — части, начавшие борьбу в 1918 г. в Поволжье), Сибирской (бывший 2-й корпус — из частей, сформированных в Западной Сибири), Сибирской казачьей (бывший 1 -й корпус — из войск, находившихся до весны 1920 г. в Восточной Сибири и подчинявшихся генерал- лейтенанту г. М. Семенову) и Дальневосточной (составленной из войск 1 -го и 2-го корпусов), делившихся на полки (или отряды), образованные из бывших бригад; прежние же полки были сведены в батальоны и дивизионы (или дружины). К 1 сентября 1922 г. армия насчитывала до 8 тыс. чел. (из которых в последних боях 13—14 октября 1922 г. было убито несколько сот человек) при 19 орудиях и 3 бронепоездах.
При оставлении белыми войсками Приморья из названных выше четырех групп Сибирская (вместе с беженцами 3 тыс. чел.) отступила в район ст. Пограничной, где перешла китайскую границу и была размещена в полосе КВЖД, Поволжская и Сибирская казачья группы (до 9 тыс. чел., в том числе до 700 женщин, 500 детей и 4 тыс. больных и раненых) сосредоточились для перехода границы в Ново-Киевске, а Дальневосточная группа отошла на Владивосток. Все перешедшие сухопутную границу были размещены в Китае (они прибыли в Хуньчунь, а в середине декабря были переведены в Гирин, где в феврале 1923 г. размещены в лагерях). В Корею же попали те, кто эвакуировался морем из Владивостока.
Эвакуация Владивостока началась с 21 октября 1922 г. Оттуда (город был оставлен 26 октября) смогли выехать практически все желающие. Во Владивостоке сосредоточились и почти все семьи военнослужащих — до 6 тыс. чел., практически в полном составе пожелавшие эвакуироваться[2]. Первоначально эвакуированные на кораблях (в том числе и на японских транспортах) вывозились в Посьет. 24 октября туда прибыли на кораблях части Дальневосточной группы (командир — генерал-лейтенант Ф. Л. Глебов, начальник штаба — полковник Е. М. Дубинин), а также Урало-Егерский отряд (не входивший в состав групп). Казаки Дальневосточной группы, имевшие коней (281 чел.[3]), были высажены и, образовав отдельный отряд, присоединились к основым частям армии в Ново-Киевске, а остальные чины группы, в том числе и семьи забайкальских казаков, отбыли морем дальше — в Корею. 25 октября в Посьет прибыл контр-адмирал Ю. К. Старк с Сибирской флотилией (начальник штаба капитан 1-го ранга Н. Ю. Фомин), имея на борту до 7 тыс. чел., в том числе основную массу войск Дальневосточной группы[4].
Почему вообще для эвакуации флотилии была избрана Корея? В отсутствие каких-либо руководящих указаний генерала Дитерихса[5] решение идти в Вонсан (тогда — Гензан) было принято адмиралом Старком самостоятельно на основании следующих соображений. Китай фактически был поделен на враждовавшие друг с другом генерал-губернаторства, а центральное правительство, еще осенью 1920 г. переставшее признавать прежнего российского посла и ликвидировавшего экстерриториальность для русских граждан, находилось под сильным влиянием большевистского посла Иоффе. В этих условиях стоянка и даже заход в один из китайских портов без предварительного соглашения с местным генерал-губернатором (а такого соглашения тогда еще ни с кем не было достигнуто) и реального обеспечения с его стороны были делом весьма опасным. Европейские державы, имевшие порты на Дальнем Востоке, особенно Англия, только что заключившая торговый договор с большевиками, избегали давать последним повод для недовольства. Можно было рассчитывать только на американские порты, но ближайший из них — Манила находился от Посьета на расстоянии более 2000 морских миль и был по этой причине недоступен.
Япония, бывшая союзницей России в Первой мировой войне, и соответственно, продолжавшая признавать ее преемника — правительство адмирала Колчака, после крушения Белого движения в Сибири вступила в переговоры с большевиками. Из сообщений морского агента в Токио контр-адмирала Б. П. Дудорова явствовало, что японцы в этих условиях будут стремиться как можно скорее отделаться от беженцев, и, хотя непосредственной опасности в японских портах в смысле ареста и выдачи красным не было, ни на какую помощь со стороны японцев рассчитывать не приходилось[6]. Тем не менее, для флотилии не было иного выхода, чем избрать ближайший иностранный порт, то есть Вонсан. Предполагалось, что за это время генералу Дитерихсу удастся достичь договоренности с правителем Маньчжурии маршалом Чжан Цзолином, и флотилия, оставив войска и беженцев в Вонсане, сможет уйти в Инкоу.
28 октября флотилия вышла из Посьета в следующем составе: канонерские лодки «Байкал», «Батарея», «Диомид», «Илья Муромец», «Свирь», «Взрыватель», вспомогательный крейсер «Лейтенант Дыдымов», посылные суда «Фарватер» и «Страж», а также транспортный отряд контр-адмирала В. В. Безуара — пароходы «Защитник», «Эльдорадо», «Монгугай», «Воевода», «Пушкарь», «Смельчак», «Чифу», транспорт «Охотск», канонерская лодка «Маньчжур» и катера «Стрелок», «Резвый», «Усердный», «Надежный», «Ординарец», «Ретвизанчик». К флотилии были приписаны Отдельный батальон Морских стрелков (3 роты, всего 350 чел., командир — полковник Цымбалов) и Русско-Сербский отряд (100 чел., командир — полковник Вишневский). Кроме того, в Вонсан направлялся также шедший непосредственно с побережья отряд капитана 1 -го ранга А. В. Соловьева (канонерская лодка «Патрокл», посылные суда «Аякс» и «Улисс»)[7]. Переход оказался довольно тяжелым. На кораблях «Маньчжур» и «Охотск», везших основную массу женщин и детей, которые за недостатком места спали при холодном проливном дожде на открытых палубах, двое детей умерло. Катер «Ретвизанчик» был потерян в пути (считалось, что он затонул, но впоследствии выяснилось, что он находится в Чхонджине), а «Усердный» при подходе к Вонсану сел на песчаную мель и снять его не удалось.
31 октября[8] флотилия прибыла в Вонсан, через несколько дней туда же подошел отряд капитана 1 -го ранга А. В. Соловьева, а еще позже — канонерская лодка «Магнит» из состава 1 -го дивизиона флотилии, посланная командиром дивизиона капитаном 1 -го ранга Б. П. Ильиным после эвакуации им Камчатки на присоединение к флотилии[9].
В Вонсане к этому времени уже находилась первая партия кадет Хабаровского и Сибирского кадетских корпусов (около 60 чел.) и некоторое число раненых — несколько сот человек, для перевозки которых из Владивостока генералом Дитерихсом было зафрахтовано два японских парохода[10]. Для последних на берегу японцами был открыт лазарет, где позже была оказана помощь и нескольким десяткам человек из состава флотилии (причем, чтобы он не прекратил существование, адмиралу Старку пришлось пожертвовать на его содержание 5000 иен из сумм флотилии). Однако положение прибывших с флотилией было исключительно тяжелым (при невероятной скученности, на морозе, при нехватке горячей пищи и даже пресной воды). Японцы сначала запретили съезжать на берег кому бы то ни было из их числа и даже подход кораблей к берегу за водой и углем. Лишь после долгих переговоров съезд был разрешен самому адмиралу Старку и старшим начальникам частей по специальным пропускам, а на следующий день разрешили кораблям по очереди подойти к стенке, чтобы один раз пополнить (за свои деньги) запас воды. Лишь через несколько дней, когда был образован комитет Красного Креста, начавший переговоры с японцами, на берег было разрешено съехать гражданским беженцам с семьями, которые были размещены в холодных бараках и получили минимальную помощь продовольствием (те из них, кто имел родственников в Китае, получили возможность списаться с ними и покинуть Вонсан). Часть кадет была отправлена из Вонсана по железной дороге в Мукден и затем присоединилась к своим корпусам в Шанхае[11], несколько десятков младших кадет выехали в Шанхай на пассажирском пароходе[12].
Между тем, на кораблях, помимо плавсостава, оставались следующие категории беженцев: 1) части Дальневосточной группы (около 2500 чел.) и их семьи; 2) Урало-Егерский отряд генерал-майора Д. А. Лебедева (около 1200 чел.) с семьями[13], милиция побережья Татарского пролива (около 100 чел.) с семьями; 3) Сибирский (Омский) и Хабаровский кадетские корпуса и семьи их преподавательского состава (около 350 чел.); 4) батальон Морских стрелков, Морская десантная рота и Русско-Сербский отряд с семьями (около 500 чел.); 5) чины учреждений Морского ведомства с семьями (около 200 чел.); 6) семьи плавсостава (около 150 чел.). Проблема состояла в том, что только лица трех последних категорий имели прямое отношение к флотилии и были обеспечены ее интендантством деньгами и продовольствием на два месяца. Кадетские корпуса, не имея денег, располагали некоторым количеством продовольствия. Но основная масса беженцев — части сухопутных войск не была принята в расчет и припасов на нее не было, поскольку первоначально эти части предусматривалось выгрузить в Посьете, и только в последний момент флотилии было предписано оставить их на кораблях[14].
Японцы не переставали настаивать на уходе флотилии, предупредив адмирала Старка, что пополнение запасов воды и угля будет допущено только один раз, за наличные деньги и с тем условием, что уголь будет использован для срочного ухода из порта. Наличие в японских водах самой флотилии как боевой единицы служило препятствием к переговорам с большевиками, которое японцы стремились быстрее устранить, тогда как сухопутные части они, напротив, соглашались рассматривать как беженцев и даже, наконец, разрешить им сойти на берег безоружными. Последнее, однако, не отвечало настроениям командиров этих частей, надеявшихся на возобновление борьбы с большевиками и стремившихся поэтому, во-первых, сохранить армию, во-вторых, оставаться поближе к России[15].
Конфликт между адмиралом Старком и генералами Лебедевым и Глебовым завершился тем, что была произведена перегрузка частей: Урало-Егерскому отряду был выделен пароход «Эльдорадо», частям Дальневосточной группы — транспорт «Охотск», пароходы «Защитник», «Монгугай» и «Пушкарь», и эти корабли (а также канонерская лодка «Илья Муромец», катера «Ординарец» и «Надежный») под общим началом адмирала Безуара остались в Вонсане. Пароходы «Смельчак», «Воевода», «Чифу» и «Тунгус», находившиеся в частной собственности, были отпущены в распоряжение их владельцев, а боевые корабли флотилии с приписанными к ней сухопутными частями, кадетскими корпусами, чинами морского ведомства и их семьями 21 ноября покинули Вонсан. Из Вонсана флотилия в составе 1 -го (в непосредственном подчинении командующего; «Байкал», «Свирь», «Батарея», «Магнит» и «Взрыватель»), 2-го (капитан 2-го ранга с. А. Четвериков; «Патрокл», «Улисс» и «Диомид»), 3-го (капитан 1-го ранга А. В. Соловьев; «Лейтенант Дыдымов», «Фарватер», «Парис» и «Аякс») и 4-го (капитан 1 — го ранга Б. М. Пышнов; «Страж», «Стрелок» и «Резвый») дивизионов направилась на юг Кореи — в Пусан. Неисправные катера «Усердный» и «Ретвизанчик» были поручены заботам русского консула в Вонсане Зеллиса[16].
В Пусане, куда флотилия пришла 23 ноября, японцы (во время всего пребывания флотилии в Корее ее конвоировали японские миноносцы) также запретили съезжать на берег всем, кроме строго ограниченного числа лиц по пропускам и под гарантией командующего, что никто из них не останется на берегу. Однако (во многом благодаря содействию сумевшего сохранить свой престиж русского консула в Пусане Скородумова) удалось добиться разрешения на ремонт кораблей (за счет флотилии) с условием, что флотилия покинет Пусан 2 декабря и более ни в один японский порт заходить не будет. Поставки угля и других материалов взяла на себя городская управа (при этом поставив уголь самого плохого качества и по самым высоким ценам[17]). В обусловленный срок флотилия покинула Корею и направилась в Шанхай, откуда 4 января 1923 г. вышла на Филиппины (туда прибыло около 800 чел.), а 1 июля пришла в Сан-Франциско.
Таким образом, в общей сложности через Корею прошло тогда около 10 тыс. русских[18] эмигрантов. Именно такое число подлежало эвакуации из Владивостока (а как указывалось выше, в Посьете из них сошло только около 300 чел.). В это число входили как прибывшие с Сибирской флотилией 31 октября до 8 тыс. чел.[19], так и вывезенные чуть раньше раненые и часть кадет. Встречаются данные, что в Вонсане, за исключением тех, кто прибыл туда и затем уехал самостоятельно, собралось около 5,5 тыс. чел., в том числе 2,5 тыс. военнослужащих, около 2 тыс. членов их семей[20] и 1 тыс. гражданских лиц[21]. По-видимому, они относятся к тем, кто остался там после ухода адмирала Старка. Во всяком случае, после отбытия из Вонсана Сибирской флотилии там действительно должно было остаться не менее этого числа: гражданские беженцы, переведенные на берег через несколько дней после прибытия (основная масса их не уехала в Китай), а также 3800 чел. сухопутных войск (см. выше) и их семьи — на кораблях.
Судьба оставшихся в Вонсане сложилась на некоторое время более благоприятно, чем оказавшихся в Маньчжурии — благодаря заботам иностранных благотворительных организаций. В декабре 1922 г. японское правительство все-таки приняло на себя заботы о большей части эмигрантов, установив вполне удовлетворительное довольствие, остальных — до 2 тыс. чел., в том числе до 500 больных и раненых, по-прежнему поддерживали благотворительные учреждения. Весной часть людей даже получила работу в Корее. Руководители оставшейся в Вонсане группы до последнего стремились сохранить воинские части, связывая надежды на продолжение борьбы с находившимися в Японии генералом г. М. Семеновым и Сибирским правительством. Летом 1923 г. Япония объявила о прекращении кредитов на содержание русских эмигрантов, и часть их разъехалась из Кореи в индивидуальном порядке[22].
Большинство войск Дальневосточной группы оставалось в Вонсане до лета 1923 г., после чего 4 корабля с войсками генерала Ф. Л. Глебова прибыли в Шанхай[23]. Однако часть их и после этого оставалась в Вонсане. 23 июля 1923 г. для ходатайства перед властями о содействии в переезде из Вонсана в Харбин остатков приморских беженцев в Харбин прибыл статский советник П. И. Ходаков, выступивший с докладом перед находившимся там Советом Восточного Казачьего Союза (объединявшего Оренбургское, Сибирское, Амурское и Енисейское казачьи войска). По его докладу Совет на своем заседании постановил: «Принести благодарность Японскому Императорскому правительству, через японского генерал-губернатора в Корее, за заботы и помощь русским беженцам, из коих большинство казаков»[24]. Это свидетельствует о том, что оставшиеся принадлежали именно к Дальневосточной группе. Судьба чинов Урало-Егерского отряда не вполне ясна. Возможно, они прибыли вместе с генералом Глебовым в Шанхай, но, возможно, что уже раньше были переброшены в Маньчжурию (во всяком случае из письма генерала Дитерихса от 14 ноября 1922 г. известно, что последний желал видеть этот отряд вместе с основной частью армии в Маньчжурии, тогда как Дальневосточная группа должна была остаться в Вонсане)[25].
Как видно из вышеизложенного, подавляющее большинство русских эмигрантов в Корее в 1922—1923 годов (тем более среди остававшихся в 1923 г.) составляли солдаты и офицеры Дальневосточной группы и Урало-Егерского отряда. Остается пояснить, что это были за люди. Урало-Егерский отряд (полк) был сформирован во Владивостоке летом 1922 г. в составе двух батальонов (Уральского и Егерского) из чинов незадолго перед тем расформированных 2-го Уральского и 3-го Егерского полков 1-й стрелковой бригады 2-го корпуса Дальневосточной армии. 2-й Уральский стрелковый полк был сформирован весной 1920 г. в Забайкалье из остатков 11-й Уральской стрелковой дивизии (сформированной 4 октября 1918 г. в Челябинске). В 1921 г. к нему были присоединены бывшие чины Урало-Алтайского полка, созданного в Забайкалье из остатков 12-й Уральской стрелковой дивизии (сформированной 4 октября 1918 г. в Екатеринбурге). То есть это были почти исключительно уроженцы Урала. Егерский полк был сформирован летом 1919 г. в Омске подполковником П. Е. Глудкиным как Егерский батальон охраны Ставки Верховного Главнокомандующего. Четверть егерей по национальности была татарами и башкирами[26].
Для характеристики их настроений существенно следующее. Как известно, после отхода остатков армии адмирала Колчака к весне 1920 г. в Забайкалье, между ними (их стали называть «каппелевцами» — по имени последнего командующего фронтом — известного генерал-лейтенанта В. О. Каппеля) и находившимися там частями атамана г. М. Семенова — «семеновцами» возник некоторый антагонизм. Если первые были настроены в общем, «непредрешенчески», то вторые — скорее монархически. Так вот полковник П. Е. Глудкин со своим Егерским полком по приходе в Приморье перешел из состава 3-го корпуса («каппелевского») в состав «семеновской» Гродековской группы войск. С присоединившимися к нему уральцами они и составили там 1 -ю стрелковую бригаду, позже включенную в состав 2-го корпуса. Что касается Дальневосточной группы, то ее основой была Забайкальская казачья дивизия, т. е. «коренные» и наиболее преданные «семеновцы» (с которыми г. М. Семенов начинал борьбу в конце 1917 — начале 1918 г.). В нее входили и другие части бывшей Гродековской группы (Амурская, Иркутская, Забайкальская пластунская и Дальневосточная артиллерийская казачья дружины), состоявшие либо из «семеновцев», либо из перешедших к ним в свое время «каппелевцев» (последними были укомплектованы Уссурийский стрелковый и Камский конный) — почти исключительно татары и башкиры — дивизионы[27].
В свете изложенного понятно, почему именно эти, оказавшиеся в Вонсане, части были настроены наиболее воинственно и непримиримо, и до последнего момента, хотя и числились беженской группой, сохраняли воинскую организацию. К лету 1923 г. их представители составляли свыше 80% остававшихся в Корее русских эмигрантов. В дальнейшем русских в Корее оставалось очень немного, в лучшем случае — несколько сот человек, к 30-м годам — вряд ли больше нескольких десятков. Кстати сказать, учитывая, что практически единственным источником их появления там была эвакуация белого Приморья, а состав был представлен описанным выше контингентом, встречающиеся утверждения о том, что они, якобы, окормлялись существовавшим в Корее в 30-х годах приходом Московского Патриархата[28], представляются совершенно смехотворными: эти люди посещать советскую церковь ни при каких обстоятельствах бы не стали. С остатками русской эмиграции в Корее было полностью покончено в 1945—1950 годах, когда она, как и в Китае, была ликвидирована советскими (а в Южной Корее северокорейскими) органами.
—————————————————————————-
[1] Часть их была опубликована в журнале «Морские записки», но все, касающееся пребывания в Корее, осталось в рукописи, хранившейся в архиве Общества русских морских офицеров в Америке, который по прекращении деятельности Общества был передан обществу «Родина», откуда в 1998 г. поступил в Российский фонд культуры.
[2] Петров П. П. От Волги до Тихого океана в рядах белых. Рига, 1930, с. 229.
[3] Филимонов Б. Б. Конец Белого Приморья. Роквилль, 1971, с. 358.
[4] Там же, с. 355—356.
[5] Первоначально флотилия получила только распоряжение доставить семьи военнослужащих и беженцев в один из китайских портов. Но позже, когда был получен приказ не выгружать в Посьете воинские части, это распоряжение не могло быть осуществлено, т.к. перегруженные корабли не в состоянии были совершить переход до Шанхая или Инкоу
[6] Старк Ю. К. Отчет о деятельности Сибирской флотилии (рукопись). ч. II, с. 2—3.
[7] Там же, Ч. I, с. 336—338; из дальнейшего описания явствует, что в составе флотилии были также канонерская лодка «Парис» и пароход «Тунгус» (см. ч. II, с. 5).
[8] Встречается утверждение (см. Филимонов Б.Б. Указ соч., с. 359), что флотилия прибыла туда 2 ноября, одновременно с переходом основной частью армии китайской границы, но дата, приводимая адмиралом Старком, заслуживает, естественно, большего доверия.
[9] Остальные эвакуированные с Камчатки в Корею не попали: сам Ильин с частями и беженцами с Камчатки на захфрахтованном им японском пароходе прибыл в Хакодате, а оттуда позже в Шанхай.
[10] Кадесников Н. З. Краткий очерк белой борьбы под Андреевским флагом на суше, морях, озерах и реках России в 1917—1922 годов СПб., 1991, с. 75.
[11] Старк Ю. К. Отчет о деятельности Сибирской флотилии, ч. II, с. 8.
[12] Хабаровский графа Муравьева-Амурского кадетский корпус. Сан-Франциско, 1978, с. 100—101.
[13] Видимо, численность в данном случае дается уже вместе с семьями, так как, например, численность боевого состава Урало-Егерского отряда составляла на 1 сентября 1922 г. 400 штыков, а Дальневосточной группы — 1800 (см.: Филимонов Б. Б. Указ соч., с. 124—125).
[14] Старк Ю. К. Отчет о деятельности Сибирской флотилии, ч. II, с. 9—10.
[15] Там же, с. 12—13.
[16] Там же, с. 23—25.
[17] Там же, с. 27—29.
[18] Кадесников Н. З. Указ. соч., с. 75. Среди них было около 600 морских офицеров (см.: Доценко В. Д. Эхо минувшего. — Там же, с. 7).
[19] Старк Ю. К. Отчет о деятельности Сибирской флотилии, Ч.П, с. 8—9.
[20] Точнее — 1950 чел. семей чинов Дальневосточной группы (Старк Ю. К. Отчет о деятельности Сибирской флотилии, ч. I, с. 335).
[21] Филимонов Б. Б. Указ. соч., с. 359.
[22] Петров П. П. Указ. соч., с. 235.
[23] Серебренников И. И. Великий отход. Харбин, 1936, с. 219—221.
[24] Енборисов г. В. От Урала до Харбина. Шанхай, 1932, с. 139.
[25] Старк Ю. К. Отчет о деятельности Сибирской флотилии, ч. II, с. 20, 22.
[26] Филимонов Б. Б. Белая армия адмирала Колчака. М., 1997, с. 99—101.
[27] Там же, с. 91, 104—105, 108—113.
[28] Архимандрит Августин (Никитин). Русская православная миссия в Корее. — «Православие на Дальнем Востоке». Вып. 1. СПб., 1993, с. 142.
Источники:
РАУК — Волков С.В. К вопросу о русской эмиграции в Корее в начале 20-х годов
Комментирование закрыто.