Han: Знаком с Георгием Юном, помню первое впечатление от 2014 года: “В Сеуле Корейский театр выступал с отдельными номерами солистов и хореографическими композициями балетной группы. Один из номеров концерта ввел меня в какое-то особое состояние, я весь оказался во власти музыки — Георгий Юн играл Шопена. Наверное, исполнение его было великолепно, иначе как можно было меня пробрать, несведущего в серьезной музыке. Мастерство музыканта-исполнителя, чисто визуально, было очевидным, а извлекаемая им мелодия, ввергала душу в состояние сопереживания, вплоть до оцепенения. И это был Георгий Юн, с которым утром только познакомились на Мёндоне, улыбались, просто радовались новому знакомству, абсолютно не предполагая, какой эффект он произведет вечером”.
Koreilbo: Главный дирижер, артист драмы, музыкант фольклорно-этнографической группы «Самульнори», отмеченный в 2002 году почетным знаком Министерства культуры и информации РК «Мадениет кайраткеры», в 2011-м – юбилейной медалью «20 лет независимости РК» Георгий Юн празднует день рождения театра как свой собственный. И в подтверждение тому есть обстоятельства из его биографии, которые неминуемо вели в Храм искусства, в котором работали всю жизнь и его незабвенные родители – известный музыкант, композитор Петр Юн и актриса, заслуженная артистка республики Казахстан Роза Лим. У их сына не менее славная трудовая биография. Родился Георгий 21 января 1973 года, служит театру с 1993 года, а впервые вышел на сцену еще в пятилетнем возрасте в спектакле «Единственная дочь».
Георгий Петрович на мой вопрос: «Как стал актером?» ответил просто:
– Знаете, у меня другого выбора и выхода не было! Я из тех счастливых людей, за которых все было решено еще до рождения, можно сказать. Посудите сами, ничего, кроме театра, я не видел. Дома разговоры о театре, в окружении у родителей были музыканты, писатели, актеры. Кем еще я мог стать, какую дорогу выбрать? Мечты ведь тоже из чего-то рождаются!
Впервые в стены Корейского театра он попал в три годика и запомнил их запах на всю жизнь. Видимо, шел ремонт и в коридорах пахло известкой и свежим цементом. А в воздухе висела тишина. Дальше – зал и сцена, и люди с улыбками на лицах, говорящие вполголоса. И это вовсе не потому, что нельзя громко разговаривать. А потому, что ты находишься в Храме, где живет Искусство. Жорик, будучи совсем ребенком, конечно, еще не понимал всего величия того, что происходит и происходило в этих стенах. Однако внутренне он понимал, что здесь особый мир, особенные люди и поэтому вести себя в этих стенах нужно соответственно. Он на всю жизнь сохранил детское воспоминание о том, как отдаются здесь приглушенные звуки голосов и как много в театре разной жизни. Однако, попав на первые гастроли, маленький Жора был подкуплен окончательно тем, что в театре весело. Шутки, песни звучали всюду, словно нет у этих людей никаких проблем. Хотя действительность была суровой. Взять хотя бы те же гастроли продолжительностью в месяцы. Но никто не унывал – словно в театре существовало табу на все бытовые невзгоды и неурядицы.
Еще из того времени (конец 70-х, начало 80-х годов прошлого столетия) он помнит, что всегда ощущал себя артистом. Только в пятилетнем возрасте – маленьким, а когда становился старше – подросшим. Так дорос до того времени, когда стал осознавать свое место среди именитых актеров, которые в свой коллектив приняли его так рано. Дети ведь были у всех актеров, но дирекция не всем актерам позволяла брать их с собой. Жорику этот путь был открыт, наверное, потому, что в нем уже подрастал, формировался артист – вдумчивый, старательный и не по годам серьезный. Например, если шли чтения, он занимался своими делами. Какими? С четырех годков мальчик уже во всю читал и даже мог вывести еще неумелой ручонкой первые слова. А еще кто-то из актеров принес маленький барабан и предложил его Жорику, который, когда некому было мешать, выстукивал мелкой дробью ведомые только ему ритмы. Видя такую склонность к музыке, мама отвела сына в детскую музыкальную школу в класс фортепиано. В отличие от многих, занятия музыкой ученику доставляли ни с чем не сравнимое удовольствие. А удовлетворение он находил в том, что своим участием во всевозможных конкурсах и фестивалях прославлял родные учебные заведения: сначала музыкальные школы имени Прокофьева, затем Байсеитовой и позже Алматинскую Государственную консерваторию имени Курмангазы.
– Помню всех своих учителей и очень им благодарен за то, за что благодарны все выпускники этих учебных заведений, – говорит Георгий. – Байсеитовка закладывает такой фундамент на всю жизнь, что, обучаясь дальше, уже не нужно учиться как в школе. Нужно набирать багаж, если хочешь стать настоящим мастером. В общем, после такого добротного образования тебе открыты пути-дороги, о каких выпускникам музыкальных школ других городов можно только мечтать. Кстати, традиция готовить сильных специалистов там осталась. Вот я по сей день обогащаюсь духовно в родном Корейском театре, посвятив только своему музыкальному образованию более 17 лет.
За эти годы Георгий стал не только музыкантом широкого профиля (освоил все 4 инструмента самульнори). Он стал композитором театра, которого называют единственным ведущим и на сегодняшний день незаменимым, оранжировщиком дающим новую жизнь произведениям, утратившим былую привлекательность из-за несовременного звучания и так далее. Что касается актерства, то здесь он не считает себя мастером.
– Могу, конечно, и на сцену выйти, если надо, – говорит он.
При этом, однако, вспоминает те роли, работа над которыми и ему доставила удовлетворение, и зрители были восхищены выходом Георгия на сцену. Например, такие роли, как: ранние – роль Батончика в спектакле «Не умирайте молодыми» Цой Ен Гына, И Мон Рена в
«Сказание о девушке Чун Хян» (Ли Ен Хо); более поздние – роль Жарылгапа в «Карагоз» ( М. Ауэзова), монаха в «Сим Чен ден» (Цой Ен Гын) и другие.
– Несложно перевоплощаться в своей деятельности из музыканта в актеры? – задаю вопрос Георгию.
– У меня окружение хорошее, – отвечает музыкант. – Антонина Пяк, которая знает меня с трех лет и по привычке все до запятой со мной отработает; Алишер Махпиров, который всегда откликнется, любую свободную минуту отдаст репетиции той или иной сценки. Главное правило, которого придерживаюсь и по сей день, учиться у всех. Мне очень повезло в жизни с окружением. Например, когда беседуют такие мэтры театра в разных профессиях, как Лаврентий Сон, Станислав Ли, Яков Николаевич Хан, Олег Сафронович Ли, Антонина Пяк, Роман Цой нужно просто молча впитывать то, о чем они говорят и как говорят. А так как у меня память музыкальная – результат бывает очень хорошим.
До того, как Георгий стал композитором театра, можно сказать, его мелодией и его музыкальным лицом, стены Корейского театра помнят многое из жизни Георгия Юна. Помнят в театре время, когда сюда шагнула самобытная музыка самульнори.
– В 1991 году в Пхеньяне (уникальнейший случай из истории культуры Кореи, когда северяне пригласили к себе южан!) известный музыкант Кореи Хан Мен Хи собрал артистов традиционных танцев, пения, игры на национальных музыкальных инструментах. Они приехали в тот год в наш консерваторий и организовали двухнедельный семинар. Я загорелся так, что на третий день уже мог владеть инструментом. Но посвятить себя этой музыке не мог – учился только на 3-м курсе. Но зато когда в 1993 году Яков Николаевич Хан объявил при театре о наборе в группу «Самульнори», я прибежал к нему в числе первых и остался там, кажется, навсегда. Меня захватило так, что постепенно я освоил игру на всех четырех инструментах, которые есть в ансамбле, – вспоминает артист.
Коллектив «доигрался» до того, что на самобытных корейцев из Казахстана обратили внимание мэтры корейской музыки Ким Док Су (в 1994 году) и Ик Ван Су (в 1999 году). Все эти годы наши артисты получали уроки музыкального искусства в Южной Корее по их приглашению. Венцом ученичества стало получение ансамблем Гран-при на Международном фестивале искусств зарубежных корейцев в Сеуле в 2001 году.
К самульнори у музыканта, постигшего игру на фортепиано, которой его обучали столько лет, особое отношение.
– Если у тебя нет кача, духа, то какой бы безупречной у тебя ни была техника, ты не будешь в гармонии, то есть в ансамбле, – говорит он. – Сам по себе будешь играть, а в группу тебя не возьмут.
– Зов души?
– Что-то в этом роде. И еще. Нет там никакого шаманства или магии, как утверждают некоторые, обыкновенная музыка крестьянина, земледельца. В общем, это абсолютно животный инстинкт, на уровне зова крови. Что касается меня лично, то эта музыка четырех необъяснимо близка мне внутренне.
– Такое впечатление, Георгий, что все было гладко в Вашей трудовой биографии. Цветы и те без шипов.
– Бывало всякое. Но вот что касается творчества, то так получилось, что привели меня родители в театр и отдали в доброжелательный коллектив трудиться. Я тружусь с полной самоотдачей и даже замечания от начальства воспринимаю не так как мои друзья от своего начальства. Коль многие меня здесь мальчишкой знают, для меня их недовольства вроде родственного указа. Наш директор Любовь Августовна Ни вообще для меня родной человек, который и потребует, и поймет. После новогодних праздников я так выработался, опустошенность какая-то появилась, зашел к ней и говорю: «Любовь Августовна, все, никого не хочу видеть, ничего не пишется, дайте отпуск без содержания на неделю». Она меня отпустила, хотя я знаю, чего ей это стоило в разгар театральной страды.
Георгий из тех людей, которые умеют трудиться и делают это с полной самоотдачей. Такие словно думают о профилактике неудач. Они обычно прислушиваются к мнению окружающих и если вдруг что-то пошло не так, готовы начать все сначала. О процессе самоутверждения Георгий говорит просто:
– Свою работу сегодня я наблюдаю воочию. Выступил хорошо актер с моей фонограммой – это мой успех. Поэтому отношения со славой у меня адекватные. Я знаю, чего в этой жизни стоит наша работа и готов трудиться на благо театра, который, без преувеличения, стал моим вторым домом.
– Интересно, как Вы относились к творчеству своей мама, как оценивала Вас она?
– Помню, был совсем маленьким, терялся, то есть, когда видел маму-актрису на сцене, не узнавал – так она перевоплощалась. К тому же первые ее роли были травести – представляете себе, мальчишка – это моя мама. Потом, когда я уже подрос, помню, как гордился и восхищался ею. А мама, она была строга ко мне, говорила: «С музыкой у тебя все замечательно, а вот с актерством. Сделаешь Николая (роль из «Деревенской кадрили», В. Гуркиной) – тогда можно будет о чем-то говорить. А пока…» Кажется, образ у меня получился.
– Искушения славой не было?
– Было. В конце 90-х годов звездочку поймал. Еще бы! Мне немного больше 20-ти, а я на должности главного дирижера. И вот замечаю за собой, что все больше я не в коллективе, а в офисе и так далее. Мой покойный брат Сергей вызывает на разговор. «Зазвездил ты, брат, говорит, смотри, не опомнишься, люди отвернутся от тебя и пропадешь». Мне стало страшно все потерять. Утром пришел к директору, написал заявление об уходе с должности «главного». Так потихоньку все наладилось, встало на свои места. Теперь, если кто из молодых заносится, со всяким бывает, тоже проводим профилактическую работу. Так и живем.
– Сейчас, когда все произведения в театре Вашей музыкой пронизаны, не боитесь звездной болезни?
– У меня надежный иммунитет выработался, – смеется Георгий. – Да и работы слишком много, чтобы о славе думать. В общем, как любят говорить у нас в театре, нет предела совершенствованию. О каких тогда абсолютах, в смысле звезд можно говорить? Звезды на небе, а на земле, в театре, трудиться нужно. Это своеобразный гарант того, что к тебе не пропадет интерес ни как к актеру, ни как к работнику театра.
Тамара ТИН
Фото: Корейский театр
***
Источник: http://koreilbo.com/index.php/news-social-ru/1493-potomstvennyj-artist-i-syn-teatra
Комментирование закрыто.