Михаил Пак. Цветы лета (х.м. 60х50, 2010)
Рассказ удостоен премии журнала
«Литература» (Лос-Анжелес, 1999)
Поезд ушел. Некоторое время тихим шепотком висел в воздухе перестук колес, да стих. Прогромыхала вереница тележек с горами багажа. И перрон опустел.
Продавщица киоска, пожилая тучная женщина, в своей стеклянной будке, от нечего делать изучала расхаживающего по платформе мужчину в шляпе. Тот был одет в опрятный костюм, слегка потертый в локтях. “Холостяк”, — буркнула себе под нос киоскерша. – Служит, наверное, в какой-нибудь конторе… Точно, холостяк. Влюбился в девицу из газетного объявления. Как там пишут эти девки… “Хочу встретить друга и опору в жизни, достойного любви и уважения, которому отвечу верностью и преданностью.“ Хе-хе… Ждёт… А она не приехала. И не приедет. Так, что, иди-ка, милый, домой. Свари себе макарон, выпей стопочку водки, да ложись на диван, смотри телевизор. Иди, иди, а то вон, какой дождь начался.” – Довольная этим своим умозаключением, женщина надела на нос очки, вздохнула, и принялась листать журнал.
А мужчина на перроне с растерянным видом поглядывал по обе стороны железной дороги, не обращая внимания на дождь, не замечая, что давно намокли пиджак его и газета, которым он завернул цветы – красные тюльпаны.
Он продолжал ходить туда-сюда по перрону, но вдруг застыл, как если бы что-то вспомнил важное, хотя, со стороны можно было бы предположить, что мужчину привлек осмотрщик вагонов в оранжевой спецовке, идущий вдоль грузового поезда и постукивающий молоточком по крышкам букс.
Верблюды! Вот что он увидел. Целый состав верблюдов. Животные находились в специальных вагонах, — дощатые перегородки доходили им только по грудь, а длинные шеи и головы были открыты.
Он смотрел на них, оцепенев. Придя в себя, и, словно не веря своим глазам, мужчина спустился с перрона, перешагнул ряд стальных путей, приблизился к верблюдам. Те не повернули к человеку и головы, с гордым видом обращали свой взор поверх привокзальных зданий, к облакам. В каждом вагоне было не меньше десяти верблюдов.
Из вагона рядом, гремя пустым чайником, спрыгнул на землю мальчуган в майке и шароварах. Весь темный, почти шоколадный от загара. Мужчина, не мешкая, окликнул его:
— Скажи-ка, малыш, это что, верблюды?
— Верблюды, — ответил мальчик, удивленно вскинув брови. И пошел набирать воду из шланга, удавом свернувшегося на платформе. Повернул торчащий из люка рычаг, и, пока набиралась в чайник вода, оглянулся на незнакомца, который, вероятно, впервые в жизни видел верблюдов.
Вернувшись к своему вагону, мальчик залез внутрь, лег на соломенную подстилку и выглянул. Странный незнакомец все еще стоял и разглядывал верблюдов. Дождь зачастил, земля вокруг почернела, а газетный киоск в отдалении выглядел очень угрюмым.
Мужчина снял шляпу, встряхнул с нее влагу, подошел к вагону, где лежал мальчик.
— Я видел, как ты ловко запрыгнул, — сказал он. – Тебе, значит, не впервой с верблюдами обращаться?
— Ага, — кивнул мальчик, не поднимаясь с соломы, их головы приходились почти на одном уровне.
— Откуда же они? Я хотел спросить, где их родина?
— Тасбогет.
— Гм… Это далеко?
— Нет. Два дня надо ехать.
— А ты, следовательно, тоже из Тасбогета?
— Ага.
— Прекрасно, — молвил мужчина и кивнул в сторону верблюдов. – А они понимают тебя?
— Понимают, — ответил мальчик. – И я их понимаю.
— Вот как, — незнакомец покачал головой. – А сколько тебе лет?
— Двенадцать.
— Замечательный возраст, — мужчина повертел в руке сверток, осторожно сбросил мокрую газету. Три красных тюльпана.
— Недавно поезд уехал, — сказал мальчик. – Вы кого-то ждали?
— Дочь, — не сразу последовал ответ.
— Она учится в школе?
— Что?.. Нет, дочь большая уже.
— Значит, она не сказала, в каком поезде едет?
— Не сказала, — согласился мужчина и задумался. Потом достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку. – Вот… — Он прикрыл от дождя рукой фотографию, на которой была изображена, освещенная солнцем, смеющаяся девочка, лет пяти.
Где-то далеко на зеленом поле гуляет девочка со своей подругой и беседует о кузнечиках. Эта картина вдруг возникла у мальчика перед глазами, и он, как ни силился, не мог представить девочку взрослой.
— Она с вами не живет? – задал вопрос мальчик.
— Так получилось, — мужчина виновато улыбнулся, спрятал записную книжку. – Я, вот, иногда выхожу к поезду. Мне кажется, что дочь должна приехать… И тогда иду встречать. Я ее непременно узнал бы… — Голос его чуть подрагивал, на взмокших полях шляпы плясали капли дождя. Брызги долетали и до мальчика.
— Айдате, сюда! – сказал мальчик. – Вы совсем промокнете.
— Мне туда не запрыгнуть, — ответил мужчина.
— У нас лестница есть, — отозвался тотчас мальчик.
— Не нужно, — незнакомец улыбнулся. – Дождь – пустяк. – Он ткнул пальцем себе в грудь. – Когда человеку пятьдесят или… двенадцать. – Рука его переместилась на голову мальчика, потрепала чуб. – Что нам дождь, верно?
— Ага. Но все равно, залезайте. У нас чай в термосе есть.
— Чай – прекрасно! А не пойти ли нам ко мне? – мужчина по-приятельски подмигнул и поднял вверх указательный палец. – Кофе пить! Кофе с молоком, а? Я тут недалеко живу, в пяти минутах езды на автобусе.
— Не могу, — мальчик покачал головой. – Скоро вернется наш бригадир, и мы поедем.
— Бригадир, говоришь?
— Ага, мой отец.
— Вон оно что. Тогда ладно… Знаешь, парень, мне кажется, мы с тобой могли бы подружиться. Ты бы рассказал мне о верблюдах, а я тебе – о чем-нибудь, тоже интересном. Например, о северном сиянии. Или о тюленях с пингвинами. Я много лет в Заполярье работал на научной станции. А знаешь, как поступим? Ты заходи ко мне на обратном пути. – Мужчина вновь достал записную книжку, написал свой адрес, оторвал листочек, подал мальчику. – Вместе с отцом заходи.
— Хорошо, — пообещал мальчик. – С другом приду. – Он кивнул в глубину вагона, где на соломенном матрасе спал, свернувшись калачиком, подросток.
— Ладно, — улыбнулся бывший полярник. – Только зайди обязательно. – По лицу его катились бороздки дождя. Затем он обернулся к верблюдам, по-прежнему гордо взирающим в небо, усмехнулся и зашагал в сторону вокзала.
Когда он исчез из виду, мальчик прочел адрес, разборчиво написанный на клочке бумаги, сложил его вчетверо, достал из ящика иголку с ниткой и зашил листок в кармашек шаровар. Потом, усевшись на соломе, он выглядывал наружу, — ему чудились шаги того мужчины, чей силуэт, чуть пригибающийся, выплыл бы из-за завесы дождя, и тот снял бы шляпу, встряхнул ее, и договорил бы что-то очень важное.
Мальчик поднял красные тюльпаны, лежащие у дверей, на полу вагона, и все продолжал смотреть на дождь. Дождь лил все сильней.
Комментирование закрыто.