Кинорежиссёр Лаврентий Сон
Нет надобности вспоминать исторические события, вследствие которых коре сарам оказались сначала на российской, а затем и на казахстанской земле, это всем известно. Но именно то обстоятельство, что корейцы оказались на чужбине, в полиэтническом окружении, отразилось на психологии, языке и культуре корейской диаспоры.
Психология коре сарам. Пожалуй, это самый сложный для меня аспект, поскольку не доводилось мне читать каких-либо исследований по этому вопросу, и все мои умозаключения, основанные лишь на собственном опыте и наблюдениях, могут быть с не меньшим успехом опровергнуты фактами противоположного характера.
Психология коре сарам формировалась в течение многих десятилетий с тех пор как они покинули этническую родину. Оказавшись на чужбине, без гражданских и юридических прав, каждая семья и даже каждый индивидум был озабочен проблемами физического выживания. И с этим они успешно справились, родилось второе поколение, затем третье, четвертое и уже пятое. При этом интуитивно, почти автоматически соблюдалось одно странное обстоятельство — коре сарам в малом количестве старались внедриться, раствориться в среде других национальностей. И своим добросовестным трудом, прилежанием и порядочностью, терпеливостью и гипертрофированной ответственностью завоевывали авторитет и уважение представителей других наций.
И этот авторитет и уважение обеспечивали корейцу вплоть до физической безопасности. Кореец в большом или малом сообществе людей был явлением исключительным, и в бытовом отношении его жизнедеятельность осуществлялась как нельзя лучше. Чего не скажешь о продвижении его по служебной лестнице. В лучшем случае он занимал должность заместителя первого руководителя, а в армии выше чина майора ему не присваивали. И это обстоятельство вырабатывало у корейца комплекс неполноценности, чувство второсортности. Хочу оговориться, что в данном случае не идет речь о коре сарам, находившихся в местах компактного проживания (колхозах и совхозах, где волей неволей они занимали должности председателей, главных агрономов и инженеров).
Появление в том же коллективе других корейцев размывало границы черт особенностей, исключительности «инородца» и совершенно естественным путем подталкивало общество к сравнению достоинств между ними, и возникала опасность проигрыша кого-то и них, что исключалось в борьбе за комфортную и ладную жизнь. Даже представителям моего поколения (шестидесятилетних) известно множество случаев неожиданных встреч, предположим, в каком-нибудь крупном российском городе двух молодых корейцев.
Психологически их встреча грубо делилась на три момента. Первый — любопытство, второй — настороженность и третий — искренняя радость и ностальгия. Момент второй — настороженность — обуславливался сомнениями: а не покушается ли твой соотечественник на твою исключительность в уже привычном тебе «иностранном» окружении, не подмочит ли он репутацию коре сарам, которую ты так старательно, хотя и бессознательно нарабатывал? Но убедившись, что дело обстоит совсем не так, а наоборот, твой новый знакомый совершенно счастливо живет в другом коллективе и ни на что не покушается, оба с удовольствием общались, но недолго.
А вот случай совершенно противоположного характера, но тоже подтверждающий мысль о стремлении корейца к собственной исключительности и желании быть в «одиночестве». В молодости, учась на Урале, я неожиданно прошел по конкурсу в академическую капеллу Свердловской госфилармонии. К большому моему удивлению и, скажу правду, радости, я увидел на репетиционных станинах еще одного корейца по фамилии Ким, а по голосу баритон. Он был года на два старше меня, музыкально грамотный, с приятным тембром голоса. (К ужасу хормейстеров я же ничего не соображал в музграмоте и слово «сольфеджио» впервые услышал на первых репетициях). Следует заметить, что в акапеллах особенным вниманием окружены обладатели низких голосов, так называемых вторых басов. И надо же такому случится, мой певческий голос относился именно к этой уважаемой группе хористов. Нас было трое, даже имена помню, Зверев Герман, Рубинштейн Женя и я. То ли это обстоятельство, то ли слишком большой мой интерес и тяга провинциала к Киму (он выглядел элегантно, городским) вызвали у него реакцию, неадекватную моей открытости. Одним словом, Ким охладел к хоровому пению и через несколько месяцев уволился вовсе.
Сейчас мне думается, что сработал тот психологический нюанс, о котором шла речь выше — Киму не очень нравилось внимание к басовой группе, в которой имел случайность пребывать его соотечественник. Может быть, я ошибаюсь. Но вспомним, друзья мои, и другие факты общения корейцев между собой.
B профессиональной деятельности мы не очень дружны. И причиной тому, на мой взгляд, большая доля критики относительно других лиц и жизненных явлений, что чаще всего встречается с людьми невежественными и малокультурными. Многим из вас может показаться, что суждения мои резки и огульны и что коре сарам очень воспитанные люди и не без образования, особенно в местах компактного проживания. Трудно возразить, но я говорю о коре сарам в полиэтническом окружении, где главным являются физическое выживание и утверждение себя как достойной личности. В подтверждение своей мысли могу напомнить, что представители других наций, знакомясь с вами и желая доставить вам что-либо приятное, обязательно скажут, что у него есть друг, кореец по национальности, который удивительно порядочен, честен и отличается трудолюбием и умом. И ты, не будучи знаком с тем человеком, все же испытываешь чувство благодарности и тихой гордости за то, что он не подводит корейцев и «высоко несет знамя» коре сарам. И по мере демократизации общества и раскрепощения сознания это чувство гордости из скрытой формы перешло и переходит в форму естественной и спокойной реакции, и мне кажется, что у нашей молодежи уже не возникает подобных проблем, что радует невероятно.
Язык коре сарам. Многие в постперестроечное время стали гoворить о возрождении национального, в данном случае корейского языка. И тут возникли вопросы лингвистического порядка. Дело в том, что корейцы старшего поколения, а в сельских местностях и молодежь, говорят на диалекте коре мар, не являющимся нормативным языком. Стало быть, речь идет не о возрождении хангук маль, а об обучении ему, так сказать, с нуля. Как, кстати, мы учим любые другие иностранные языки. Немало сил и материальных средств в этом деле тратит Республика Корея. Но, по мнению многих моих коллег, пастыри и педагоги допускают одну непростительную ошибку в процессе обучения «настоящему» корейскому языку. Лично я трижды приступал к овладеванию нормативным языком и каждый раз бывал обескуражен безвинным с точки зрения южнокорейских педагогов фактом: они безжалостно высмеивали наш диалект коре мар, сокрушаясь над нашей безграмотностью. И благородная задача обучить «несчастных» коре сарам «настоящему» корейскому языку превратилась в его экспансию, вытесняя таким образом из употребления коре мар. Старшее и среднее поколения, конечно, сразу же деликатно приостановили свое «образование». Молодежь городская оказалась в более выгодном положении — она не знала ни диалекта, ни нормативного языка и стала успешно обучаться хангук маль как иностранному языку. И перспективы у нее обнадеживающие. С людьми старшего поколения дело обстоит несколько сложнее. Они общаются между собой на родном коре мар, испытывая тончайшее психологическое взаимопонимание и уравновешенность. И вряд ли их знание и практика коре мар достойны высмеивания.
Общеизвестно, что знание любого языка и диалектов обогащает человека, делает его более коммуникабельным, интеллигентным и уверенным в жизни. Ясно и другое — если коре мар будет на задворках, что может случиться из-за уменьшения контингента старшего поколения и лишения возможностей передать его последующим поколениям, то он и вовсе исчезнет при ровном дыхании и бездействии ученых-специалистов по коре мар. Обогатит ли такой исход нашу культуру и жизнь? Как всякий язык, коре мар содержит в себе массу философских нюансов и прелестей, выраженных в поговорках и интонациях.
К моей маме (ей 95 лет) прилетали отчаянные писатели и ученые из Америки, Японии, чтобы услышать раритетные обороты речи коре мар, о которых они лишь догадывались. Я чрезвычайно обрадовался встрече в Токио с одним китайским ученым, корейцем по национальности. Встреча была до удивления приятной — мы общались друг с другом на коре мар. Так стоит ли пренебрегать нашим достоянием, которое служит не только средством общения, но и бесконечно радует? И я очень надеюсь на усилия пропаганды ученых Нелли Сергеевны Пак, Росса Кинга и других, которые влюблены в коре мар и всячески пропагандируют его. В дополнение к сказанному хотелось бы упомянуть в качестве примера новый спектакль Корейского театра музкомедии «И все это о женщине…» по произведениям Гарсии Лорки. Пьеса была переведена в свое время на хангук маль известным драматургом Хан Дином, которого никак не заподозришь в низкой квалификации и плохом знании родного для него языка. Самое любопытное — все без исключения актеры-исполнители произносили тексты ролей исключительно с интонацией, присущей коре мар. И очень многие, в том числе и зрители из Республики Корея, остались довольны.
У коре сарам есть еще один язык — русский. Он главный, родной язык. На нем мы получили образование, им мы пользуемся в быту и трудовой деятельности. Более чем за полуторавековой срок многие представители корейской диаспоры виртуозно овладели им, вжились в него настолько, что стали создавать прекрасные литературные произведения на уровне мировых достижений. Яркий пример тому талантливейший писатель Анатолий Ким. И даже если наша молодежь узнает все нюансы хангук маль, вряд ли из ее среды родится писатель такого уровня, потому что художественное творчество требует естественной языковой среды.
Культура коре сарам. Тут происходит незначительная, но все же путаница. А именно — все в один голос, поддавшись эйфории возрождения всего национального, стали привязывать это определение и к культуре коре сарам. Если о языке можно говорить как о национальном (другим он и не может быть), потому что он инвариантен от исторических или других потрясений, то культура, будучи сферой человеческой деятельности и зависимой от социальных, исторических, географических и психологических параметров, не всегда может определятся как национальная. Национальной она может являться в Республике Корея или в какой-либо другой стране, как принадлежность титульной нации. Казахская национальная культура, узбекская, русская и т.д. Но культура коре сарам (диаспоры) никак не может быть таковой.
Во-первых, у нее нет материальных памятников культуры и традиций, как, например, в русской литературе «Слово о полку Игореве» или творчество акынов и сказы о национальных героях и вечные персонажи легенд у казахского народа.
Оказавшись на чужбине, корейцы сохранили, конечно, немало легенд исторической родины, но они легли в фундамент культуры коре сарам наряду с памятниками других этносов — русских, казахских, узбекских, киргизских и других. И на этой основе развивалась уже другая, новая культура, культура корейской диаспоры, в частности в Казахстане. Даже популярная среди корейцев песня «Гоге санчэны тэнасэ» создана на основе мелодии японского композитора Хоцуми Танаки, сочиненной им в 1900 году, вообще творчество представителей нашей диаспоры подверглось благотворному влиянию культур других народов, что расширило горизонты духовности и психологической уверенности всей диаспоры.
Стало быть, культуру коре сарам будет справедливо назвать не национальной корейской, а культурой корейской диаспоры. Да, наши писатели, композиторы, художники и балетмейстеры с большим уважением относятся к национальной корейской культуре этнической родины и в меру своих сил и талантов осваивают ее элементы. Но невозможно представить, чтобы наши певцы и танцоры, музыканты и артисты из любви ко всему национальному стали творить национальное корейское с таким же блеском и пониманием, как это делается на этнической родине. Наши певцы и танцоры, литераторы и музыканты могут создавать то, что присуще им в силу исторических и социальных обстоятельств и делают это весьма и весьма талантливо.
Таким образом, речь может идти, на мой взгляд, о развитии культуры корейской диаспоры (в Казахстане, России, Кыргызстане, Узбекистане, Японии, Америке, Китае и т.д.), а не о возрождении национальной корейской культуры в этих регионах. Стоит ли об этом говорить? Стоит, потому что как здесь, так и на исторической родине зачастую относятся к нашей культуре как к чему-то несовершенному, суррогатному. Впрочем, как здесь, так и на исторической родине, имеет место совершенно противоположное мнение при оценке наших творцов.
Комментирование закрыто.