Хан В. С., Сим Хон Ёнг. Корейцы Центральной Азии: прошлое и настоящее. Глава 3. Формирование и развитие корейской диаспоры в Советской Центральной Азии (окончание 3 гл.)

3.4.6. Образ корейца в иноэтническом окружении

Известно, что корейцы Севера и Юга проживают в го­могенном моноэтническом (корейском) окружении, где абсо­лютное большинство жителей — корейцы. В Китае и Японии, где имеются большие корейские диаспоры, с известными оговорками можно сказать, что в этих странах процесс адап­тации происходил в гомогенном, но иноэтническом (китай­ском или японском) окружении. В бывшем СССР, как и в Северной Америке и Западной Европе, процесс ассимиля­ции корейцев происходил в гетерогенном иноэтническом окружении. Так, жизнь советских корейцев протекала в по­стоянных контактах с представителями десятков народов (всего в СССР проживало более 120 народов): русскими, немцами, евреями, армянами, татарами, узбеками, казахами, киргизами, таджиками, украинцами, грузинами, азербайд­жанцами и другими. И это определило гибкие и во многом позитивные психологические установки коре сарам по отно­шению к этническому разнообразию вокруг себя и гибкие модели поведения в полиэтническом окружении.

Однако мы понимаем, что той или иной этнической группе трудно добиться каких-либо достижений, если в стране/республике реципиенте о ней складывается негатив­ный стереотип. В Центральной Азии, где проживает боль­шинство корейцев СНГ (и в советский период, и сегодня), в целом можно говорить о высоком их рейтинге в глазах раз­личных этнических групп.

Рассмотрим это на примере Узбекистана.

В Узбекистане проживают представители около 100 на­циональностей. Их можно разделить на две крупные группы: коренные народы и народы, сравнительно недавно мигриро­вавшие на территорию Узбекистана. Первая группа вклю­чает в себя титульный этнос (узбеки) и другие родственные народы, веками проживающие на данной территории (каза­хи, киргизы, таджики, каракалпаки, уйгуры и др.). Вторая группа включает в себя наиболее крупный и имеющий, в силу исторических причин, особое влияние этнос — русских, а также другие этнические группы — украинцев, белорусов, корейцев, евреев, поляков, азербайджанцев, грузин, армян, татар и других.

Межэтнические отношения в Узбекистане и их отра­жение в этнических стереотипах складывались под воздей­ствием целого ряда обстоятельств.

Титульный этнос и другие коренные народы Узбеки­стана. Коренные народы Узбекистана, как и Центральной Азии в целом, объединяет очень многое: этногенез, общее историческое прошлое, религия, обряды и обычаи и т. д. Не случайно на официальном уровне руководителями Узбеки­стана, Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана и Туркме­нии постоянно декларируется «дружба братских народов». Однако межэтнические отношения между этими народами отнюдь не так идеальны. В данном случае мы имеем дело с известным феноменом соперничества, а порой и противо­стояния, характерным для многих пограничных и зачастую родственных народов. Достаточно сослаться на корейско- японские, абхазо-грузинские, осетино-грузинские, рус­ско-украинские, армяно-азербайджанские, иракско-иран­ские, курдо-турецкие, сербо-хорватские, сербо-албанские и другие отношения. Близость территорий и общее про­шлое — не только основа формирования единой или близкой ареальной культуры, но и почва для соперничества и конф­ликтов, и даже войн.

Историческое прошлое, которое сближает коренные народы Центральной Азии, одновременно становится и яблоком раздора. Одни и те же государства древней и сред­невековой истории Центральной Азии являются предметом «научных» споров: по таджикским источникам они явля­ются историческими формами таджикской государствен­ности, а по узбекским — формами узбекской государствен­ности. Такая же участь постигла великих среднеазиатских мыслителей (аль-Фараби, Ибн-Сина и др.). Причем речь идет не только о разногласиях между учеными, которые ве­лись еще в советское время. В обоснование того, что вели­кие цивилизации прошлого являются наследием того или иного народа, сегодня включились первые лица государств (например, президенты Таджикистана и Туркменистана). В силу того, что в Туркменистане реализуется, прежде всего, туркмено-центристская модель истории Центральной Азии, она скептически воспринимается другими коренными на­родами региона. Такая же ситуация складывается с таджи­ко-центристской и другими аналогичными моделями.

Другими вопросами, влияющими на межэтнические отношения коренных народов региона, являются споры о роли кочевого и оседло-урбанизированного компонентов в истории, древности того или иного народа, наличии у него письменности, его роли в этногенезе и этнической истории региона, вкладе в мировую культуру, победах и поражениях в тех или иных битвах и т. д.

Титульный этнос и славянские народы. Хотя славяне представлены в Центральной Азии рядом наций (белорусы, украинцы, болгары, поляки и др.), они ассоциируются с са­мым крупным славянским народом — русскими. Да и сами они идентифицируют себя в качестве русскоязычных.

Взаимоотношения русских и коренных народов реги­она обусловлены завоеванием Центральной Азии царской Россией и проводимой национальной политикой в СССР. Сформировавшиеся этнические стереотипы русских о сред­неазиатских народах и наоборот касаются различных сто­рон: истории, семьи, быта, трудовых наклонностей, воспита­ния и т. д. Если в советский период «взаимные претензии» высказывались лишь на бытовом уровне, то с периода пе­рестройки они озвучиваются на академическом и политиче­ском уровнях.

Большинство русских считает, что их миссия в Цен­тральной Азии носила цивилизаторский характер и с их приходом в регионе возникла промышленность, современ­ные научные и образовательные учреждения, европейская культура, освобождение женщины и моногамная семья, светские институты и т. д., — всё то, что характеризует со­временную цивилизацию. Как пишут британские исследо­ватели Х. Пилкингтон и М. Флинн, «русские за пределами РСФСР идентифицировали себя не в этнических катего­риях…, а в социокультурных — считая себя самыми лучши­ми, самыми достойными для того, чтобы просвещать и раз­вивать «отсталые» окраины СССР»^[151].

Однако сегодня многие узбеки, включая ученых и офи­циальные лица, рассматривают деятельность Российской империи и Советского государства по отношению к корен­ным народам Центральной Азии как колониально-репрес­сивную, приведшую к забвению традиционных ценностей и исторической памяти, однобоко ориентированной эко­номике, экологической катастрофе, утрате национальной гордости.

Существует конфликт и между стереотипами образов узбеков у русских и наоборот. Как пишет российская иссле­дователь О. Брусина: «У русских стереотипный образ узбе­ков ассоциируется с невысокими профессиональными каче­ствами и традиционной склонностью к торговле»^[152].

И далее, расхожее мнение среди русских: «вместо того, чтобы заниматься «серьезным делом», к примеру, работать на заводе (что, впрочем, менее доходно, но заслуживает уважения, так как полезно для общества), узбеки, торгуя, заботятся прежде всего о собственном достатке»^[153]. Анало­гичный стереотип в сознании русских в отношении корен­ных народов Центральной Азии отмечен и британскими исследователями. Они пишут, что «русские оценивали себя как квалифицированных, ответственных, добросовестных работников, в отличие от представителей титульных этни­ческих групп, не способных к нормальному труду на произ­водстве, которым бы «только портфели носить» или торго- вать»^[154]. Узбеки, в свою очередь, считают, что «у русских не хватает «патриотизма», чтобы работать на хлопчатнике, что они не стремятся к почетному и желательному для корен­ного жителя земледельческому труду, а стремятся к лёгкой жизни в городе»^[155].

Негативные этнические стереотипы в оппозиции «титульный этнос — русские» можно обнаружить и по во­просам быта, отношениям в семье, воспитания, культуры поведения и т. п.

Корейцы и титульный этнос. В целом отношения в паре «титульный этнос — корейцы» можно охарактеризовать как положительные. Положительный имидж корейцев в глазах местного населения обусловлен следующими факторами.

Во-первых, корейцы прибыли не как завоеватели, а в качестве депортированного и репрессированного народа, что вызывало у местного населения чувства жалости и со­страдания.

Во-вторых, некоторые другие народы, либо депортиро­ванные (крымские татары, турки-месхетинцы и др.), либо вынужденно мигрировавшие (греки), постоянно давали знать, что они временные гости на этой земле, что отража­лось на их моделях поведения. Корейцы же с самого начала восприняли Центральную Азию как свою новую родину.

В-третьих, корейцы никогда не претендовали на более развитую или более древнюю культуру. Первое поколение коре сарам — в большинстве своем крестьяне — смутно пред­ставляло свое далекое историческое прошлое. А второе и последующие поколения уже идентифицировали себя не с Кореей, а с СССР. Темы «превосходства» культуры в от­ношениях корейцев и узбеков просто не существовало. Но даже если бы она и была, она не носила бы острый характер, как в случаях с другими коренными народами и русскими. В ней принципиально отсутствовал болезненный вопрос: кто принес развитую культуру в Центральную Азию?

В-четвертых, обычаи и кодекс поведения корейцев как носителей восточной культуры во многом совпадал с тради­циями узбеков.

В-пятых, большинство корейцев Центральной Азии были заняты сельскохозяйственным трудом, как и основ­ное местное население. Благодаря корейцам были освоены большие залежи непригодных для сельского хозяйства зе­мель, повышена урожайность многих сельскохозяйствен­ных культур, что не могло не вызывать уважения со стороны узбеков, знающих цену тяжелому сельскохозяйственному труду.

В-шестых, будучи репрессированными и будучи на- родом-мигрантом, не имея статуса «титульной нации», как узбеки, или «старшего брата», как русские, корейцы в ко­роткие сроки добились высочайших достижений в самых различных областях жизни, что также способствовало их имиджу. Профессионализм и трудолюбие стали как бы ви­зитной имиджевой карточкой корейцев. В последнее время, когда население Узбекистана открыло для себя Южную Ко­рею и её достижения, это мнение укрепилось.

В-седьмых, коре сарам сыграли и играют важную роль в налаживании контактов по привлечению южнокорейского бизнеса в Узбекистан и его адаптации.

Корейцы и русские. Корейцы имеют также высокий рей­тинговый имидж и в оценках европейского населения. Как и в случае с узбеками, он обусловлен вышеперечисленными достижениями корейцев. Наряду с этим, он имеет и другие факторы.

Во-первых, корейцы являются русскоязычной груп­пой. Иначе говоря, у русских и корейцев один и тот же род­ной язык. И речь идёт не только об идентичности средства мышления и коммуникации. Это означает обучение в рус­скоязычных учебных заведениях, где уровень выше, чем в узбекоязычных заведениях. Это доступ к русскоязычной научной, технической и художественной литературе, кото­рая одновременно дает доступ к мировым достижениям че­ловечества.

Во-вторых, с усвоением европейской культуры ос­лабилась роль коллективного начала, характерного для традиционной корейской семьи. Это сказалось на росте европейско-корейских браков. Так, количество корей- ско-смешанных браков в начале 80-х годов в Алма-Ате до­стигло почти 40%, и «особенно большую долю составляют межнациональные браки с участием русского населения»^[156]. Причина заключается в том, что, русифицируясь, корейцы все меньше начинают зависеть от общественной корейской среды. Для большинства же семей коренных народов регио­на характерен примат коллективного над индивидуальным. Н. Ем пишет: «Наиболее характерная черта традиционной системы межличностных отношений — зависимость отдель­ного человека от родственных и соседских связей, имеющих как социально-психологическое, так и экономическое выра- жение»^[157]. Применительно к бракам это означает значитель­ное вмешательство родственников, особенно старшего по­коления, в жизнь молодой семьи. В русских (европейских) семьях отношения между брачными партнерами более неза­висимы от внешней среды. Будучи русскоязычной группой и погружаясь в европейскую культуру, корейцы перенимают ее коды.

Поэтому удельный вес браков русских с представите­лями коренных народов Центральной Азии — незначителен. В корейско-смешанных семьях отношения брачных партне­ров все больше начинают строиться на индивидуальных, межличностных (связанных с европейским кодом поведе­ния), нежели коллективных началах, что делает корейцев более привлекательными в качестве брачных партнеров в глазах русских.

В-третьих, оценки традиционной дальневосточной культуры (индийской, китайской, японской) всегда были высоки в русской среде. В ней можно найти много сторон­ников восточных единоборств, философии буддизма и кон­фуцианства, йоги, медитаций, даосских систем питания, искусства восточного дизайна окружающей среды, акупун­ктурной медицины и т. д. Корейская культура относится ев­ропейским населением к тому же исторически-культурному ареальному феномену.

Корейцы и малочисленные этнические группы. Рей­тинг корейцев среди других этнических групп (евреи, ар­мяне и др.) также носит положительный характер. Во всех полиэтнических обществах, даже в странах с развитой де­мократией, малочисленные этнические группы ощущают себя менее комфортно, чем крупные этносы. Поэтому естественно, что они противопоставляют себя титуль­ному этносу, привилегированным и крупным этносам, имеющим реальное влияние на политическую и межэт­ническую атмосферу в стране. Узбекистан здесь не яв­ляется исключением. В бинарной оппозиции «мы — они» этнические группы, которые ощущают себя недостаточно комфортно, как правило, включают в категорию «мы» и корейцев. Другим основанием положительного имиджа корейцев среди этих групп являются ранее уже упомяну­тые достижения корейцев.

Таким образом, в имеющихся межэтнических оп­позициях «титульный этнос — другие этносы», «рус­ские — другие этносы», «крупные этносы — малые этно­сы», корейцы занимают устойчивый положительный рейтинг, в основе которого немалую роль играет симби­озный характер новой культуры коре сарам. Смешанный характер этой культуры не противопоставляет исламское христианскому, азиатское европейскому, тюркское сла­вянскому и т п., а включает всё это в себя в качестве ком­понентов евразийского. Это, в свою очередь, позволяет продуцировать высоко адаптивные модели поведения.

В следующем параграфе мы покажем достижения корейцев в различных областях (экономике, науке, об­разовании, культуре и искусстве, спорте). Это было бы невозможно без толерантного отношения к корейцам.

Мало того, это было бы невозможно без положительного образа корейцев, как трудолюбивых, профессионально грамотных и ответственных. Приведу один пример. Мой отец, Хан Сергей Михайлович, в 1985-1989 гг. работал проректором, а затем назначен ректором Ташкентско­го государственного института культуры. Но институт культуры это не авиационный институт и не институт железнодорожного транспорта, где знание предмета специализации не связано с национальностью. Специ­фика институтов культуры в национальных республиках заключалась в том, что они во многом были связаны с на­циональной культурой (национальными песнями и тан­цами, обучением игры на национальных инструментах и т. д.), в данном случае — с узбекской культурой. Чтобы назначить корейца руководителем высшего учебного за­ведения, подготавливающего кадры в области узбекской культуры, нужно очень большое доверие. Прежде чем получить назначение, отец должен был пройти собеседо­вание в трех ведомствах (ЦК Компартии, Министерство высшего и среднего специального образования, Мини­стерство культуры) на двух уровнях — республиканском и союзном. В итоге на всех уровнях он получил рекомен­дации и был назначен ректором института.

Одним из показателей адаптации к иноэтническому окружению является уже упоминавшееся все возраста­ющее число межэтнических браков в корейской среде. Об этом можно судить по следующим данным ЗАГСа г. Алматы: 1940-1941 годы — 80% браков с не корейца­ми, 1950-1951 гг. — 28,6%, 1962-1963 гг. — 35,5%, 1972­1973 гг. — 30%, 1981-1982 гг. — 39,2%^[158].

• 5. Вклад корейцев в социальное, экономическое и культурное развитие Центральной Азии

3.5.1. Кобонди — образ рыночника в нерыночной экономике

Справка

Кобонди — специфическая форма арендного (полулегального) бри­гадного подряда в сельском хозяйстве СССР, внедренного корейцами. Будучи первой формой частного и на первых порах сугубо корейского предпринимательства в СССР, кобонди было основано на принципах са­моуправления, самоокупаемости и экономической мотивации. Посколь­ку оно было нацелено на конечный результат, урожаи бригад кобонди превышали урожаи обычных колхозно-совхозных бригад в несколько раз, что позволило существенно повысить уровень жизни корейцев по сравнению со средним общесоюзным уровнем. В годы перестройки ко- бонди начинает рассматриваться в качестве образца ведения сельского хозяйства.

Кобондя… Так в Советском Союзе стали называть ко­рейцев, выращивающих на договорных условиях (условиях нелегальной аренды) сельскохозяйственную продукцию на колхозных и государственных землях в разных регионах СССР — в республиках Центральной Азии, России, на Укра­ине. Возникнув в конце 40-х годов, кобонди в СССР стало «фирменным» бизнесом корейцев и охватило самые широ­кие слои корейской общины. Среди них не только те, кто по профессии и жизни был связан с сельскохозяйственным трудом, но и инженеры, технологи, конструкторы, строите­ли, педагоги, экономисты, журналисты, ученые, обладатели научных степеней и званий. Как пишет узбекистанский ста­тистик Ким Мен Гир: «Обычно рост городов и городского населения сопровождается глубокими сдвигами в сфере занятости и прежде всего оттоком аграрного населения в другие отрасли труда. У корейцев же республики немалая часть сельского населения, переехавшего в города, как и жи­телей поселений, преобразованных в городские, не оставля­ет прежней сферы труда, она пополняет прослойку город­ского аграрного населения, мигрирующего в полевой стан.

… В городах проживает 2 из 3 корейцев республики, занятых в сельском хозяйстве, в том числе за ее пределами»270. И в этом смысле кобонди — уникальное явление, не встречаемое в корейских общинах других стран.

Уникальность кобонди и в том, что для них, по словам Г. Ли, кыргызстанского журналиста, практически не суще­ствовало понятия «зоны рискованного земледелия». Даже на бросовых землях кобондя получали урожаи, в несколько раз превышающие урожаи на колхозных и совхозных по­лях. Они опровергали учебники по овощеводству о невоз­можности культивации той или иной сельскохозяйственной культуры в определенных регионах. И они стали родона­чальниками многих инноваций и технологий, впоследствии получивших высокую научную оценку.

Однако наибольшая историческая значимость кобонди заключалась в том, что в рамках огосударствленной, тоталь­но регламентируемой советской экономики это был один из первых шагов к экономической свободе и независимо­сти, к рыночной системе хозяйствования в сфере сельского хозяйства. И в этом смысле мы можем гордиться тем, что корейцы стояли у истоков модернизации методов хозяй­ствования в советской экономике. Корейцы показали, как можно не за счет воровства и хищения государственной собственности, не за счет взяток, а трудом — напряженным и рационально организованным — обеспечить уровень жиз­ни, в десятки раз превышающий средний уровень жизни по стране. Этот пример имел большое значение с точки зрения формирования оптимистично ориентированных мотиваций в общественном сознании. В сознании советского обывате­ля высокие доходы и высокий уровень жизни были связаны с высоким статусом в социальной иерархии. Обладателями этого статуса были либо высокопоставленные чиновники (партийные функционеры, министры), либо чрезвычайно талантливые люди, достигшие неординарных успехов — из­вестные писатели, чьи книги расходились миллионными тиражами, олимпийские и мировые чемпионы, звезды кино и эстрады, крупные ученые, космонавты, создатели высоких технологий. Но эти высоты были недосягаемы для обычно­го человека — не всем быть покорителем космоса или миро­вых достижений в спорте. Значение опыта кобонди в том, что рядовой обыватель увидел — даже в сельском хозяйстве, которое считалось в стране наименее престижной и наиме­нее оплачиваемой сферой труда, можно обеспечить уровень жизни, соотносимый с уровнем жизни самых высоких пози­ций в обществе, и можно обеспечить будущее своих детей.

Экономическая свобода (в той форме, в какой она была возможна в рамках государственной регламентированной экономики), активное (то есть осуществляемое на практи­ке) стремление жить лучше за счет собственного труда и инициативы, готовность жить по законам риска — это то, что характеризует кобонди. Конечно, этим не удивишь читате­ля, живущего в условиях рыночной экономики. Но это уди­вительный феномен в рамках административно-командной экономики.

Несмотря на то, что сезонное овощеводство на про­тяжении более чем 50 лет являлось феноменом, характе­ризующим массовую трудовую деятельность советских и постсоветских корейцев, тема кобонди — одна из наименее разработанных в исследованиях, посвященных корейской диаспоре СССР и СНГ. До перестройки эта тема в СССР была вообще предметом умолчания. Причины такого умол­чания видятся в следующем.

В советских исследованиях доперестроечного периода тема кобонди не вписывалась в существующее проблемное поле обществоведения. Хотя в реальности кобонди явля­лось формой арендного подряда, формально — как эконо­мическая форма организации труда — она не существовала. Вывозя выращенную на колхозном или совхозном поле про­дукцию на рынок, кобондя получал справку о том, что дан­ная продукция выращена на личном приусадебном участке.

Иначе говоря, кобондя (вольный арендатор) как субъект экономической деятельности «не существовал» в виртуаль­ной экономике советской политической экономии. А раз его нет, то и нет предмета для анализа.

Тот факт, что советские экономисты «не видели» ко- бонди, хотя в это движение были вовлечены тысячи людей, был не случайным. Дело в том, что кобондя по своей сути были предпринимателями, а кобонди — формой рыночно­го подхода и рыночных отношений, что рассматривалось советской политической экономией как то, что должно отсутствовать при социалистическом производстве. Если советские экономисты и признавали необходимость суще­ствования рыночной экономики при социализме, то только в качестве временного переходного компонента, например НЭП (новая экономическая политика) в первые годы Со­ветской власти. Разумеется, во второй половине 50-х и пер­вой половине 60-х, когда было объявлено, что к 80-м годам в СССР будет построена материально-техническая база ком­мунизма (период правления Хрущева), и в 70-е годы, когда было объявлено, что страна вступила в фазу зрелого, разви­того социализма (период правления Брежнева), о каких-ли­бо предпринимателях и рыночных отношениях в СССР не могло быть и речи. Понятия «предприниматель», «бизнес­мен» были из области негативной лексики как нечто, связан­ное с отжившим политико-экономическим строем (капита­лизмом), с индивидуальным эгоизмом, моралью рвачества и алчной наживы, отсутствием духовности. И, конечно же, советская официальная общественная наука не могла до­пустить признания того, что высокие урожаи «передового социалистического колхозно-совхозного строя» каким-то образом связаны с деятельностью частных предпринимате­лей, арендным подрядом, рыночными отношениями, то есть всем тем, что «не должно» существовать при социализме.

Важным фактором возникновения кобонди как формы рыночного частного предпринимательства был кризис директивной системы планирования колхозного производства. Люди стали уходить из обнищавших кол­хозов, ставших заложниками неэффективной экономи­ческой политики. Они своим, уходящим в глубину по­колений, крестьянским умом чувствовали: что-то не так в этой колхозной жизни. Ведь работали они от зари до зари, а жили все хуже и хуже. И повсюду они «почему».

Почему государственные и партийные чиновники за­ставляют сеять именно эту культуру, когда на этих полях выгоднее сеять другую? Почему уборка урожая должна производиться в сроки, устанавливаемые райкомом пар­тии (например, не позднее 10 сентября или 1 октября), разве самому крестьянину не лучше знать, когда начи­нать и когда заканчивать эту уборку? Почему, выращивая год от года богатые урожаи, колхозы все больше погряза­ют в долгах? Почему колхозники лишены возможности распоряжаться тем продуктом, который они вырастили?

Уходя в кобонди, корейцы уходили от крупного го­сударственного производства, где они были винтиками, в мелкий частный бизнес, где они сами хозяева, от центра­лизованной административной системы в область сво­бодного предпринимательства, где они сами принимали решение, где сеять, сколько сеять, как сеять, когда про­изводить полив и прополку, когда снимать урожай, где, кому и по какой цене продавать сверхплановую продук­цию.

Правовой основы для существования арендного или семейного подряда до конца 80-х годов как таковой не было. Согласно постановлению ЦИК и СНК СССР от 4 июня 1937 года «О воспрещении сдачи в аренду земель сельскохозяйственного значения» аренда земли в Совет­ском Союзе была полностью запрещена. Иные формы, нежели общенародная и колхозно-кооперативная, запи­санные в Конституции СССР, не допускались, хотя се­годня очевидно, что по существу в СССР не было ни об­щенародной, ни кооперативной собственности. Поэтому быть кобондя — это означало постоянно балансировать на грани закона. В любую минуту кобондя можно было об­винить в деятельности (аренде), запрещенной законода­тельством. По архивным документам дела о нелегальной аренде периодически передавались в прокуратуру. Так, Постановлением Коллегии Министерства сельского хо­зяйства Узбекской ССР «О состоянии работы в колхозе им. Энгельса Средне-Чирчикского района Ташкентской области» в августе 1955 г. отмечалось: «Широкое рас­пространение получила в колхозе практика обработки общественных посевов риса колхозниками на издольных началах. 59 колхозников обрабатывали 89,7 гектара об­щественных посевов шалы на условиях сдачи колхозу с каждого гектара по центнеров. Полученная сверх

этого урожайность остается в собственности колхозни­ков, обрабатывающих эти посевы»^[159]. Коллегия приняла следующие пункты постановления:

• Правлению колхоза (Т. Пак) немедленно ликви­дировать практику обработки общественных посевов на издольных началах, обеспечить сбор и оприходование всего урожая с этих участков, а работавшим колхозникам произвести начисление трудодней в соответствии с при­нятыми в колхозе нормами выработки и расценками.
• Облуправлению сельского хозяйства осуществить ревизию хозяйственно-финансовой деятельности колхо­за и передать материалы на виновных в прокуратуру для привлечения к уголовной ответственности^[160].

Позже отношение к кобондя несколько смягчилось, вернее, власти стали смотреть на их деятельность сквозь пальцы. И, конечно же, не из-за любви к этим людям, всей своей практикой бросившим вызов обветшалым и неэффективным формам хозяйствования и организации труда.

Во-первых, хозяйствам было выгодно иметь дело с кобондя. Даже на бросовых землях эти труженики доби­вались поистине рекордных урожаев, порой в несколько раз превышающих урожаи на самых плодородных колхоз­ных полях. Все эти достижения, конечно же, шли в актив колхозов и совхозов — планы, спускаемые государством, выполнялись и перевыполнялись. Например, при плане в 140 центнеров с гектара корейские бригады в Караталь- ском районе Казахстана снимали по 440-600 центнеров (колхоз «Ленинский путь», 1960 г.) и даже по 800 центне­ров (колхоз им. Абая, 1956 г.)^[161]. По свидетельству нашего информанта Хан Алексея, в 1983 г. Казанский район Каш- кадарьинской области Узбекистана оказался без воды, урожайность не превышала 5 центнеров с гектара; район оказался под угрозой срыва плана. В тот год его бригада (30 человек) взяла в аренду 150 гектаров земли и сдала план за весь район.

Большие урожаи кобондя — не только результат зем­ледельческого мастерства. Как уже отмечалось, среди ко­рейцев, занимавшихся кобонди, значительная часть — го­рожане, не имевшие специальности в сельском хозяйстве. В производительности в кобонди срабатывал рыночный механизм экономической стимуляции. После сдачи ого­воренной планом продукции, вся оставшаяся часть оста­валась у кобондя, который реализовывал ее по своему усмотрению. Он мог продать ее тому же колхозу, где он работал, или реализовать на рынке. Если учесть, что речь шла о тоннах сельскохозяйственной продукции, которая зачастую вывозилась в Россию, где цены на овощи были значительно выше, чем в Узбекистане или Казахстане, то чем больше был урожай, тем богаче становился кобондя. Возникал мощный экономический интерес, отсутствую­щий у колхозника или наемного рабочего.

Жилья кобондя не требовали, так как жили в землян­ках на поле. Все необходимое (семена, удобрения, пленку и т. п.) предоставлял колхоз, а если нет — доставали сами. Все нужные работы и услуги оплачивали из собственно­го кармана. Плюс выполняли так необходимый хозяй­ствам план. Не трудно понять, что для многих колхозов и совхозов кобондя были настоящей золотой жилой.

Во-вторых, в условиях, когда кобондя находились на полулегальном положении, они стали источником лег­кой наживы для целой армии чиновников всех рангов, от которых зависела судьба арендаторов. Как это часто бы­вает, там, где есть труд, всегда находятся те, кто на нем паразитирует. Вымогательства, незаконные поборы — все это с лихвой наполняло жизнь кобондя.

Хочешь получить разрешение на аренду земли? Надо «добиться» расположения председателя совхоза. Нужно, чтобы вода на твой участок вовремя поступила? Залезай снова в свой карман. Нет удобрений? Надо снова «дого­вариваться» с председателем, а зачастую и с ответствен­ными «товарищами» из райкома партии или райиспол­кома, не забыв при этом «отблагодарить» заведующего складом. Хочешь вывезти продукцию за пределы обла­сти? Но машины — государственные (колхозные), могут и не дать. Значит, помимо оплаты по накладным, нужно «заинтересовать» директора автобазы, да и шофера. А на дорогах уже тебя с нетерпением поджидает автоинспек­ция, чтобы урвать свою долю. Хочешь, чтобы тебе раз­решили торговать на рынке? Директор рынка не тот че­ловек, который будет отказываться от «благодарности». Санитарная проверка «показала», что твоя продукция не соответствует предъявляемым требованиям? Так сделай так, чтобы она «соответствовала».

Взятки, взятки, взятки. Слишком много было желающих погреть свои руки на доходах кобондя.

Вот и выходило, что кобондя, которых респектабель­ные партийные и государственные функционеры считали чуть ли не низшей прослойкой, за которыми закрепилась дурная слава «любителей гоняться за длинным рублем», чей труд и форма организации труда квалифицировались дипломированными партийными идеологами как пере­житочные, не только вносили мощный вклад в житницу страны, но и служили подпорками для «передового» кол­хозно-совхозного строя, а также кормушкой для тех же функционеров.

Те принципы, о которых стали говорить в период пе­рестройки — самоокупаемость, самофинансирование, са­моуправление — с самого начала составляли суть кобонди. Доходы кобондя непосредственно зависели от конечных результатов его труда. Поэтому он работал не покладая рук, бережно ухаживал за каждым ростком на грядке, рационализировал производственный процесс, вносил новшества. Так, среди кобондя широкое применение по­лучила система капельного орошения, позволявшая эко­номить воду и одновременно добиваться распределения воды между растениями. Через желобки с многочислен­ными отверстиями вода поступала к каждому ростку, чего нельзя добиться орошением с воздуха посредством поливальных машин. Просто и эффективно. Но сколько нужно вложить труда, чтобы на площадях в 10-15 гек­таров довести живительную влагу до каждого росточка! Хозяйское, рачительное отношение к земле, воде, посев­ному материалу, средствам труда было характернейшей чертой корейских арендаторов. А по-иному и не могло быть. Ведь люди работали на себя, рисковали, зачастую платили из своего, а не государственного кармана.

Прошли годы. И лишь с середины 80-х годов совет­ские государственные мужи признались в преимуществах аренды, семейного подряда и других форм организации труда, основанных на хозяйственном расчете, матери­альной ответственности и заинтересованности. Отдается дань и корейцам-первопроходцам. Вот что сказал в ин­тервью газете «Сельская правда» начальник управления по производству овощебахчевых культур и картофеля объединения «Узбекистан» Госагропрома республики Б. Я. Липилин: «Почему с луком не бывает перебоев в по­следние годы? Да потому, что аренда на его выращивание существует фактически давно, лет двадцать. Корейцы, отличные мастера возделывания этой поистине незаме­нимой культуры, давно применяли аренду, не дожидаясь указаний, и хорошо преуспели в этом. И если арендная форма организации сельскохозяйственного производ­ства будет внедряться смелее и снимутся пока еще не­малые преграды на этом пути, мы можем добиться роста производства не только лука, а всего, что может расти на нашей щедрой земле»^[162].

На протяжении всего постдепортационного периода кобонди являлось как важнейшим фактором развития сельского хозяйства в СССР, так и формой самообеспе- чивающего бизнеса корейского населения. Кроме этого, кобонди было определенным образом жизни корейцев; вне кобонди невозможно корректно понять саму этно­культурную идентичность коре сарам.

Перестройка оказала существенное влияние на жизнь корейцев, формы их трудовой занятости и пер­спективы дальнейшего существования в новых независи­мых государствах. Серьезно она сказалась и на кобонди.

Кризис государственных промышленных предприя­тий (частые простои, задержки заработной платы по не­скольку месяцев, затоваривание складов неходовой продукцией и т. д.) плюс нарастающая инфляция усили­ли движение людей из государственного сектора в сектор индивидуального и кооперативного предприниматель­ства. Отток корейцев в частно-кооперативный бизнес (торговый, ресторанный, строительный и др.) произошел не только из государственной экономики, но и из сферы кобонди.

С одной стороны, годы перестройки легализовали аренду. Мало того, она стала одной из наиболее пропа­гандируемых форм предпринимательской деятельности. Казалось бы, наступает время всеобщего признания и расцвета кобонди. Действительно, кобонди как оправ­давшая себя форма предпринимательской деятельности в сельском хозяйстве начинает признаваться с самых вы­соких трибун, с которых открыто отдается должное и ко­рейцам. Арендный подряд в сельском хозяйстве на прин­ципах кобонди начинает распространяться среди других народностей, ранее не практиковавших этот вид деятель­ности. Одна из наших информантов, узбекская женщина, начала заниматься сезонным маятниковым^[163] арендным подрядом со своей семьей с конца 80-х годов, в период легализации кобонди.

Однако легализация аренды не привела к расширению кобонди в корейской среде. За десятки лет существования кобонди корейцы приспособились к нелегальной аренде и отсутствие «Закона об аренде» не являлось для них ка­ким-либо препятствием для осуществления кобонди. Все, кто хотел заниматься кобонди, занимались им. Кроме того, к кобонди не были устремлены помыслы всего корейско­го населения. Корейцы образовали серьезные прослойки в промышленности, строительстве, науке, здравоохранении и других отраслях народного хозяйства. Иначе говоря, к моменту легализации аренды в СССР уже сложилась опре­деленная более или менее устойчивая структура занятости корейского населения. Это можно увидеть на примере ко­рейцев Узбекистана.

Таблица 9

Распределение корейского населения Узбекистана по отраслям труда в 1989 г.^[164]

Все народное хозяйство	Численность, (тыс. чел.)	%
Сельское и лесное хозяйство	22,7	26,3
Промышленность	17,2	19,9
Строительство	10,5	12,2
Народное образование	8,7	10,1
Транспорт и связь	4,9	5,7
Торговля, снабжение, заготовка сельхозпродукции	4,6	5,3
Здравоохранение и физкультура	4,4	5,1
Органы управления и общественные организации	3,6	4,1
Жилищно-коммунальное хозяйство, служба быта	3,1	3,6
Наука и научное обслуживание	2,5	2,8
Культура и искусство	1,1	1,4
Прочие отрасли производства и услуг	3,0	3,5
Итого	86,4	100

Как уже отмечалось, перестройка открыла дорогу в новые виды бизнеса. Поэтому мы наблюдаем не только от­сутствие роста занятиями кобонди среди корейцев, но и определенный отток их из этой традиционной сферы корей­ского предпринимательства в другие сферы частного бизне­са. Почему корейцы стали уходить из кобонди? Во-первых, новые виды бизнеса не уступали по прибыльности кобонди, а в ряде случаев и превосходили его. Во-вторых, по сравне­нию с кобонди многие новые виды бизнеса выглядели более мобильными. В кобонди финансовый результат становился известным только после реализации урожая; кроме того, в случае неудачи изменить ситуацию кобондя мог лишь

спустя год, на следующий сезон. В то время как во многих других видах бизнеса возможности для наращивания при­были или изменения тактики бизнеса не были ограничены сезонно-полевыми рамками. В-третьих, новые виды биз­неса не были такими трудоемкими, как полеводство, и не всегда были связаны с тяжелым физическим трудом. Мало того, они давали возможность часто ездить в зарубежные страны, как в случае торгового бизнеса, или использовать в бизнесе свою прямую профессиональную квалификацию. В-четвертых, кобонди, как и сельский труд вообще, даже в таком аграрном регионе, как Центральная Азия, перестал быть престижным в общественном мнении, в том числе и среди корейцев. Не случайно часто корейцы, работающие в государственном секторе, называли своих соплеменников- арендаторов не «кобондя», а высокомерно — «кобондяшник» или «лукодяшник», в которых в концентрированной фор­ме отражены и презрительное отношение к сельскому фи­зическому труду и кочевому образу жизни, и констатация низкого уровня духовного развития кобондя, и отсутствие воспитания и соответствующих манер, и т. д. Поэтому, если появлялась возможность достойно зарабатывать за предела­ми лукового или арбузного поля, корейцы не жалели с тем, что расстаются с делом всей прежней жизни. В советский период дипломированные корейцы, занимавшиеся кобон- ди, не стремились бросать этот вид бизнеса, несмотря на его низкий социальный статус, поскольку он давал возмож­ность получать больше, чем работа по специальности. По­сле того, как открылись другие возможности высокого за­работка, нежели в сельском хозяйстве, и особенно, если это было связано с полученной профессией, корейцы старались воспользоваться данной возможностью. Например, одна из наших информантов Лигай В., закончившая в 1990 г. Таш­кентский экономический университет, после выхода замуж два раза ездила с мужем на Кавказ на кобонди. Они купили машину, квартиру. Но, как она признавалась, несмотря на заработок, ее тяготил труд кобондя и беспокоило будущее детей. И когда открылись другие возможности, связанные с более широким развитием рыночных отношений в различ­ных сферах и возникла потребность в профессиональных экономистах, она настояла на прекращении кобонди и на­чала карьеру по полученной специальности: экономиста по маркетингу — в консалтинговой и аудиторской компании, на бирже ценных бумаг, затем — главного бухгалтера в ряде частных фирм, специалиста — в агентстве по оценке имуще­ства, методиста-менеджера в международной корпорации.

3.5.2. Достижения корейцев в различных областях деятельности^[165]

Еще малоизученным и ярким феноменом современ­ной центрально-азиатской истории и истории корейских диаспор являются выдающиеся достижения советских ко­рейцев. Известно, что в результате депортации 1937 года корейцы были ограничены в своих правах. Коре сарам не являлись коренными народами ни России, ни Централь­ной Азии; мало того, они относились к недавно прибывшим мигрантам, не знакомым большинству населения централь­но-азиатского региона. Если учесть сталинскую политику в отношении корейцев и их статус «непривилегированного» этнического меньшинства в СССР, данный феномен столь значительных достижений, несмотря на все препятствия, становится особенно удивительным и не может не вызывать восхищения. Ни одна из корейских диаспор в мире (напри­мер, Японии, Китая, США, Канады и других стран) не смог­ла достигнуть такого высокого статуса в социальной иерар­хии своих стран, как это сделали коре сарам в Центральной Азии.

Достаточно упомянуть, что более чем 200 советских корейцев стали обладателями самого высокого в СССР звания “Герой Социалистического Труда” за выдающиеся достижения в области сельского хозяйства. Но коре сарам могут гордиться не только успехами в области земледелия. Как мы уже писали, среди них есть государственные деяте­ли, известные политики, ученые, бизнесмены, спортсмены, деятели культуры.

Такое стало возможным благодаря советской нацио­нальной политике в постсталинский период, трудолюбию самих корейцев и благожелательному отношению к ним окружавшего их населения.

Вклад корейцев в развитие сельского хозяйства Сред­ней Азии. После депортации корейцев в Казахстан и Узбе­кистан в 1937 г. абсолютное большинство корейцев были сконцентрированы в колхозах и совхозах и заняты сель­скохозяйственной деятельностью. Одной из причин такого распределения новых трудовых ресурсов было то обстоя­тельство, что в силу форсированного характера депортации и соответствующего характера расселения многие корейцы, занятые на Дальнем Востоке в рыболовстве, добыче иско­паемых, интеллектуально-технологической или других сфе­рах, не смогли найти работу по своей специальности. Нема­ловажной причиной было и то, что «первые авансы в виде зерна в марте 1938 г. выдавались только колхозникам»^[166].

Несмотря на весьма сложное критическое положение корейских колхозов с точки зрения их необустроенности, технической оснащенности и незнакомства со среднеази­атскими природно-климатическими и зонально-почвенны­ми условиями, корейские земледельцы уже в первые годы своего обустройства демонстрируют успехи в получении высоких урожаев. Вот что, в частности, писал заведующий сельхозотделом ЦК ВКП (б) Узбекистана в ЦК ВКП (б)^[167]: «В колхозах основных районов вселения Ташкентской об­ласти отмечается высокое знание агротехнических приемов возделывания культуры риса, в силу чего переселенческие корейские хозяйства на отдельных землях … показали весьма высокую урожайность, достигнутую от 20 до 40, а отдельные бригады — 70 центнеров при высокой стоимости трудодня».

В Казахстане, при плане 25-40 центнеров с одного гек­тара земли, корейцы получали урожай втрое больше — от 80 до 120 центнеров. Корейские производители риса достиг­ли рекордных урожаев не только в отношении СССР, но и в глобальном масштабе. Например, в 1942 г. Ким Ман Сам из казахстанского колхоза «Авангард» получил 150 центнеров риса с одного гектара. Это был мировой рекорд.

Высокие урожаи достигались корейскими колхозни­ками не только в традиционных для них культурах (рис, бобовые и др.), но и в хлопководстве. Например, колхоз «Полярная звезда» Средне-Чирчикского района Узбеки­стана начинает заниматься хлопководством с 1941 г. В то время средняя урожайность хлопчатника по колхозам Средне-Чирчикского района составляла 21,8 центнера с гектара. Корейские земледельцы уже в первый год получи­ли 38,7 центнера с гектара^[168]. В 1944-1946 гг. они собрали 39,4 центнера. В 1949 г. в казахстанском колхозе «3-й Ин­тернационал» были собраны 44,6 центнера хлопка с одного гектара.

Корейцы также добились рекордных урожаев пшени­цы, сахарной свеклы, картофеля, кенафа, лука, бахчевых и т. д. Например, в Казахстане при плане урожая пшеницы в 9-11 центнеров с гектара корейцы собирали 30-38 цент­неров. При плане сахарной свеклы в 250-260 центнеров с гектара корейцы собирали 500-800 центнеров, а при плане картофельного урожая в 40-45 центнеров с гектара, они со­брали 150-500 центнеров.

Не удивительно, что, несмотря на свой статус «депор­тированных» и недоверие со стороны властей, с конца 40-ых по 70-ые годы за высокие достижения в сельском хозяйстве больше чем 200 корейцев получили звание «Героя Социа­листического Труда», не говоря о том, что тысячи получили разного рода ордена, медали и почетные звания. Если мы сравним число корейских «Героев» к численности корейцев, то советские корейцы среди других народов СССР будут за­нимать одно из высших мест по процентному соотношению численности награжденных к численности представителей данного этноса.

Признанием организационных способностей корейцев в аграрном секторе стал тот факт, что десятки колхозов и совхозов в республиках Центральной Азии было доверено руководить корейцам. Корейцы также занимали высокие должностные посты в сфере сельского хозяйства на район­ном, областном, республиканском и всесоюзных уровнях. Это такие высокие посты, как председатель Государственно­го комитета по рыбному хозяйству Узбекистана (Х. T. Тен), заместитель министра мясомолочной промышленности Ка­захстана (В. И. Хван), заместитель министра хлебопродук­тов Узбекистана (Н. Д. Тен), заместитель министра плодо­овощного хозяйства Узбекистана (Х. T. Тен), председатель Республиканской Ассоциации пчеловодства Узбекистана (М. И. Юн), начальник отдела зерновых культур Мини­стерства сельского хозяйства Каракалпакстана (Н. Н.мТян) и другие.

О том, какую роль в развитии сельского хозяйства сы­грало кобонди, мы уже писали.

Вклад корейцев в развитие промышленности, финан­совой и других сфер экономики. Наряду с сельскохозяй­ственными достижениями, корейцы внесли существенный вклад и в другие сферы экономики республик Центральной Азии. Они возглавляли промышленные ассоциации респу­бликанского значения и занимали высокие посты в раз­личных секторах государственных структур. Например, на республиканском уровне корейцы Узбекистана занимали (или занимают) следующие посты: генеральный директор «UzAutoSanoatTrans» (Е. Х. Ким), генеральный директор Ассоциации «UzTransGas» (В. И. Тё), генеральный дирек­тор Национальной авиакомпании “Uzbekiston Havo Yullari” (В. Н. Тян), заместитель председателя правления Ассоци­ации легкой промышленности «UzLegProm» (Ф. Н. Ким), заместитель председателя Ассоциации машиностроения «UzMachProm» (А. М. Хан), заместитель Председателя Ас­социации транспортного строительства, «UzTransStroy» (Л. П. Ким), председатель правления Совета директо­ров Узбекского межотраслевого объединения «Shodlik» (В. В. Огай) и другие.

В Узбекистане корейцы также занимали (занимают) по­сты директоров многих промышленных предприятий: Алма- лыкского завода металлических конструкций (Ф. М. Ким), Андижанского завода «IrMach» (В. Г. Пак), Ахангаранского завода строительной пластмассы (Л. Х. Пяк), Маргиланско- го завода металлоизделий (М. Ч. Ким), Нукусского завода безалкогольных напитков и пива (В. М. Ким), Ташкентского агрегатного завода (Э. В. Тен), Ташкентской фабрики спор­тивных товаров (ТянХакПон), Тахиаташского ремонтно-ме­ханического завода строительных конструкций (Н. Д. Цхай), Той-Тепинского завода металлоконструкций (В. В. Шин), Узбекского комбината тугоплавких и жаропрочных метал­лов (В. И. Пак), завода «Хлопкомаш» (В. А. Чжен) и другие.

В Казахстане корейцы — директора: Карагандинско­го литейно-машиностроительного завода (Г. П. Ли), экс­периментального завода коммунального оборудования (Г. Н. Ли), Джезказганского медеплавильного комбината (И. Е. Ли), Риддерского рудника (Н. Д. Цой), а также пред­седатель Совета директоров строительной корпорации «KUAT» (О. Ю. Нам), вице-президент промышленно-стро­ительной телефонной компании «В-Те1есот» (К. П. Лим) и другие.

Корейцы занимают высокие посты в сфере финансов, налогов и страхования. В Казахстане это — заместитель начальника Главного Управления Государственного стра­хового комитета Казахстана (Г. В. Ким), заведующий фи­нансовым отделом Мангышлакской области (A. П. Пак), председатель правления страховой компании (Е. П. Кан) и другие. В Узбекистане это — заместитель Начальника Глав­ного управления Национального инвестиционного фонда приватизации Узбекистана (Г. С. Ким), главный инспектор Комитета Госконтроля при президенте Республики Узбеки­стана (А. В. Ким), начальник отдела Государственного коми­тета по ценам Узбекистана (Т. A. Пан) и другие.

С развитием банковской системы в годы перестройки и последующей независимости корейцы начали занимать высокие посты и в этом секторе. В Узбекистане корейцы за­нимают (или занимали) такие посты, как заместитель пред­седателя Национального Банка Республики Узбекистана (A. Т. Пак), президент «Траст Банка» (В. Н. Пак), председа­тель правления «Инвест Банка» (В. В. Дигай), председатель правления «UzLegCom Bank» (А. К. Ким), председатель правления «Алока Банка» (К. А. Ким), заместитель пред­седателя правления «Инвест Банка» (Т. A. Пан, В. В. Ди­гай), заместитель председателя правления «Асака Банка» (А. К. Ким). Аналогично в Казахстане корейцами являются (или являлись) председатель Совета директоров банка «Ка­спийский» (Ю. А. Цхай), заместитель председателя Казах­ского филиала Стройбанка СССР (K. A. Цай), заместитель председателя правления Казахского республиканского бан­ка «Промстройбанк» СССР (K. A. Цай) и другие.

Наука, образование и культура. Первые корейские диссертации появляются уже в начале 1950-х. Корейцы защищают диссертации на степени кандидатов и докторов наук в области физики, математики, геологии, инженерии, сельского хозяйства, ветеринарных наук, географии, химии, биологии, медицины, фармацевтики, философии, истории, экономики, политологии, права, филологии, педагогики и искусствоведения. Всего корейцы Казахстана защитили приблизительно 500 диссертаций, и корейцы Узбекиста­на, согласно справочнику корейских ученых Узбекиста­на, — больше чем 300 диссертаций.

Среди корейских ученых Узбекистана один член Ака­демии наук Узбекистана, 2 ректора и 8 проректоров универ­ситетов, 1 заместитель директора академических научно-ис­следовательских институтов, десятки деканов, заведующих кафедрами и лабораториями в университетах, исследова­тельских и проектных институтов.

Занятые корейцами позиции в системе вузов Казахста­на включают посты: 2 ректоров университетов, 11 проректо­ров и 38 заведующих кафедрами; в научных научно-иссле­довательских институтах и научных центрах — 2 директоров, 14 заместителей директоров, 2 заведующих отделениями, 10 заведующих отделами, 2 заведующих секторами и 15 за­ведующих лабораториями. Среди корейцев Казахстана 2 члена Академии наук Казахстана и 1 член-корреспондент.

В системе школьного образования корейцы широко представлены от преподавателей до директоров школ.

В культуре и искусстве корейцы также известны в раз­личных областях. В Узбекистане они представлены: в балете (В. Егай, К. Н. Ким), поп-музыке (Г. Шин, O. Н. Когай), клас­сической музыке (А. Б. Ким, Н. Х. Ли, С. Тен), народном тан­це (Е. Н. Ким, Хван Ден Ук), классическом танце (Р. Кан); жи­вописи (В. Ан, Г. Н. Кан, E. Ли, Б. А. Ким, Г. Н. Ким, А. В. Ли, Н. С. Пак, Н. С. Шин, И. Шин и других); композиторском ис­кусстве (Д. Н. Ли, Пак Ен Дин, E. Пак, Тен Ин Мук), прозе и поэзии (Тё Мен Хи, Угай Де Гук, В. Ли, Б. Пак, М. Ким и др.), режиссуре кино и телевидения (Ким Г. Н., Эгай С. В.) и т.д. Ряд корейских деятелей культуры удостоены звания «За­служенный артист Узбекистана», «Заслуженный деятель культуры Узбекистана», «Заслуженный деятель искусств Узбекистана». Подобный список деятелей культуры может быть составлен и по отношению к другим центрально-азиат­ским республикам.

Спорт. Корейцы также внесли существенный вклад в развитие спорта республик центрально-азиатского регио­на. Среди коре сарам такие великие спортсмены, как Нелли Ким (абсолютная чемпионка Олимпийских Игр по спортив­ной гимнастике) и Константин Цзю (абсолютный чемпион мира в профессиональном боксе).

В Узбекистане корейские спортсмены завоевывали следующие титулы:

в тяжелой атлетике — чемпионов республики (В. А. Ли­гай); призеров чемпионата СССР (В. И. Ан и В. А. Лигай); призера чемпионата Узбекистана (Д. Ф. Ким);

в дзюдо — чемпионов Узбекистана и чемпионов чемпи­оната СССР (Н. Р. Ан);

в борьбе самбо — чемпионов Узбекистана (Г. Г. Ким, В. А. Ким, Р. М. Ким, Ю. С. Ким, М. Д. Ли), чемпиона Ка­захстана (В. А. Ким), чемпионов молодежного чемпионата СССР (Г. Г. Ким, Р. М. Ким), призера чемпионатов СССР (М. Ф. Ан), чемпиона Европы (М. Ф. Ан), чемпиона малого чемпионата мира (М. Ф. Ан), призера молодежного чемпио­ната мира (Р. М. Ким), призера чемпионата мира (Р. М. Ким); в борьбе кураш — чемпиона Узбекистана (И. O. Нигай); в боксе — чемпиона Узбекистана (A. Д. Цой), призеров чемпионата Узбекистана (А. Д. Дин, A. П. Ян), чемпиона СССР (Ф. Ф. Пак), обладателя Кубка СССР (Ф. Ф. Пак), призеров чемпионата СССР (Ф. Ф. Пак, В. Н. Шин), чем­пионов Вооруженных Сил СССР (Г. Б. Тен, В. Н. Шин), призеров чемпионата Вооруженных Сил СССР (Лем Р. А.), чемпиона молодежного чемпионата Европы (Ф. Ф. Пак), призера чемпионата мира (В. Н. Шин), обладателя Кубка мира (В. Н. Шин);

в греко-римской борьбе — чемпионов Узбекистана (М. Н. Ли, O. Л. Пяк), призера чемпионата СССР (М. Н. Ли);

в карате — чемпионов Узбекистана (А. Ф. Ли, А. В. Ли, М. Н. Ли,В. В. Лигай, O. Л. Пяк), чемпионов СССР (М. Н. Ли, Э. Н. Ли, Н. А. Югай); призеров чемпионата СССР (А. В. Ли, O. Л. Пяк); чемпиона молодежного чемпионата СССР (А. В. Ли);

в таеквондо — чемпионов Узбекистана (А. Э. Ким, А. В. Ли, A. A. Ни, А. Тен); чемпиона Европы (Э. Н. Ли), при­зеров чемпионата Европы (А. Э. Ким, О. В. Ким), призеров чемпионата мира (О. В. Ким, Л. Ю. Ли), чемпионов моло­дежного чемпионата мира (Л. Ю. Ли);

в футболе — чемпиона Узбекистана (С. В. Ни), чемпио­на молодежного чемпионата Европы (M. И. Ан);

в    гандболе — призера чемпионата Узбекистана (А. Е. Хам);

в баскетболе — призера молодежного чемпионата Узбе­кистана (А. Р. Ким);

в хоккее на траве — чемпионов Узбекистана, призе­ров чемпионата СССР, призеров Кубка чемпионов Азии (А. А. Ким, И. Эм), чемпионов СССР (А. Е. Хам), призе­ра чемпионата мира (Л. Ли), призера Олимпийских Игр (А. Е. Хам);

в    фехтовании — призера чемпионата Казахстана (М. Н. Ким);

в    настольном теннисе — чемпиона Узбекистана (В. А. Шин);

в    шахматах — чемпионов Узбекистана (О. С. Ким, А. Ч. Хегай).

В Казахстане корейцы завоевывали титулы: в гимна­стике — абсолютного чемпиона Олимпийских игр (Н. Ким); в плавании — абсолютного чемпиона республики (В. Хан); в таеквондо — чемпиона мира (Э. Нем); в боксе — чемпиона Казахстана (И. Ким), чемпиона Азии (П. Ни), призера миро­вого чемпионата (A. Цой);

В Кыргызстане в тяжелой атлетике корейцы завоевы­вали титулы призера чемпионата СССР (В. Е. Ли); чемпио­на Кыргызстана, СССР, Европы и мира (С. В. Ли); в шахма­тах — чемпиона республики (В. А. Магай).

Наряду с личными достижениями в спорте, корейцы сыграли огромную роль в подготовке спортсменов. До­статочно сказать, что главными тренерами национальных команд Узбекистана были: в дзюдо — M. Ф. Ан, в таеквон­до — Э. Н. Ли, O. Л. Пяк, в боксе — В. Н. Шин, в тяжелой атле­тике — Д. Ф. Ким, в фигурном катании — И. A. Хван, в хоккее на траве (женская команда) — И. A. Хван; главным тренером национальной команды Каракалпакстана в тяжелой атле­тике — В. А. Пак; главным тренером национальной команды

СССР в таеквондо — О. Л. Пяк, а женской команды по хок­кею на траве — М. Д. Ким.

В Казахстане главными и старшими тренерами наци­ональных команд были: в таеквондо — Э. Нем, в тяжелой атлетике — A. Г. Ни, в боксе — Ю. A. Цхай; в конькобежном спорте — М. У. Хван; в велосипедном спорте — М. У. Хван.

В Кыргызстане старшим тренером национальной ко­манды тяжелой атлетики был В. Е. Ли.

Кроме того, в Узбекистане корейцы занимали (или занимают) такие высокие административные спортивные посты, как генеральный секретарь Национального Олим­пийского Комитета Узбекистана (В. В. Лигай), вице-пре­зидент Государственного комитета по спорту Узбекистана (В. В. Фен), генеральный секретарь Азиатского Союза борь­бы кураш (В. В. Лигай), генеральный секретарь Федерации дзюдо Узбекистана (Ю. С. Ким), генеральный секретарь и исполнительный директор Федерации шахмат Узбекиста­на (Р. Б. Ким), президент Азиатской Федерации таеквон­до (ITF) (В. В. Лигай); президент Ассоциации Таеквондо (WTF) Узбекистана (О. Л. Пяк, А. В. Ли); вице-президент Федерации дзюдо Узбекистана (M. Ф. Ан); вице-президент Федерации сирым Узбекистана (Н. А. Югай).

В Казахстане корейцы занимали (или занимают) такие посты как генеральный директор Олимпийского Комитета Казахстана (А. Г. Ким), председатель Главного тренерского Совета Казахстана (М. У. Хван), генеральный секретарь Ев­разийского Союза Всемирной Федерации Кектуги (по боям без правил) (С. О. Кан), генеральный секретарь Федерации волейбола Казахстана (Ю. П. Кан), президент Федерации Шинкиокушин-карате Казахстана (В. А. Ким), председатель Федерации конькобежного спорта Казахстана (М. У. Хван), председатель Федерации спортивных и классических тан­цев Казахстана (А. Г. Ким), председатель Федерации спор­тивного кино и телевидения Казахстана (В. Г. Ким), предсе­датель Федерации керлинга Казахстана (В. Г. Ким).

В Кыргызстане президент Ассоциации Таеквондо (WTF) Кыргызстана — Д. Д. Цой.

Органы государственной власти. Корейцы были так­же широко представлены во властях различных уровней. Если говорить о высших правительственных структурах, то корейцы занимали следующие посты:

в Узбекистане: вице-премьер-министр Республики Узбекистана (В. А. Чжен); председатель Государственного комитета по управлению государственным имуществом и приватизацией (В. А. Чжен), министр местной промышлен­ности (В. А. Чжен), председатель Государственного комите­та по рыбному хозяйству (Х. Т. Тен); заместитель министра строительства (Н. Д. Тен), заместитель министра хлебопро­дуктов (Н. Л. Тен), заместитель министра плодоовощного хозяйства (Х. Т. Тен), заместитель Государственного ко­митета по геологии и минеральным ресурсам (Р. В. Цой), заместитель министра труда Республики Каракалпакстан (Р. М. Ли), заместитель министра образования Республики Каракалпакстан (A. A. Пак).

в Казахстане: председатель Конституционного Сове­та (Ю. A. Ким), министр (Г. В. Ким), заместитель министра юстиции (Ю. A. Ким), заместитель министра мясомолочной промышленности (В. И. Хван), заместитель министра ав­томобильных дорог (А. Ю. Хегай), заместитель председате­ля Государственного комитета по использованию и охране водных ресурсов (А. Ю. Хегай), заместитель Генерального прокурора (Г. В. Ким).

в Кыргызстане: министр сельского строительства (Н. Л. Ким), министр юстиции (Н. Н. Бейшеналиева-Ким), председатель Верховного суда (Н. Н. Бейшеналиева-Ким), заместитель председателя Государственного Контроля ре­спублики (Л. П. Цой).

На уровне районов и городов корейцы также занимали руководящие посты в областных, районных и городских ис­полнительных органах власти: в Верхне-Чирчикском рай­оне, в городах Чирчик, Янгиер, Нукус, Фергана (Узбеки­стан); в Каратальском районе, в городах Усть-Каменогорск, Чимкент, Кзыл-Орда, Текели (Казахстан).

Корейцы также избирались депутатами выборных ор­ганов различных уровней.

В Узбекистане они избирались:

• на городском уровне — в Советы Андижана, Ангрена, Алмалыка, Ахангарана, Бекабада, Коканда, Маргилана, На­вои, Нукуса, Самарканда, Ташкента, Талимаржана, Тахиата- ша, Термеза, Ферганы, Чирчика;
• на районном уровне — в Советы Средне-Чирчикско- го и Верхне-Чирчикского районов;
• на областном уровне — в Советы Андижанской, Бу­харской, Самаркандской, Сырдарьинской, Ташкентской, Ферганской и Хорезмской областей.

Депутатами Верховного Совета Узбекистана неод­нократно избирались Ким Пен Хва, Хван Ман Гым, Шин Ден Дик, Тен Хайгюн, Н. В. Ким. Узбекистанские корейцы также были представлены в высшем законодательном ор­гане СССР — в Верховном Совете СССР (А. Кан, Л. Ли и В. И. Цо). В независимом Узбекистане корейцы также изби­рались в нижнюю палату (Олий Мажлис) парламента стра­ны (С. С. Ким) и сенат (В. Б. Пак).

В Казахстане, согласно справочнику «Советские ко­рейцы Казахстана», среди казахстанских корейцев были 1 депутат Верховного Совета СССР, 14 депутатов Верхов­ного Совета Казахстана; 1 депутат областного, 10 депутатов городских и 10 депутатов районных Советов^[169]. В период не­зависимости корейцы избирались в Верховный Совет Казах­стана (Ю. А. Ким), нижнюю палату парламента (Ким Р. У.), сенат (Г. В. Ким, Ю. А. Цхай), в выборные органы власти городов Алматы, Каратау, Талдыкурган, Акмола, Шымкент, Тараз, Сатпаев, а также районных органов власти.

В Кыргызстане, в годы независимости, корейцы также избирались в парламент страны (Шин Р. А., Сан Б. А.).

3.5.3. О причинах феномена “model minority” среди корейцев Центральной Азии

Трудолюбие. Часто в качестве причины объяснения достижений коре сарам называют трудолюбие. Если учесть аналогичные ссылки на достижения корейцев в других странах, то трудолюбие как национальная черта становится главным объяснением успехов коре сарам.

Действительно, эта черта корейцев, которая отмеча­ется всеми исследователями, имеет свое объяснение. Это связано, прежде всего, с ограниченностью пригодных для ведения сельского хозяйства земель (70% Корейского полу­острова это горы) и трудоемкостью возделывания риса. Оба этих фактора требовали от корейских земледельцев напря­женной работы.

Отношение к работе. Среди качеств корейцев часто отмечаются рациональность и ответственность. Они могут быть объяснены теми же причинами, что и традиционное трудолюбие.

Однако трудолюбием и отношением к работе трудно объяснить феномен уникальных достижений коре сарам. Ведь корейцы США, Канады, Европы, Китая и Японии не имели в ХХ в. таких достижений. Значит за пределами тра­диционного трудолюбия и ответственного отношения к тру­ду было нечто такое, что обусловило феномен успехов коре сарам.

Национальная политика. Достижения коре сарам, ста­ли возможны во многом благодаря советской национальной политике, а также национальной политике в ряде централь­но-азиатских государств в постсоветский период. Нужно отдавать отчет, что при другой политике, ориентированной на этноцентризм и этническую дискриминацию, среди ко­рейцев не было бы ни Героев Социалистического Труда, ни министров и заместителей министров, ни депутатов Верхов­ного Совета, ни сенаторов и депутатов нынешних парламен­тов, ни лауреатов Ленинской и Государственных премий, ни миллиардеров и т. д.

Открытые горизонты. Феномен «model minority» — ин­тегральное явление, которое не может быть сведено только к получению высоких урожаев. В ХХ веке, чтобы добиться результатов в науке, медицине, искусстве и т. д. нужно было образование. В самой Корее второй половины XIX в. и нача­ла ХХ в., когда шел процесс интенсивной эмиграции корей­цев, шансы получить даже начальное образование, не говоря уже о среднем или высшем, у большей части «простолюди­нов» были минимальны. На Дальнем Востоке, несмотря на серьезные подвижки в деле просвещения среди корейско­го населения, доля неграмотных корейцев продолжала со­ставлять высокий процент. В СССР ситуация кардинально меняется. В короткие сроки была ликвидирована неграмот­ность в целом, а затем и решен вопрос о всеобщем непол­ном, а затем и полном среднем образовании. Кроме того, от­крылись широкие возможности для получения бесплатного высшего образования и получения научных степеней.

Если брать различные страны мира, включая Корею, то наибольшие возможности для корейцев получить образо­вание любых ступеней (причем, качественное, и что очень важно, бесплатное) оказались в СССР.

Известно, что получить или дать детям образование было традиционной мечтой корейцев. Открывшиеся воз­можности стали мощным стимулом для реализации этой мечты.

Комплекс инородца. К высокой адаптивности корейцев привела также психологическая ориентация на высоко ре­зультативный труд в условиях иноэтнического окружения и отсутствия своего национально-административного обра­зования (данную установку можно назвать выражаясь сло­вами писателя Александра Кана «комплексом инородца»). В конкуренции с титульными нациями и другими коренны­ми народами Центральной Азии, русскими («старшим бра­том»), представителями других национальных республик, для того, чтобы добиться признания, корейцам нужно было достигать не одинаковых, а более высоких результатов.

Постдепортационный комплекс. На «комплекс ино­родца» наложился постдепортационный комплекс. Будучи заподозрены в политической неблагонадежности и подвер­гнувшись унизительной депортации, корейцам важно было продемонстрировать свою лояльность Советской власти. Поскольку они были ограничены в политических правах, высоко результативный труд был формой демонстрации этой лояльности и способом политического выживания. Одновременно это был и способ создания нормальной си­стемы жизнеобеспечения в сложившихся условиях.

Стратегия индивидуального карьерного роста. Депор­тация корейцев, как и других «неблагонадежных» народов, продемонстрировала возможность в СССР коллективного наказания — применения мер наказания к целому народу, за этническую принадлежность. Поэтому в отличие от неко­торых этнических групп, в которых сильна поддержка друг друга за пределами собственных исторических родин или национально-государственных образований, корейцы стре­мились «выбиваться» в более высокие эшелоны социальной иерархии индивидуально. На данной стратегии сказались как традиционная разобщенность корейцев, так и боязнь быть обвиненными в кумовстве, а еще хуже — в национа­лизме. Не редки были случаи, когда корейцы, добившиеся карьерного роста в крупных городах, старались дистанциро­ваться от своих соотечественников.

Чтобы сохранить достигнутые позиции и оправдать доверие власти, корейцы стремились ответственно, честно и креативно исполнять свои обязанности. Помноженная на традиционное трудолюбие эта установка давала результаты.

Позитивный рейтинг в глазах иноэтнического окруже­ния — коренных народов Центральной Азии, славянских на­родов и др. — о котором уже писалось выше.

3.5.4. Изменения в структуре занятости корейцев и проблема их сбалансированного развития

Перестройка и последующие годы независимости существенно повлияли на жизнь корейцев, формы их трудовой занятости и перспективы дальнейшего суще­ствования в новых государствах. Либерализация эконо­мики и введение государственных языков (языков ти­тульных этносов) привели к оттоку корейцев из сферы государственной экономики в сферу частного бизнеса (торговлю, ресторанный бизнес, строительство и ремонт­ные работы, компьютерный бизнес, медицинские клини­ки, банковское дело и т.д.). Особенно много корейцев в торговле. Только в городе Алматы, где проживают около 17 тысяч корейцев, в том числе в трудовом активном воз­расте около 5, 5 тысячи человек, зарегистрировано свыше 350 фирм, принадлежащих корейцам. Тысячи корейцев Казахстана и Узбекистана занимаются мелким бизнесом с частной лицензией предпринимателя или вообще без регистрации. Достаточно пойти на любой рынок, что­бы увидеть массы торгующих корейцев. Не случайно на Ташкентском ипподроме — главном оптовом рынке Узбе­кистана — есть деление на «узбекский базар» и «корей­ский базар».

Коммерциализация общественного сознания и со­кращения представленности корейцев в государствен­ных структурах привели к определенному нарушению сбалансированной занятости корейцев, как это имело место в советское время. Наблюдается сокращение чис­ленности корейского студенчества, творческой, научной и технической интеллигенции. Произошел отток моло­дых специалистов-корейцев из науки, образования, куль­туры, здравоохранения и других сфер в бизнес. Уже се­годня наблюдается разрыв в преемственности. Вслед за пожилыми и зрелого возраста докторами наук, профессо­рами университетов, численность которых в Казахстане составляет около 350 человек, следуют заметно поредев­шие ряды 30-40-летних ученых. Молодых ученых-ко- рейцев, активно занимающихся наукой, насчитывается несколько десятков. Такая же ситуация и в Узбекистане. Хотя эта тенденция касается всех народов СНГ, потери интеллектуального потенциала корейской диаспоры бу­дут гораздо чувствительнее, чем для численно крупных этносов^[170].

 ——————————————————————————————————————————————

^[151] Пилкингтон Х., Флинн М. Чужие на родине? Исследование диаспоральной идентичности» русских вынужденных переселенцев // Диаспоры. — № 2-3. — М., 2001. — С. 16.

^[152] Брусина О. И. Славяне в Средней Азии. — M., 2001. — С. 180.

^[153] Там же. — С. 180.

^[154] Х. Пилкингтон, M. Флинн. Указ. соч. — С. 16.

^[155] Брусина О. И. Указ. соч. — С. 180.

^[156] Ем Н. К проблеме национально-смешанных браков (по результатам ак­товых записей горархива ЗАГС Алматы) // Известия корееведения Казахста­на. — Вып. 2. — Алматы, 1997. — С. 42.

^[157] Там же. — С. 45-46.

^[158] Ем Н. К проблеме национально-смешанных браков (по результатам акто­вых записей городского архива ЗАГС Алматы) // Известия корееведения Казахста­на. — Вып. 2. — 1997. — С. 43.

^[159] ЦГА РУз, ф. 90, оп. 9, д. 4836, л. 224.

^[160] Там же, л. 227.

^[161] Ким Г. Н, Мен Д. В. История и культура корейцев Казахстана. — Алматы, 1995. — С. 132-133.

^[162] Сельская правда, 25 февраля 1989 г.

^[163] Проживала она в Наманганской области, а поле арендовала в Ташкентской области, рядом с полями корейских бригад.

^[164] Ким Мен Гир. Демографические особенности корейского населения Узбеки­стана // Ким Б. Корейцы Узбекистана. Кто есть кто. — Ташкент, 2000. — Приложение 1. — С. 144.

^[165] Данные по персоналиям взяты из справочников: Советские корейцы Ка­захстана. — Алма-Ата, 1992; Ли Г. Н. Корейцы в Кыргызстане. — Бишкек, 1998; Ким Б. Корейцы Узбекистана. Кто есть кто. — Ташкент, 1999; Корейцы Казахстана: кто есть кто. — Алматы, 2005.

^[166] Ким П. Г. О корейской диаспоре Узбекистана // Известия корееведения Ка­захстана. — Вып. 6. — 1999. — С. 48.

^[167] Там же. — С. 49.

^[168] Экономика передового колхоза «Полярная звезда». — Ташкент, 1954. — С. 12.

^[169] Нам представляется, что данный список не полон.

^[170] Хан В. С., Ким Г. Н. Актуальные проблемы корейской диаспо­ры // International Journal of Central Asian Studies. — Seoul. — Vol. 5.