Александр КАН. Сказка о вечных мужьях и любовниках

МАГИЧЕСКОЕ МЕЛЬКАНИЕ

Единственное, что никак не оставляло Сашу Ли * в покое, как в детстве, так и много после, это было чувство недоумения – к людям, их словам и поступкам и, стало быть, к миру, который они вокруг него создавали. А именно, если это были дети, то они непременно его, тихого и застенчивого, дразнили, задирали, заставляли делать то, что хотят. А если вдруг между ним и какой-то девочкой возникали симпатии и хотелось узнать друг друга лучше, поделиться секретами, то обязательно надо было от всех скрываться, утаивать свои чувства, иначе бы обидели, обозвали, истребили бы. А если это были взрослые, ведь эта зараза, агрессия, шла от них, то они вообще детей не замечали, а Сашу тем более, или напротив преувеличенно сюсюкали, глядя куда-то мимо и сквозь него.

===================================

* — Это четвертая сказка из серии «Сказки о Коре Сарам», в которой опять же есть герои, но нет конкретных врагов. Порой я сам себе как автору удивляюсь: почему же их нет? Да потому что всех людей просто жалко, ибо «эти все», подвластные обществу, слепо и рьяно выполняют свои социальные функции, поучая жить других, как надо, что положено, а что нет, зачастую сами не понимая, что делают. При этом по отдельности они могут быть вполне себе милыми и даже приятными людьми. Но когда опять соберутся на своих «площадях и улицах», Его Величество Зло, всегда анонимное, потустороннее, невидимо управляя посюсторонним по определению обществом, вновь вступает в чужие владения, имя которым человеческие чувства, жизнь и судьба. И как противостоять этой инфернальной силе? – вот каким вопросом задается мой сквозной герой Саша Ли, гордый одиночка, смиренный лишь в одном, своем одиночестве. Как, между прочим, и все коре сарам. И, может, эта самость, суверенность, внушенная и даже вдохновленная нашей переселенческой судьбой, собственно нас и спасает от любого идеологического большинства, всегда глухого, слепого, простите, тупого по отношению к бесценной жизни каждого отдельного человека?

=======================================

Даже дома, мать и бабушка, а отец у Саши остался в Корее, после работы, понятно, уставшие, разговаривали с ним односложно: да, нет, не знаю, не особо его слушая, не умея сосредоточиться, да и что он такого ценного мог им сказать? Только по ночам, во сне, их прорывало, и Саша тогда мог понять, чем на самом деле были заняты их мысли и слова. Мать сквозь тихое сопение – она работала заведующей лабораторией в химическом институте – постоянно кого-то отчитывала. «Сотрудник Борейко, вы почему казенный спирт воруете? Ни дай бог, еще на рабочем месте употребляете? Смотрите, будем проверять!» Или: «Сотрудница Юсупова, вы когда свой готовой отчет сдадите? Имейте в виду, на следующей неделе не будет, я сообщу главному, а это, сами понимаете, равносильно увольнению».

А бабушка… С бабушкой было еще веселее! Бабушка работала главврачом в кожвендиспансере, в мужском отделении, и потому в глубоком сне своих пациентов с нескрываемой ненавистью разносила. «Пациент Сунгуров, вы опять к нам «попали»? Господи! Бедная ваша жена! Легче убить вас, чем терпеть… Что?! Вы слышите, он еще разговаривает? Быстро – с глаз долой! И тащите свое чертово барахло в 25-й кабинет! Там у нас как раз новая сотрудница… Представляю, как она с вами намучается!». Вот в таком абсурдном равнодушном мире, где каждый, даже родитель, думал только о себе, о своих делах, и только потом о ближних, Саша и жил, не только он, но и все его ровесники, соседи, товарищи по школе, по дому. И потому он хорошо понимал, почему со временем они начинали дерзить, куражиться, хулиганить, драться и воровать, садиться на наркотики, ведь все их действия изначально обращались к миру, который никакого внимания на них не обращал, и потому они, бедные и несчастные, безоглядно отдавались миру наркоманскому, воровскому, бандитскому, какому угодно, лишь бы не семейному или тем более общественному, и это была дорога в один конец.

Он же сам нашел отдохновение в неожиданном и другом. Однажды с мальчишками Ли забрел на насыпь, у железной дороги, и, пока они ходили по шпалам, вдруг загремели, пошли поезда. Приятели отскочили, стали, как водится, бросать в окна камни, бутылки, всякую гадость, а он замер как завороженный и смотрел в мелькающие мимо проемы, в которых замечал то загадочный силуэт, то чей-то жест, то целиком лицо, глаза, улыбку, обращенные, как казалось, прямо к нему.

В оформлении сказки использованы работы Эдварда Хоппера

Он вдруг подумал, что там, в этом магическом мелькании, живут, обитают какие-то прекрасные и совсем иные люди, которые полны внимания друг к другу, заботы, ласки, любви, и едут они в какие-то прекрасные города, где их ждут такие же чуткие, внимательные товарищи и подруги, иначе бы они никогда к ним не ехали. Это романтическое впечатление так поразило его, что стало спасать в тяжелые минуты, в школе, на улицах, в доме, когда он опять сталкивался с грубостью, фальшью и алчностью. Ли всегда вспоминал свои поезда, свое прекрасное магическое мелькание, и то, что они и оно существуют здесь рядом, в каких-то полчаса ходьбы от него, действительно помогало ему жить и радовало несказанно.

Теперь вся эта жизнь напоминала ему игру в жмурки, только человек, выходя из дома, сам надевал на глаза своей души, так сказать, непроницаемую повязку, и шел работать, приказывать, унижаться, исполнять, хвалить или отчитывать. Но зачем?!? – неустанно задавался столь важным вопросом Саша Ли. – Неужели от трусости и малодушия? И никто не мог ему на этот вопрос ответить. Но однажды он случайно подслушал разговор, пришли к матери подруги, пили чай на кухне, вспоминали общих приятельниц. Вот вспомнили одну, которая никак не могла найти себе мужа, друга, партнера: постоянно ссоры, недопонимание. А потом замужние, словно всех прорвало, стали жаловаться, что это вообще большая проблема, считай, неразрешимая, и оказываться, у них, у всех, нет никакой душевной близости со своими мужьями или любовниками. Может, ты, Аврора – говорили они, обращаясь к матери – в общем-то и права, что живешь одна… Что оставила своего мужа там, в Корее, все равно бы ничего хорошего между вами не вышло! Да я же не просто его оставила! – вдруг оправдывалась она – Начались гонения на всех советских, независимо от национальности, после смерти Сталина круто изменилась политика, стало тревожно, и мать позвала, и я в конце концов поехала…

И тогда Саша стал думать, что если жизнь действительно есть вечная игра в жмурки, то, может быть, люди в ней надевают на глаза повязку не от слабости, а напротив от мужества, поскольку понимают, что взаимная близость между людьми в принципе невозможна, и зная это, они тем не менее, вопреки всему, живут. А мне ж тогда где найти это мужество? – растерянно думал Саша, и вдруг вспоминал, что у него есть его поезда, слабое с виду утешение, но пока он молод, они спасают и спасут. И чтобы однажды сесть в них и уехать, надо хорошо учиться, чтобы было с чем уезжать. И потому он старался, учился, получал знания, а когда опять становилось худо, бежал задыхаясь к железной дороге, точно чистым воздухом подышать. С нетерпением ждал свой грохочущий состав, и вот впивался глазами в окна, в магические силуэты, жесты и лица, уже спасительно видя, как там внутри, сидит у окна и смотрит на себя же, пока стоящего на земле, сам он – о, да! – даже машет себе рукой, мол, терпи, парень, все еще будет, причем будет непременно хорошо.

ВЕЧНЫЙ ЛЮБОВНИК

И однажды это случилось. Он окончил школу, причем с отличием, сел в поезд, в тот самый мелькающий поезд, ибо все поезда – поезд, и поехал поступать в Москву, в технический вуз, поскольку проявлял способности в физике, математике, легко поступил, к радости матери, которая гордилась его мозгами, умом, а все остальное, душа, например, ее не волновала, потому что она не знала, как и многие люди, на этой земле, что с ней, чужой душой, делать, и вообще, как с ней быть. Итак, поступил, поселился в общежитии, сначала сидел в углу, но вскоре нахлынули три парня, соседи, стали знакомиться, а потом – чего так в сухую сидеть? – сбегали в магазин, и отметили, по великой русской привычке. И после часто вот так отмечали, то наступление выходных, то день рождения у кого-то, то сосед Карманов первый в своей жизни «зачет» получил, то просто хорошая погода, и это, несмотря на частоту, Саше все равно очень нравилось. Потому что, выпив, люди становились неформальными, сбрасывали свои маски и коконы, становились настоящими – нежными, добрыми, тонкими, или напротив нервными, злыми, жестокими, это не важно, главное отвечавшими самим себе.

Выпивали, общались, а потом разбегались по девушкам, однажды обнаружили, что Саша все также сидит в углу: у тебя, что, девушки нет? Срочно стали искать, нашли для него одну, вторую, третью, но никак отношения не складывались, и Ли понял, что, когда помощь приходит извне, пусть и с самыми добрыми намерениями, никогда ничего не получится. Увы! Однажды веселились в компании, и когда все тосты были произнесены и выпиты, темы обговорены, кто-то предложил сыграть в игру всех времен и народов – и как тут без нее? – конечно, в жмурки. И вот наступил Сашин черед водить, он надел повязку и пошел, протягивая руки в неведомое, то и дело спотыкаясь о стулья, столы и тумбочки, и конечно, вокруг раздавались смешки, крики, хихиканья.

Он шел и думал, что вот эта игра никак не оставляет его, идет с ним по жизни, и чем этот союз с ней закончится, интересно было бы узнать? И только он об этом подумал, как поймал чье-то тело, руки, плечо, и конечно, звонкий смех. Снял повязку и увидел Марию, очаровательную, зеленоглазую, рыжеволосую, он давно ей любовался, но познакомиться с ней не решался никак. И вот схватил ее и больше от себя не отпускал. Оказалось, она тоже давно за ним наблюдала, когда оказывались в общих компаниях, но сама знакомиться с ним не спешила, все ждала подходящего случая, который наконец наступил. Они начали встречаться, быстро физически, поскольку сгорали от страсти, стали близки, а душевно – шаг за шагом, она рассказала, что до него, прости, моя радость, она встречалась со старшекурсником, который собственно всему ее, первокурсницу, и научил, и манерам, и секретам любви, и кокетству, и многому другому. А потом она, как все ученицы, ну конечно, неблагодарные, его оставила, надоел он ей своим брюзжанием, пигмалион хренов, и решила, что встретит молодого, послушного и застенчивого, вот такого, как он.

Потому слушайся меня во всем, дорогой Александр, он и слушался, а она возила его по Москве, ходили в театры, на выставки, рок-концерты, с ее друзьями ездили на природу, жарили шашлыки, пили, купались и веселились, а вечерами возвращались домой, она шла к себе домой, а он в общагу, но перед расставанием, где-нибудь в парке, прямо на траве, они предавались любовным утехам. В конце концов, чтобы каждый день не расставаться, они сняли квартиру, стали жить как муж и жена. Кто-кто? Нет, скорей как любовники.

Но время шло – вот, кстати, главный герой этой истории, причем отрицательный! – и чувства их, любовь – а вот вам другой герой, конечно положительный! – убавлялась, и Саша все чаще замечал на себе ее задумчивый взгляд, как смотрела она на него, со стороны, без слов, без предупреждения, словно оценивала, с тем ли человеком живет. И однажды он стал допытываться. Ну что ты так смотришь? Объясни!

И она объяснила, она была старше его на два курса: я уже институт заканчиваю, впереди преддипломная практика. И значит, мне пора… Долгая пауза. Что?! Подумать о замужестве, понимаешь, Ли? Ведь все девушки, как бы они кого ни любили, должны выходить замуж, причем желательно выгодно! А ты, дорогой и действительно любимый мной Александр, на роль жениха ну никак не подходишь. Во-первых, приехал из далекой провинции, что где-то на краю земли, во-вторых, родился в Корее, то есть совсем экзотического происхождения, и в-третьих и в самых главных, ничего у тебя за душой нет. Понимаешь? Если б ты был принцем корейским, я бы, профессорская дочь, еще подумала. Но у тебя даже отца нет, в общем, ты почти сирота! Так что, быть тебе, Ли, вечным любовником! Кем-кем?? Вечным Любовником, говорю! И не обижайся, пожалуйста, если однажды придешь ты в эту квартиру, пока наше любовное гнездышко, а моих вещичек здесь не обнаружишь. Увы, такова эта чертова жизнь!

И однажды это случилось. Ли вернулся с занятий и обнаружил с ужасом, что квартира пуста, значит, она ушла, а звонить вдогонку не было никакого смысла, тем более она предупреждала. Он плюхнулся на пустую кровать и захныкал, а потом просто зарыдал, и чем дольше он рыдал, тем больше не понимал, что же ему теперь делать, как жить и ради чего. Теперь его жизнь утратила всякий смысл, но поскольку он не мог сидеть в пустой квартире часами и сутками, он все-таки выходил: встречался с приятелями, однокурсниками, у которых были какие-то простые дела: отвезти посылку, встретить родственника, потом его же проводить. Шла преддипломная практика и все были предоставлены самим себе, и он просто сопровождал своих друзей, во всем помогал им, пряча от них свой тяжелый взгляд, полный неимоверной печали.

Однажды провожал товарища, уже защитившего диплом и возвращавшегося домой, выпил с ним в привокзальном кафе, на дорожку, потом довел до вагона, постоял, пожелал, как водится, счастья, здоровья, успехов, крепко обнял, посадил в вагон, и стоял в ожидании, когда состав тронется, а на самом деле не зная, куда ему теперь идти. И тут вышел солидный мужчина в фуражке, судя по форме, бригадир, закурил, старательно огляделся, и остановил свой удивленный взгляд на Саше, на его лице, которое показалось ему таким несчастным. Затем подошел и участливо спросил: «Ты чего, парень, такой потерянный? Любимая, что ли, бросила?» И Саша, удивляясь проницательности этого незнакомого человека, просто, без слов, закивал, немедленно с ним соглашаясь. «Так давай тогда к нам! Мы тебе поможем и вылечим… Дорога как раз излечивает от любых горестей и печалей». И далее все произошло, как в сказке. Бригадира, спасителя, звали Рахмет Иванович, одно имечко-то какое – рахмет вам, Рахмет! – словно сам Бог его послал. Рахмет Иванович рассказал, какие ему надо документы собрать для устройства на работу. Саша поехал в институт, быстро, через знакомых, собрал и оформился, прошел пробный рейс, и поехал со своим спасителем уже проводником, а мужчина наконец объяснил ему, почему он так его пожалел, уже больно он был похож на него в молодости.

Саша начал работать, осваивать профессию, между рейсами защитил в институте диплом, вновь вернулся в поезд: собирал билеты, обслуживал пассажиров, заваривал чай, разносил в подстаканниках, убирал в вагоне, научался возить «зайцев», и даже тайком торговать водкой, но главное – да, это было самое главное! – люди в поезде были совсем другими, в этом он убеждался с каждым днем. Так какие же? Они были все очень легкие, словно освободились от всех забот и сели в поезд, готовые бесконечно рассказывать о себе, шутить, давать советы, и конечно любить, дружить, искрить, помогать ближним, несказанно радоваться жизни. И соответственно в поезде, в его вагоне, если рейс был долгим, куда-нибудь в Тынду или Воркуту, пассажиры охотно дружили, влюблялись, заводили романы, – какое-то идеальное человечество, любо-дорого было смотреть.

Правда, попадались исключения, обыкновенно это были семьи, дородная жена и худосочный муж, вокруг два, три ребенка. Вот Саша помнил, как в рейсе на Северодвинск ехали у него такие клиенты, и муж все норовил куда-нибудь сбежать, выпить, как водится, с кем-нибудь познакомиться, но супруга его все время останавливала. Пенелопов! – орала она на весь вагон, и Пенелопов, вот фамилия-то, это просто издевательство над человеком какое-то, смиренно, без слов, возвращался на место, и, подставив под подбородок ладонь, уставлялся в окно, как бы придерживая свою тоску горькой улыбкой. И Саше, проходившему мимо, хотелось обнять его, как-то приободрить, отгородить от этой злобной, чрезмерной, дурно пахнущей мегеры.

Но это было скорей исключения, и сидели такие семьи обыкновенно в начале или конце вагона, словно сам Бог посадил, чтобы им никому не мешать, и совершенно не портили общий праздник, когда все уже знакомились и радовались друг другу. Вот он помнил, как в одном рейсе, ехали до Тайшета, проводница из соседнего шепнула ему, что сегодня у Рахмета день рождения… Да ты что?! А я и не знал. Вот непорядок! – изумился Ли, и на остановке сбегал за вином, набрал целую сумку, затем, когда тронулись, торжественно объявил пассажирам, с которыми в этом рейсе был особый контакт, о радостной дате, таком событии, как снаряды, раздавал всем желающим бутылки с шампанским, затем пошел поздравлять бригадира.

В самый разгар праздника, когда Рахмет Иванович, раскрасневшийся от вина, танцевал в коридоре рок-н-ролл с пассажиркой, кто-то предложил сыграть в жмурки – вот игра всех времен и народов, никуда без нее! – дабы создать пары из оставшихся, и выпало Саше водить. Саша надел повязку и пошел тихим шагом, в который раз протягивая руки в будущее, – каким же все-таки оно будет? – шел, шел, шел и вдруг поймал чье-то тело, хохочущее, которое в свою очередь, без слов, лихо пленило его, втолкнуло в купе, сорвало с него повязку. И он увидел прямо перед собой девушку, словно всю сотканную из веселья, света и добра. Они тут же, без всяких слов, слились в одном бесконечном и сладостном поцелуе, повалились на койку, стали падать друг в друга, – падали, падали, прямо на самое донышко, и случился взрыв. Затем Саша очнулся, открыл глаза и, разглядывая свою неожиданную возлюбленную, спросил.

— Как тебя зовут? Ты откуда такая? Я тебя не помню, ты при мне в вагон не садилась.

— Ия меня зовут. – улыбнулась она, действительно красавица, прямо подарок с небес. – В Абакане села, никто не заметил, поскольку праздник у вас в самом разгаре был…

— А куда ты едешь, волшебница?

— В Новокузнецк, замуж выходить…

— Чего-чего?! – Саша даже поперхнулся. – Замуж? А тогда что ты здесь делаешь со мной?

— Понимаете, – после паузы с глубоким вздохом продолжила Ия. – вы сейчас конечно думаете, что вот лежит в моих объятиях очередная б…, которых на этой дороге тьма тьмущая, и что-то еще, бесстыжая, про замужество говорит. А на самом деле меня действительно замуж выдают, за выгодного жениха, а если выгодный, то, значит, нет никакой любви… Но родители настаивают и фиг с ними поспоришь!

И тогда я попросила их дать мне возможность обо всем подумать, в дороге, на поезде, а не самолетом, чтобы время было. Причем чтобы одна я ехала, и никто мне не мешал. А они сами полетят и там будут меня с супругом ждать. И они подумали и согласились. А я села в поезд не для того, чтобы перед свадьбой нагуляться, а… как бы вам объяснить? Человек должен иметь выбор, он вообще по идее должен жить той жизнью, которую он выбрал сам, а не кто-то за него.  Но не получается, особенно в молодости! И потому вот такой надрыв, понимаете? И взрыв, как сейчас, эмоций… Я вас как увидела, так сразу влюбилась. Тем поезд и хорош, что нет никаких условностей. И давайте выпьем за нашу встречу!

— Давай, Ия, ты меня убедила! – поддержал ее Ли, налил в стаканы шампанского, и они выпили, и опять слились в едином головокружительном поцелуе, таком-таком, что забыли про всех и вся на свете, и даже про себя… А потом он лежал и думал, пока она мирно сопела в щеку, что нечто подобное он уже слышал от Марии, все всегда говорят об одном, наболевшем, и страдают от того, что живут не своей жизнью. И он стал внимательно ее разглядывать, любуясь, понимая, что этот призрак по имени Ия – и я! – вот сейчас лежит рядом с ним, такой жаркий и сладкий, но через мгновение его рядом уже не будет. И действительно, когда в следующий раз Ли открыл глаза, купе было пустым, а на столе лежала записка с надписью: «Я тебя никогда не забуду! Ия.»

— И я! – вздохнул Саша и пошел работать.

И вернулся он, конечно, в Москву с думами о ней, Ли вспоминал каждое ее слово, прикосновение, улыбку и неожиданную печаль в глазах, которая в одно мгновение перечеркивала все прежние эмоции. Он не мог о ней не думать, но только в поезде, ибо когда он сошел на перрон, то увидел своего товарища, однокурсника, с лицом, полным тревоги.

— Ты чего здесь делаешь? – изумился Ли.

— Слушай, еще день назад телеграмма тебе пришла. – растерянно протянул он.

— Чего там? – стал читать, и замер: боже, мама сообщала, что бабушка умерла, и надо было ехать на похороны.

И тогда он вернулся в опустевший вагон, и пока ехали до резерва, шел по вагонам и прощался с Рахметом, с другими проводниками, потому что понимал, что больше поездов в его жизни не будет. Ибо давно пора была возвращаться домой, начать работать инженером по распределению, его каникулы итак затянулись, а тут еще бабушка, бедная бабушка… В общем, прощай, моя Проводницкая Жизнь и мое любимое Магическое Мелькание, в которое я все-таки попал и сполна им насладился!

РОМАН О САМОМ ГЛАВНОМ

Саша не успел на похороны. Пока он купил билет, пока долетел, бабушка уже была похоронена. Но в первый же день, как только добрался, он попросил мать поехать с ним на кладбище. Стоя у могилы, у простого камня, он думал об ушедшей и вспоминал: бабушка Катя была несчастной женщиной, так ему всегда казалось, ведь как она могла лечить мужчин, причем от любовных связей, если она их не любила, не терпела, по сути, ненавидела, ведь они, по ее же скупым рассказам, приносили ей только несчастье.

— Мама, а как она ушла?

— Легко и просто. Заснула и не проснулась. Причем с улыбкой на лице, словно вот отмучилась и слава Богу…

— Да…

Так они постояли, помолчали, Саша хотел было уже пойти, как вдруг мать зарыдала, и он с удивлением услышал.

— Саша, ты меня прости!!

— За что?

— За отца!! Я понимаю, как тебе в детстве было тяжело без него. Как ты скучал, тосковал по нему! Но пойми, я не могла оставаться там, в Корее! Тогда бы ты не смог учиться, работать, по-человечески жить!

Что значит «по-человечески жить»? – после не раз над этим Саша задумывался. Иметь формально благополучное существование, не голодать, на кого-то учиться, после где-то работать, не раздражать общество, быть законопослушным гражданином, и – нести в себе ад, огонь ненависти, ко всем и всему за то, что тебе навязана чужая жизнь, причем насильно, еще в детстве, когда ты ничего не понимал и потому сопротивляться не мог. И все, что происходило дальше с Сашей, словно подтверждало его простую и гневную мысль.

Он устроился работать на завод, оборонный, где его давно ждали, так сказали в отделе кадров, приставили к машине, электронно-вычислительной, где он с коллегами, такими же молодыми и не знавшими, что им на самом деле нужно, должен были снимать какие-то данные, их обрабатывать и посылать дальше, другим сотрудникам. Что за данные и для чего, им не говорилось, потому что оборонная промышленность, секретная информация, представляете, просто безликие цифры, а человек, значит, еще меньше этих цифр: пыль, вошь, раздави и выброси…

И тогда Саша впал в уныние, неужели, он думал, так и пройдет его жизнь, в обслуживании чего-то, ему неведомого, а если бы даже узнал, что он обслуживает, то это, очевидно и скорее всего, не имело к нему никакого отношения. Но унывать долго – бессмысленно и потому невозможно, и тогда он бросался в загул, встречался с приятелями, пил вино, знакомился с девушками, – на улицах, в магазинах, кафе, кинотеатрах, и «истреблял» их, так ему казалось, своими поцелуями, ласками, объятиями и вторжениями.

Но и это был тупик, и после пустота, физическая, моральная усталость, похмелье. И тогда он начал писать, – что? – сначала записки о текущих днях, потом стихи, рассказы, и однажды подумал, что надо написать повесть, роман о себе, о своей несуразной жизни, а точнее о самом главном в своей жизни. А что в его жизни было самое главное? – задумался он. – Конечно, поезд!  Поскольку именно там он был счастлив, там он любил, дружил, мечтал, грустил, расставался и очень часто влюблялся.

И однажды он сел за стол и начал писать роман. Значит, роман о самом главном. С самого рождения, подробно описывая все свои переживания, отношения с родными, свое недоумение к людям, этаким автоматам, как ему казалось, добрым, злым, веселым, грустным, исправным или уже поломанным, потом Москву, свои влюбленности, Марию, конечно, страстный и яркий с ней роман, и далее поезд, его прекрасный магический поезд. Теперь в романе поезд жил по его законам, которые практически не отличались от земных. В поезд садились люди, чтобы отдохнуть от житейских тревог, то есть от родных, коллег, соседей, своих повседневных обязательств, – итак садились и начинали проживать совершенно иную жизнь, настоящую, где они встречались и любили, дружили и ревновали, обожали, клялись в верности, тем пронзительней, что знали, что однажды должны расстаться и вернуться домой, и поезд этот – счастья, восторга, любви! – ходил вокруг города, городов, и понятно, что от желающих попасть в него не было отбоя.

Единственное, что пока не понимал автор Ли, так это то, чем его роман, каким финалом, должен закончиться. Не просто ведь констатацией существования такого необычного состава, где люди едут не куда-то вовне, а только вовнутрь себя, то есть совершают самое главное путешествие в своей жизни, а чем-то действительно волшебным, бесконечным, космическим. Но чем? А поговорить было не с кем, дома, на улице, на работе все были чужими, увы, затюканными своими обстоятельствами, запертыми в своих персональных камерах отчаяния. И однажды ночью, поскольку не спалось, Саша стал листать записную книжку, кому бы позвонить, и наткнулся на телефон Марии, да, его дорогой любимой Марии. Боже, они с ней не виделись целых 10 лет! Звонить и сладостно, и страшно!

Тем не менее номер он набрал, думал, если мужской голос, тут же бросит, но взяла она, и он сначала шепотом, а потом уже криком: Мария, любовь моя, как я рад тебя слышать!! И она была рада, слава Богу, была! Судя по всему, ее семейная жизнь, к которой она так стремилась, не заладилась, детей у них с мужем не было, почему-то не получалось, чувства ее давно прошли, и жили они, конечно, в достатке, но скучно, уныло, вполне предсказуемо. Саша, чтоб сменить тему, стал рассказывать ей про своей роман, роман о главном, и Маша искренне, даже с каким-то удовольствием, бросилась обсуждать с ним его художественные темы и вопросы. Говорили бурно, наговориться никак не могли, уже светало, тогда перенесли разговор на следующую ночь, оказалось, что общих тем становилось все больше и больше. Но следующей ночью опять не успели, проговорили до утра. Тогда, что, дорогая, опять перенесем? И вдруг Мария – долгая пауза – неожиданно предложила ему взять отпуск и приехать к ней, в Москву. Ты не шутишь? … Какие там шутки? Тем более апрель на дворе, месяц сбывающихся надежд и мечтаний. Ты представляешь, Ли, как я буду тебе рада, а ты – мне?! Ну что, решили? И Саша немедленно согласился.

ВЕЧНЫЙ МУЖ

В аэропорту его, конечно, встречала Мария, смех и объятия, чуть ли не танцы, и счастью их не было предела. Посадила в машину и повезла в Зеленоград. Знаешь, такой прекрасный город, говорила она, считай, Москва, тридцать минут езды, кругом лес, современная архитектура, будем там жить, я сняла квартиру, тебе понравится. Ну а в-главных, дополнила она, видимо понимая, что что-то важное недосказала, это далеко от того места, где я с мужем живу, через весь мегаполис надо пилить, то есть это скорей психологическое… Привезла и действительно кругом зелено и свежо, вошли в многоэтажку песочного цвета, мой любимый, говорила она, по цвету выбирала, поднялись на пятый этаж, и вот вошли. Уютная двухкомнатная квартира, на кухне стол, уже накрыт, яства, вино, фрукты, все что пожелаешь, а в комнате выход на просторный балкон. Саша вышел и огляделся: лес, кругом лес, фантастический и изумрудный, и стрелой сквозь него Ленинградское шоссе.

Ну что, сразу за стол сядем? – предложила она. Так они и сделали, выпили, закусили, стали говорить, но она больше о нем хотела слушать, видно, нечего ей было сообщить про себя, но Ли, чтобы все не забалтывать, в спальню ее потащил. Надо было друг в друга – провалиться, любимой причаститься, спустя столько лет, дойти друг в друге до самого донышка, хотя это было невозможно, но по крайней мере попытаться, вспомнить все – манеры, сердцебиение, тепло тела и крепость объятий, упругость чресел, нежность шеи, сладость губ и мочек ушей! О, вся сладость мира находилась сейчас в этой комнате!

А потом уже разговаривали, нагие, валяясь в постели или сидя за столом. Значит, роман? – задавала тему она. Да, про самое главное, про любовь, а точнее про место, где можно любить, ни на кого не оглядываясь! Это укор в мою сторону? – тут же отреагировала она. Это укор в сторону всех людей, живущих на этой земле, пояснил он. Да, да, как ты прав, это действительное самое главное, ты напишешь роман, в котором, несмотря на все коллизии и перипетии, Любовь побеждает все обстоятельства, и конечно время само! Так они постановили, а после уже обсуждали детали, сюжет, героев, вспоминали разные случаи из их общей жизни, словно писали роман уже вместе, смеялись, грустили, и так, за живым обсуждением, проходили их дни, в течение которых они ходили в лес, собирали грибы, ездили в Москву, посещали театры, выставки, концерты, поздно возвращались, долго отсыпались, а по утрам набрасывались друг на друга, как молодые неутоленные любовники, словно им по 18 лет.

И вот спустя пять дней Мария засобиралась утром домой, надо было показаться, конечно, она что-то придумает для объяснений мужу: в Питер с подругой ездила, например… Договорились встретиться завтра, ты пока пиши свой роман, или просто думай. И я подумаю, и там, в романе, мы с тобой будем встречаться, пока не увидимся. Договорились? И когда она ушла, Ли начал делать уборку, он всегда, после каждой написанной им главы, мыл и чистил свою квартиру, объясняя это тем, что писать надо в чистом доме. Потом сходил в магазин, купил еды, еще вина, и вот в чистой квартире стал выпивать, это он тоже любил, выпивал и мечтал, тихий пьяница, грезя о том, как бы они жили с Марией сейчас, уже в зрелом возрасте, когда обоим по тридцать с небольшим, и так с этими грезами и заснул.

Несколько раз просыпался посреди ночи, думая, звонила ли Маша, звонка он не слышал, и если не звонила, то почему. И опять засыпал, видел себе и ее в лесу, как они бегали, прячась друг от друга, меж густых деревьев, и уходили все дальше, зачем-то вглубь. И там, в сумрачной глубине, корявые деревья росли уже в полуметре друг от друга, упираясь друг в друга ветвями, сучьями, даже стволами, и продраться сквозь них уже было сложно, но Саша пока продвигался, видя впереди ее маячивший силуэт. Но вот еще шаг и застрял, и ни туда, ни сюда, ветки больно царапали, даже били по щекам, он стал дергаться и вдруг проснулся. Проснулся, открыл глаза и ахнул, потому что – не сон ли это? – прямо перед ним стояли, теми самыми корявыми деревьями, три огромных мужика, видно, давно будили, толкали его, даже били по щекам.

— Ну проснулся, черт-любовничек?

— Вы кто? – вскочил было Саша, но тут же, от удара, полетел обратно.

— Я муж Марии. – насмешливо сказал тот, кто посередине. – Называй меня просто Муж, или… Вечный Муж, как у нашего дорогого Федора Михайловича. А это мои помощники, тоже, между прочим, мужья.

— А как вы сюда попали?

— Ключ я спер вчера у жены. – улыбнулся черт. – Всегда ее сумки как муж проверяю. Потом адрес нашел. И вот сегодня с утра пораньше решил нагрянуть.

Затем он присел к нему на кровать. – Ну что будем делать с тобой, дружок?

— В смысле?

— Не понимаешь, что ли? Предлагаю тебе быстро собраться и уехать домой. Где ты живешь? … В общем, не важно, исчезни до появления Марии, пока она ключа не хватилась. И тогда я тебе ничего не сделаю. Никакого урона не понесешь. Ну?!

— Я не могу. Я люблю ее. Мы со студенчества с ней!

— Ах, ты тот самый вечный любовник, который никому в качестве мужа не нужен… — вдруг захихикал Вечный Муж. – Она мне про тебя рассказывала. Значит, мы с тобой идеологические враги. Ты вечный и я, просто с разных сторон. Значит, от нее не откажешься?

— Нет, никак. Это противоречит моим принципам.

— Ишь ты, говоришь «принципам»? У него оказывается есть принципы! – многозначительно взглянул на помощников. – Чужих жен совращать?! Ладно, господа, коллеги мужья, берите и отметельте его от души! Словно это любовник ваших жен!

И помощники тут же схватили и стали бить его, старательно и нещадно, сначала один, он отлетал, потом другой, он улетал в другую сторону, в общем, пинали его, как мяч.

— Только не убейте, а то меня Мария убьет! – кричал в азарте вечный муж, все-таки, даже здесь, подкаблучник.

Спустя полчаса, поскольку никакого согласия из него они выбить не смогли, муж их остановил, стал думать о чем-то, пока Ли, окровавленный, валялся на полу. Потом вдруг сказал помощнику: «Иди, ищи плотника. Пусть крест мне собьет».

— Крест? Зачем вам крест, хозяин?

— Иди и не задавай глупых вопросов!!

И помощник ушел, а муж стал ходить по комнатам, нашел на кухне коньяк, стал его распивать с помощником, который предусмотрительно привязал Сашу к батарее. Саша, избитый, пока еще слышал все и видел, превозмогая боль, но сдаваться конечно не собирался. Он физически, конечно, страдал, но духовно нет, потому что был чист перед мужем, которого не любила Мария, а чувства для него определяли все. Потом пришел помощник с плотником, внесли две балки, в коридоре их сбили в виде креста. После мужчины понесли крест к балкону, привели Сашу, по команде мужа, раздели его донага и стали крепко привязывать, распиная, руками, ногами, прямо к балкам.

— Итак, повесим этого Иисусика, несущего свет и любовь чужим женам, куда ему и положено. После выставим на всеобщее обозрения, и пусть так отдыхает. Ну-ка, посмотри на меня, сын божий! – заглянул главный муж ему в лицо. – Кровь, ссадины, измученный вид, то что надо!

И вот выставили крест с Сашей прямо на балкон, было утро, уже солнечное, и люди, спешившие по делам, вдруг останавливались, замечая с тревогой и ужасом обнаженного и окровавленного на кресте. Смотрели и не знали, как на это реагировать, потом позвонили в полицию. Потому что вскоре раздался звонок в дверь, и вошел полицейский, которого Вечному Муж спокойно повел к балкону и стал объяснять, за что он распял этого безбожника, нечестивца. А то что крест, господин лейтенант, так это языческая ирония, без которой в наше время просто не выжить.

— Правильно, не выжить. – вдруг согласился лейтенант, быть может, вспомнив свою жену, ее измены и свое негодование, и пошел с Вечным Мужем, сам, верно, вечный муж, чуть ли не под ручку, на кухню. Там они все, вечные мужья, то ли выпили за единство и братство, то ли рассчитались, а скорее всего выпили и рассчитались, в общем, больше полиция сюда не наведывалась. Саша же продолжал висеть на кресте, и людей под его балконом становилось все больше. И чтобы как-то вынести этот позор, им не заслуженный, хотя с точки зрения обывателя вполне, он от шока и усталости заснул, скатилась голова его на грудь, и опять он видел Марию, бегущую по лесу. Но на этот раз она не убегала, а приближалась к нему, решительно продираясь сквозь деревья, и вот еще десяток метров, и она к нему прикоснется. И тут же раздался звонок, и Саша понял, что сном своим ее вызвал или напророчил. Открыли дверь, она действительно вбежала, и, увидев Сашу на балконе, зарыдала.

— Что же ты делаешь, негодяй?! Как я тебя ненавижу! – закричала Мария, мечась по балкону.

— Ненавидишь? – озверел тут Муж, схватил крест с человеком и хотел столкнуть его через перила прямо вниз.

— Прекрати угрожать! И отвяжите наконец его! – взмолилась Маша.

— Только если ты…

— Да! Как скажешь, так и будет.

— И больше никогда?

— Да!

— Обещаешь?

— Господи, обещаю!

Сашу отвязали, Маша ввела его в комнату, посадила на кровать.

— Я сейчас уйду – предупредил Муж – но даю вам ровно 8 часов на его исчезновение. Тебе ясно?

— Да, уходи. – сухо отрезала она, и муж наконец ушел с помощниками, и Мария опять заплакала. Целовала его, потом смазывала раны и ссадины какой-то мазью, а он, обретая дар речи, говорил.

— Маша, поехали со мной, в Алма-Ату. Будем жить там, очень уютно… Тихий город, у подножья синих гор, и никто нас не будет доставать.

— А на что мы будем там жить, дорогой? На гонорары от издания твоего ненаписанного романа? И долго мы так проживем?

— Маша, ты же говорила, что Любовь побеждает все! Что Любовь преодолеет любые земные обстоятельства!

— Это в книгах, мой мальчик!! Для этого люди и пишут их, чтобы успокоиться после очередной победы материального мира! И ты, если хочешь, пиши!  А я… – глубоко вздохнула она, делая паузу. – Я же окончательно стану буржуазной теткой, ненавидящей все и вся окрест, ради возможности носить норковую шубу, ездить на лучшие курорты мира, обедать в самых дорогих ресторанах, буду во всем потакать мужу, а сама под шумок, как водится, заведу себе молодого любовника, такого тупого и гладкого качка, буду ублажать с ним свою плоть, убивая свою душу…

И Маша так безутешно зарыдала, что он даже не пытался ее остановить. Ли уже сам готов был заплакать, тогда встал, пошел на кухню, достал бутылку коньяка, другую, не ту, из которой пили враги. И прямо из горлышка сделал большой обжигающий глоток, а после услышал ее голос, уже бодрый, четкий, упругий, вот какая она якобы сильная, что так быстро пришла в себя.

— И вообще, мы не о том говорим, Ли! Слушай меня внимательно. У нас с тобой мало времени. Всего 8 часов… Сейчас я привожу тебя и себя в порядок! Потом заказываем билет. И все остальное время, до самого отлета, мы просто не размыкаем своих объятий!

ШТАБНОЙ ВАГОН

Саша прилетел домой и сразу слег, нервы не выдерживали пережитого унижения и главное, расставания с Машей, ведь он больше не увидит ее никогда. Он сказал матери, что сильно простыл, чтобы она его лишний раз не тревожила, у него еще оставался отпуск, и он мог спокойно подумать и решить, что ж ему теперь делать, как жить. И что б он ни думал, впереди его ждала пустота, такая серая и огромная, расползавшаяся по всей его жизни, и тогда вообще не хотелось о чем-либо думать. Кроме одного: его преследовало нечто странное, липкое и угрюмое, как наваждение. А именно то, что его подвесили там, на балконе к кресту, оторвали от пола, считай, земли, и так он провисел несколько часов, словно висельник, на глазах у всех, до прихода Маши, и пока он висел, он утрачивал свой земной смысл, свой вес, свою цель и предназначение. И сейчас хотелось только одного, опять оторваться от земли и утратить свой смысл до конца, раз его в нем растоптали.

И однажды, когда мать куда-то ушла, верно, надолго, может, на кладбище к бабушке, значит к мертвым, он тихо встал и пошел на цыпочках, словно кто-то в доме еще был, чтобы не разбудить, не потревожить его, достал в кладовке бельевую веревку, отмерил и отрезал сколько нужно, вернулся в комнату и плотно закрыл дверь. Залез на стул, и стал привязывать один конец к крюку на потолке, на котором висела люстра, и который давно уже глядел на него, а после приезда – особенно пристально. Узел надо было завязать крепкий, чтобы выдержал тяжесть его тела, и поэтому он долго возился, пыхтел и потел, перевязывая то так, то эдак. И тут в дверь постучали, он вздрогнул и соскочил, спрятал веревку под кровать. Господи, он даже не слышал, как кто-то пришел в дом!

— Мама, это ты?

— Саша, к тебе пришли. – мать слегка приоткрыла дверь, и пропустила девушку или еще девочку, увидев которую Ли остолбенел, словно он где-то ее уже видел, даже больше – общался, даже больше – имел к ней какое-то отношение.

— Это Катя! – тихо сказала мать, выглядывая из-за ее спины. – Она говорит, что… в общем, она сама тебе все расскажет.

И ушла, а Катя стояла и смотрела на Сашу очень внимательно, даже пристально, а потом вдруг улыбнулась.

— Мы с вами похожи, не правда ли? Я всегда думала, как это будет в первый раз… А вдруг мы будем с вами не похожи? И значит, это ошибка. Но кажется, слава Богу, нет…

— Так вы кто? – изумленно произнес Саша.

— Я ваша дочь. Так мне мама сказала.

— Мама? Как ее зовут?

Девушка неспешно вздохнула и даже огляделась по сторонам.

— Помните ли вы поезд, как вы работали проводником, 18 лет тому назад?

Саша глядел на нее, пытаясь что-то вспомнить.

— И там в поезде вам встретилась Ия, которая ехала из Абакана в Новокузнецк, чтобы выйти замуж…

— Боже ты мой, Ия! – застонал Саша.  – Конечно! И вы, значит…?

— Да, я ее дочь! – улыбнулась Катя и в глазах ее появились слезы.

Саша вскочил, неуклюже обнял ее, так похожую на него, поцеловал в щечку, усадил прямо напротив себя: «Ну-ка, рассказывай все по порядку…». И сам стал расспрашивать, чтобы легче было ей говорить. И оказалось, что мать ее Ия умерла совсем недавно от тяжелой болезни, а на самом деле от тоски, что жила с нелюбимым человеком, перед смертью рассказав дочери всю эту историю. А тот нелюбимый человек, то есть отчим, тоже умер, еще до нее, пил и все переживал, как объясняла Катя, что жена его не любит, и в конце концов покончил с собой.

— Что?! – Саша даже вскочил, и увидел под диваном конец веревки, запнул ее подальше и выбежал из комнаты – Я сейчас, сейчас!

В ванной вымыл лицо холодной водой и глядя в зеркало на себя, произнес: «Господи, какой я идиот! Сейчас бы она пришла сюда и увидела бы вместо отца труп, висящий под потолком. То есть, перешла бы от покойника к покойнику. Бедная, что бы с ней тогда случилось?!»

И вернулся в комнату, и она ему опять что-то рассказывала, как искала адрес, еще из своего города, звонила по всем справочным, потом приехала, и вот, слава Богу, дом нашла. Стояла перед подъездом, глядела в окна, думала, где, какое, потом, взволнованная, опять гуляла окрест, даже в кафе посидела и вернулась обратно.

И тут женщина мимо шла, сама спросила, кого она ищет, и это оказалась ее родная бабушка. Согласитесь, здесь просто сам Бог помог!

— Да, да, Бог! – радостно повторял за ней Саша, новоиспеченный отец. – Знаешь, что? Какие у тебя планы? … Нет, я сам расскажу тебе о твоих планах. Остаешься здесь, будешь жить, у нас как раз есть для тебя свободная комната. Там раньше бабушка жила. Которую, кстати, звали Катей. Представляешь? Мистическое совпадение! Катя ушла, и Катя пришла. Очень символично: жизнь продолжается! Так ты согласна?

И Катя с радостью согласилась, бедная девочка, пережившая столько смертей, очевидно, была свидетельницей трудной жизни ее матери и отчима, ссор и криков, слез и отчаяния, изо дня в день. О, Боже, как бывает горестна эта жизнь, когда нет любви! Через пару дней Саша пришел в себя и повез дочку на свой завод. Катя рисовала, она показала ему свои картинки, и он решил ее трудоустроить, у них был большой отдел оформителей, по всему заводу плакаты, наглядная агитация, и Катя вполне бы со всем этим справилась.

И действительно встретились с начальником отдела художников, он посмотрел работы и сразу же дал согласие, хоть завтра, Катя, на работу выходи. Здорово, договорились, а теперь другое… До приезда дочери Ли не знал, что ему делать, он настолько отчаялся, что даже намылил себе веревку, но теперь, после ее чудесного появления, считай, божественного вмешательства, он решил что – желание вновь появилось! – будет писать дальше, и обязательно допишет свой роман до конца. И конечно Катя его поддержала. Но для этого надо было уйти с завода, работа ему мешала – думать, мечтать и писать. Поэтому, трудоустроив Катю, он следом пошел увольняться, и как бы его ни уговаривали коллеги, простите, ребята, мне с вами действительно было интересно, он был неумолим.

Более того, дочка в свои 18 оказалась такой умницей, что много дельных советов дала в связи с романом. Например, Саша посетовал на то, что не знает, как закончить роман, он рассказал ею сюжет, посыл, описал героев, Поезд Любовников, попав в который люди обретали счастье, но как закончить, чтобы все летело, пело, да еще и в вечности жило? И Катя, недолго думая, рассказала, что с тех пор, как мама ушла, она с ней постоянно видится и разговаривает, в своих снах или даже наяву, конечно, никому об этом не рассказывает, чтобы про нее ничего дурного не подумали, но это данность, да! И вот недавно она рассказала ей о встрече с отцом, как взволнованный папа ее принимал, и она, мама Ия, была просто счастлива.

Доченька ты моя! – вдруг расчувствовался Ли, никогда не мечтавший о таком подарке, и обнял ее крепко-крепко. – Я все понял! Он действительно знал теперь, как надо писать роман. Катя дала ему главную идею, что есть люди земные, которые садились в его поезд с простой человеческой надеждой на то, что встретят свое счастье, а есть неземные и вечные, как Ия, мать Кати, когда-то его возлюбленная, они имеют полное право на жизнь, если не в реальности, то в его романе точно. Поэтому в штабном вагоне, где его герой работал проводником, должны ехать вечные любовники. То есть, начиная с основ, его уже ушедший отец и мать, решившая здесь в романе исправить свои земные ошибки, затем Мария с ее возлюбленным, другой Сашиной ипостасью, затем конечно Ия со своим любовником, еще одной его сущностью, и далее многие другие влюбленные, которых Ли, вспоминая свою жизнь, придумывал на ходу. И над всеми ними будут витать духи знаменитых вечных любовников, то есть Ромео и Джульетты, Отелло и Дездемоны, соединившихся после смерти, Рогожина, князя Мышкина и их несравненной Настасьи Филипповны, и прочих персонажей из любимых книг, которые Саша постоянно перечитывал.

И тогда, набравшись сил, он начал писать главу за главой, а вечером, после ужина, читал написанное дочери и матери. И по их тихим улыбкам, светлым или смущенным, он хорошо понимал, что это кусок написан отлично, а вот этот надо подправить. И так он добрался до самого финала. О, неужели его роман о самом главном, который он писал годами, будет скоро закончен? И жалко расставаться с героями, и в то же время близилось облегчение. И каждый раз, прежде чем садиться писать, он представлял себе отчетливо весь объем, до сюжетных деталей, поворотов, подробных диалогов. И вот, готовя финал, он уже воочию видел, как его герои, вечные любовники, соберутся в штабном вагоне. Бригадир Рахмет Иванович без изменений перейдет из жизни в роман, а проводниками будут он, Саша Ли, и девушка Катя, в которую Ли, встретив на полустанке, по-отечески влюбится. И так они будут обслуживать пассажиров, вечных любовников, прекрасно понимая всю их уникальность и значимость, которые сели в этот вагон для отдыха, прямиком из космоса, или мира земного и потустороннего. А те будут подробно рассказывать друг другу свои истории, наконец имея с кем поделиться бесценным опытом, как боролись за свою любовь, как опасно, тяжело ее отстаивали. А когда устанут об этом говорить, ведь так много было в их рассказах слез и горя, будут вспоминать забавные случаи из своей жизни, и их звонкий счастливый смех – победителей! – фейерверком будет разлетаться во все уголки вселенной.

 

28.02.20.

Telegram