Ито Хиробуми (в центре) и его жена Умэко (сидит справа от него) в корейской одежде
Русско-японская война 1904 -1905 гг на территории Кореи
Решение начать войну у Японии возникло не мимолётно – она целенамеренно готовилась к ней на протяжении нескольких лет, и война всё равно бы случилась рано или поздно – некоторые, в том числе Витте, предсказывали её ещё в начале 1901 года.
24 января (6 февраля) 1904 г. Япония официально объявила о разрыве дипломатических отношений с Россией, а два дня спустя начались военные действия, в ходе которых японцы сразу же стали прибирать к рукам Корею. В стране разместились японские войска и были введены военное положение и декрет о смертной казни для корейцев, обнаруженных в районе военных коммуникаций.
Мы не будем здесь подробно останавливаться на ходе русско – японской войны. Он подробно описан в обширной исторической и художественной литературе. Отметим только, что территорию Кореи война практически не захватила, и в трудах корейских историков она отражения не нашла, — даже о подвиге крейсера «Варяг» они практически не упоминают.
Российские суда находились в Чемульпо в качестве стационеров, задачей которых была защита дипломатических представительств в случае ухудшения обстановки. Отконвоировав транспорты и высадив десант, и Уриу объявил, что ждет сражения на внешнем рейде, либо будет вынужден атаковать порт, где находились и иные иностранные военные корабли. Как пишет Х. Хальберт, «Стоя на якоре, они могли лишь преуспеть в вовлечении Франции, Италии, Великобритании и Соединенных Штатов. И, конечно, были те, кто были готовы обвинить Россию в трусости. Если это было поводом для начала войны, то по крайней мере должно было доказать бесстрашие царских подданных. Поэтому командир Варяга приказал расчистить палубу и приготовиться к сражению. Было установлено, что он предпочел бы оставить Корейца пришвартованным, а быстрый Варяг, сделав резкий рывок, смог бы ускользнуть от японцев и удачно пройти сквозь строй. Но командир Корейца не хотел слушать какие-либо предложения. Он не собирался отказываться от своей доли чести, и если единственный путь получить ее заключался в отчаянной атаке, то он отправится вместе с Варягом и потонет, если понадобится».
По его мнению, «Русские собирались идти на верную смерть. Кто-то назовет это безрассудством, а не храбростью, но они неправы. Корабли были обречены в любом случае. Офицеры и экипаж были обязаны идти вперед и в предсмертной схватке нанести удар врагу. Идти на битву с равными шансами на победу и поражение — поступок смелого человека; отправиться в объятия смерти, имея за собой ничего, кроме явного поражения, – поступок, достойный героя. Японцы бы были последними, кто отрицал доблестный подвиг русских»[1].
Далее, в результате короткого боя, сведения о потерях в каковом существенно разнятся в зависимости от ангажированности источников, лишенные возможности продолжать бой русские корабли вернулись в порт, после чего «Кореец» взорвался, а «Варяг» открыл кингстоны и затонул[2].
Помимо этого, на территорию Кореи был совершен казачий рейд, дошедший 28 февраля до северных ворот Пхеньяна и отступивший после перестрелки с охраной [3]. Небольшое сражение на корейской территории произошло только 28 марта под Чонджу, где российский отряд «занял позицию на холме к северо-западу от города и держал ее в течение трех часов. Но даже здесь максимальные потери достигали лишь 15 человек с каждой стороны»[4].
25 апреля Владивостокская эскадра появилась в устье гавани Вонсана. На причале стоял лишь один японский корабль, Гоё Мару, вскоре потопленный миноносцем. Это и последующий обстрел[5]. спровоцировало некоторую панику, но у русских не было намерений атаковать город, и вскоре они отплыли. За несколько часов до этого был потоплен японский транспорт Кинсю[6].
_____
[1] The Passing of Korea, стр. 197
[2] Привожу описание боя по Хальберту: «… Единственный шанс для русских нанести хоть какой-то урон – как можно больше сократить дальность стрельбы. Т.к. пушки Варяга 6 дюймов и 4/10 калибра, они совершенно бесполезны на больших расстояниях. Все началось за пять минут до наступления вечера. Японский флот не был повернут в сторону приближающихся кораблей, что доказывает отсутствие намерений бросать все свои силы одновременно против русских. Известно, что только два японских корабля — Асама и Чиёда — участвовали в бою. 10 из 12 командиров по вооружению были расстреляны. Заряд пробил бак, пролетел между корпусом и рукой командора, которую он поставил на бедро, и, разорвавшись, убил всех присутствующих. Оба капитанских мостика были разрушены разорвавшимся снарядом, а капитан тяж ело ранен в левую руку. Очевидцы с берега и с кораблей, стоящих в порту, видели, как пламя огня вырывалось из кормы, и заряды попадали чуть ниже ватерлинии. Именно они нанесли критический урон кораблю. Спустя 45 минут постоянной борьбы корабль повернул в сторону порта. Был замечен сильный крен на левый борт, который мог быть вызван лишь серьезными повреждениями ниже ватерлинии. Из-за сильного повреждения одного из двигателей Варяг мог плыть только со скоростью 10 узлов в час. Японцы преследовали два медленно идущих обратно в порт корабля и неустанно обстреливали, пока русские не доплыли до места швартовки. Тогда преследователи отступили, и сражение было закончено. Кореец был невредим. Японцы обрушили весь огонь на более крупное судно».
[3] The Passing of Korea, стр. 203
[4] The Passing of Korea, стр. 205
5] Hulbert, Homer B. The history of Korea. vol. 2 стр. 368
[6] The Passing of Korea, стр. 207
https://makkawity.livejournal.com/3490325.html#cutid1
***
Итоги русско-японской войны и первый этап закабаления Кореи
Прибирание страны к рукам началось еще до окончания войны, когда Сеул был занят войсками, Ли Ён Ик арестован и увезен в Японию, а 23 февраля 1904 г. правительство было вынуждено подписать протокол, который подтверждал предоставление Японии военных концессий, после чего в Корее были размещены шесть с половиной батальонов, начавших прокладывать железные дороги и взявших под контроль телефонную и телеграфную сеть. К середине марта 1904 г. общая численность японских солдат в Корее составила более 100 тыс. человек.
В марте 1904 г. пришел конец гильдии побусанов[1] . В мае 1904 г. были подписаны «Принципы предоставления льгот в Корее», которые давали японцам право размещения воинского контингента, экспроприации земель в военных целях, руководства внешней и финансовой политикой. Каждый японский солдат на корейской территории чувствовал себя полноправным господином, и войска творили там все, что им заблагорассудится[2].Х. Хальберт приводит много примеров чинимого японцами произвола (в том числе в отношении граждан США и принадлежащего им имущества) , безразличия японских официальных лиц и бессилия корейских властей[3].
22 августа 1904 г. было подписано «Соглашение о советниках», предусматривающее, что у корейского правительства будут советники — финансовые (японцы) и дипломатические (граждане третьих стран по рекомендации японского правительства). При этом определенное количество американцев было японскими агентами влияния. К ним относят как упомянутого ранее Вильямса, выступавшего против Со Чжэ Пхиля, так и Дурхама Стивенса, который был личным другом Рузвельта и консультантом при министерстве иностранных дел.
Началось активное экономическое закабаление. Ставший главным консультантом по финансовым вопросам чиновник министерства финансов Японии Мэгата Танэтаро обесценил корейскую вону на 20-50 %, облегчив экспорт из страны, и под предлогом наведения «порядка» в финансах конфисковал средства императорской семьи (по сути, наконец положив конец практике, когда император воспринимал государственный карман как личный).
По его же инициативе в январе 1905 г. был опубликован, а с июля 1905 г. начал действовать, так называемый «Указ о денежной реформе», согласно которому запрещалось обращение корейской медной монеты и вводились обмен и обращение японской валюты, причём низкокачественные корейские деньги из обмена исключались. В результате у корейских торговцев истощались денежные ресурсы, а корейские национальные финансовые учреждения быстро разорялись. Японские же банки приобрели контроль над денежным оборотом страны.
17 июня 1904 г. к корейскому правительству обратился японский финансист Нагамори, который предложил предоставить ему 50-летнюю концессию на ВСЕ пустующие или необрабатываемые земли Кореи. При этом первые 5 лет концессия не должна была облагаться налогами. Против такого проекта подняли голос и помещики, и высокопоставленные чиновники, образовавшие общество Поанхве (Общество охраны и безопасности), члены которого сочетали сопротивление конкретным действиям японцев на местах с давлением на двор при помощи петиций и демонстраций. Хотя . 6 июля общество было разогнано[4], концессию Нагамори не получил.
Кроме того, Япония усилила хватку путем раздачи ссуд и принудительных займов, начиная с предоставления займа в 3 млн. иен в 1905 г. К 1910 г. сумма японского кредита уже превысила 45 млн. иен, и Корея была не в состоянии расплатиться с долгами. Страна оказалась на краю банкротства.
Условия Портсмутского мирного договора, заключенного по итогам войны, были довольно мягкими[5], но его вторая статья однозначно определяла статус Кореи: «Императорское российское правительство, признавая, что Япония обладает в Корее главными политическими, военными и экономическими интересами, обязывается не препятствовать никаким вмешательствам, мерам административным, протекторатным и контрольным, принятие которых в Корее Япония сочтет необходимым»[6].
Тем не менее, хотя Портсмутский мир подтвердил приоритет Японии в Корее и ее право контролировать ситуацию в стране, с формальной точки зрения ее независимость и территориальная неприкосновенность уничтожены не были. Поэтому Б. Д. Пак считает пятилетнюю отсрочку потери Кореей своей независимости определенной победой российской дипломатии[7].
_____
[1] The Passing of Korea, стр. 204
[2] Василевская И. И. Колониальная политика Японии в Корее накануне аннексии (1904 ~ 1910). М., 1975. С. 18.
[3] The Passing of Korea, стр. 217
[4] The Passing of Korea, стр. 209
[5] Ситуация на переговорах была достаточно сложная. Россия вела достаточно агрессивную политику, исходя из того, что Япония гораздо больше истощена, и дальнейшее ведение войны позволит России реализовать стратегическое преимущество. Однако Япония была истощена совсем не настолько, насколько казалось российским дипломатам, а, кроме того – ее поддерживали Вашингтон и Лондон. В итоге Россия уступила Японии южную часть Сахалина, свои арендные права на Ляодунский полуостров и Южно-Маньчжурскую железную дорогу, соединявшую Порт-Артур с Китайско-Восточной железной дорогой. То есть, Япония обрела меньше, чем ожидалось и не получала денежных контрибуций, на которые очень рассчитывала.
[6] Корея глазами россиян (1895-1945). С. 225.
[7] Пак Б. Д. Россия и Корея. С. 377-378.
https://makkawity.livejournal.com/3490866.html#cutid1
***
Ильчинхве – собрание негодяев и/или наследник Общества независимости?
На фоне успехов Японии значительную активность развила и прояпонская фракция при дворе. Она практиковала создание массовых обществ, аналогичных Тоннип хёпхве, но направленных на привнесение в страну прогресса через потворство деятельности Японии. Эти настроения были усилены тем, что в русско-японской войне «Азия одержала победу над Европой». Интересно, что достаточно большое число представителей этой группы происходило из низших классов, ранее принимавших участие в движении тонхак.
Наиболее видным политическим лидером прояпонской фракции был Сон Бён Чжун, который начинал как мальчик на побегушках при семье Мин. Г. Хендерсон считает его первым крупномасштабным политическим деятелем новой формации, какого бы мнения ни придерживалась по этому поводу официальная южнокорейская историография[1]. В 1885 г. он был отправлен в Японию для того, чтобы убить Ким Ок Кюна, но вместо этого подпал под его влияние. Вернувшись в Корею, был арестован подозрительной королевой, но сумел выкрутиться, и в 1894 г. сопровождал корейского принца во время его поездки в Японию, где остался на 10 лет, вернувшись в качестве военного переводчика японской армии во время русско-японской войны. В Японии он сблизился с Утида Рёхэй, руководителем Общества Черного Дракона, в котором усмотрел родственную душу: Утида тоже был представителем низших классов, националистом и сторонником модернизации, а Сон Бён Чжун — достаточно искренним в понимании модернизаторской роли японской империи[2].
В Корее Сон Бен Чжун стал серым кардиналом Ильчинхве (Общества единения и прогресса), которое было основано бывшим военным Юн Си Бёном (председатель) и высокопоставленным чиновником Ли Гон Хо[3]. В ноябре 1904 г Ильчинхве слилось с Чинбохве (Обществом прогресса), созданным бывшими членами тонхак Сон Бён Хи(спасаясь от правительственных преследований, он уехал в 1901 г. на учебу в Японию)[4] и Ли Ён Гу [5], ставшим официальным руководителем Общества.
В программу Ильчинхве входили почитание императорского дома, требование административных реформ и улучшения внутреннего управления. Борясь с традиционной структурой, ему даже удалось осудить несколько губернаторов. Члены Ильчинхве были сторонниками прогресса, в знак чего носили короткую стрижку. В области внешней политики они выставляли основным врагом Россию, выдвигали идею федерации Японии и Кореи и придерживались японского лозунга «Азия – для азиатов!», считая, что Япония стоит в одном ряду не с угнетателями, а с угнетенными нациями Востока, и имеет с другими народами Азии общие интересы, обусловленные расовой и культурной близостью. Это важно, так как Общество не только занималось прояпонской пропагандой, но и отстаивало идею о прогрессивном развитии Кореи, выдвинуло программу административной реформы, связанной с преобразованиями в области государственного управления и экономики и подчеркивало свою верноподданническую позицию по отношению к корейскому монарху[6].
Поначалу Ильчинхве было популярно только в южных, сельскохозяйственных регионах страны, остававшихся под влиянием тонхак. Но уже через несколько месяцев после своего создания вовлекло в сферу своего влияния свыше 200 тыс. крестьян и было в состоянии мобилизовать 270 тыс. человек на организованное Японией строительство железных дорог Северной Кореи и Маньчжурии, а в течение 1905 г. неоднократно выступало с декларациями, поддерживающими Японию и требующими протектората. Собственно, эти декларации затем активно использовались японскими властями как доказательство того, что значительная часть корейского населения сама выступает за протекторат. Как отмечает И. А. Толстокулаков, «японцы позволили Ильчинхве монополизировать право выступать от имени всей нации и видели в нем единственного законного представителя корейской общественности»[7].
Ильчинхве имело право на внешние сношения, устраивало развернутые демонстрации у стен королевского дворца и, по его собственным данным, насчитывало миллион человек. Оно организовывало массовые митинги и было способно собрать на митинг 10 тыс. человек даже в таком небольшом городе, как Сувон. Ячейки общества существовали не только в Корее, но и в Китае и России[8] .
Ильчинхве активно занималось практическими делами, имело свою газету Кунмин Синмун, что можно перевести как «Народная газета», и свои собственные отряды самообороны, которые не только играли роль силовых структур, но и боролись с Ыйбён, причем последние считали их б?льшими врагами, чем японцев. Правда, политические методы Ильчинхве были далеки от чистоты. Члены Ильчинхве активно практиковали рэкет, шантаж, клевету, политическое давление, устраивали аресты и погромы, что стало причиной снижения их популярности. Похоже, техники массовых демонстраций, террора и запугивания придерживались представители всех корейских политических организаций, являвшихся помесью политической организации европейского типа с классическим дальневосточным тайным обществом наподобие небезызвестной китайской Триады.
После окончания войны Ильчинхве получило от японских властей 200 тыс. иен[9], и этот аргумент обычно используют как доказательство его «проплаченности». Однако следует отметить, что никакие финансовые вливания сами по себе не могут создать серьезное общественно-политическое движение, если для него нет базы.
В 1906 г. Ильчинхве окончательно размежевалось с тонхак, и его численность стала падать. Если в 1906 г. в нем насчитывалось около миллиона членов, то в 1910 г. – чуть больше 140 тыс. После аннексии Кореи в 1910 г. Ильчинхве было расформировано, а самых видных его членов наградили японскими орденами[10]. Тем не менее, Г. Хендерсон считает, что решающую роль в демонтаже корейской традиционной политической системы сыграло именно оно[11].
С точки зрения Хендерсона, это была первая успешно действующая политическая партия, которую отличало выдвижение достаточно четкой политической платформы и издание общенациональных газет и журналов для ее массовой пропаганды.
Ильчинхве сыграло важную роль и в модернизации общественного сознания Кореи. Оно применяло такие техники современной политической культуры, как массовые митинги, публичные выступления, листовки, декларации (при желании их можно воспринимать как модификацию традиционного петиционного движения), организация широкомасштабной финансовой поддержки своей деятельности, лоббирование, публичное и весьма результативное давление на власть от имени народа и т. п., еще активнее, чем Общество независимости[12].
Все это заставляет несколько пересмотреть бытовавший в советской и российской традиционной историографии взгляд на Ильчинхве как на кучку продажных политиканов и марионеточную организацию, созданную японцами для прикрытия своих планов по захвату страны. Хотя Общество, безусловно, спонсировалось японцами и имело в своих рядах японских советников, его, похоже, следует воспринимать не как небольшую группу прояпонских агентов влияния, как считали у нас раньше, а как достаточно массовую организацию, состоящую из сторонников идеи «Великого Востока» как Азии для азиатов под духовным главенством Японии.
На взгляд автора, многочисленность Ильчинхве и его популярность среди прогрессистов объясняется несложно, особенно если помнить состояние дел, описанное в предыдущей главе. Видя весь тот масштаб разрухи, косности и коррупции, который существовал в стране, сторонники прогресса считали, что ее собственные власти не способны на решительные действия, способные привести Корею к цивилизации и процветанию, и, более того, озабочены лишь собственным благополучием. В этой ситуации многие из них были готовы опираться на кого угодно, лишь бы изменить нынешнее положение дел.
К тому же, не следует забывать, что мы анализируем события с позиции послезнания, откуда хорошо видно, чем характеризовалось правление японцев. Но те, кого привыкли называть прояпонскими элементами, отнюдь не собирались менять плохое на худшее и не до конца представляли себе, чем обернется ситуация – неслучайно к деятельности Ильчинхве имели отношение не только прямые пособники японских захватчиков, но и патриоты из умеренного крыла просветительского движения. Советская историография очень любила выставлять на первое место «японского прислужника Сон Бён Чжуна», но Сон Бён Хи, который имел в Ильчинхве не меньший вес, впоследствии оказался одним из авторов Декларации независимости.
_____
[1] Henderson. Р. 207.
[2] Толстокулаков И. А. Политическая модернизация Южной Кореи. Часть I. С. 247.
[3] История Кореи (с древнейших времен до наших дней). Том I. С. 384.
[4] Естественно, в советских учебниках Сон Бён Хи был назван одним из реакционных главарей тонхак, который, захватив руководство остатками крестьянской армии, способствовал ее разгрому.
[5] Василевская. С. 26-27.
[6] Толстокулаков И. А. Политическая модернизация Южной Кореи. ЧастьI. С. 247-248.
[7] Там же. С. 248.
[8] https://www.arirang.ru/news/2007/07154.htm
[9] История Кореи (с древнейших времен до наших дней). Том I. С. 385.
[10] Там же. С. 385.
[11] Henderson. Р. 67-71.
[12] Толстокулаков И. А. Политическая модернизация Южной Кореи. Часть 1. С. 248-249.
https://makkawity.livejournal.com/3491526.html#cutid1
***
Принуждение к протекторату 1905 г.
5 ноября 1905 г. по указке японских властей руководители Ильчинхве выпустило декларацию, требовавшую установления японского протектората над Кореей. «Для Кореи, — говорилось в этом документе, — нет иных путей, как целиком передать право внешних сношений дружественной Японии и поддержать национальный престиж, опираясь на ее силу. Поскольку сохранение независимости и территориальной целостности Кореи зависит от рескрипта японского императора, мы должны вступить в искренний и честный союз с дружественной Японией: только опираясь на ее руководство и покровительство, можно добиться вечного и беспредельного благоденствия для нашего государства»[1].
«Идя навстречу этому пожеланию», 17 ноября 1905 г. японцы установили в Корее свой протекторат, что подразумевает сохранение правящей династии и внутренней структуры государства при уничтожении структуры внешней, то есть расформировании армии, отсутствии самостоятельно проводимой внешней политики и т. д. генеральным резидентом Японии в Корее стал Ито Хиробуми, подписавший договор о протекторате с японской стороны.
Договор о протекторате состоял из пяти следующих статей:
1. Внешние связи Кореи передавались под контроль Японии.
2. Япония брала на себя обязательства по выполнению всех договоров, заключенных между Кореей и другими государствами. Корея лишалась права заключать международные договоры без согласия Японии.
3. Японским представителем в Корее назначался генеральный резидент, который имел право «давать советы корейскому императору», когда сочтет нужным.
4. Все существующие договоры между Японией и Кореей остаются в силе, если они не нарушают статей данного договора.
5. Японское правительство гарантирует безопасность и достоинство корейского императора.
Как принято считать, договор подписан в буквальном смысле под дулами винтовок. Вначале (проект был представлен еще в октябре) Ито несколько раз пытался обратиться к Кочжону, но тот отказывался встретиться с японским посланником, сказываясь больным. Тогда Ито собрал членов корейского кабинета, принадлежащих к прояпонской группировке, но и здесь не встретил единства. Министр иностранных дел Пак Че Сун заявил, что возражает против проекта договора, однако если император прикажет ему подписать договор, он подчинится. Ли Ван Ён ответил ему, что требования Японии – логический результат итогов войны, и что Корея, «чья внешняя политика принудила Японию к войне с Россией», должна помочь поддержать будущий мир на Дальнем Востоке. Ито также полагал, что Корея находится в моральном долгу перед Японией, отстоявшей её независимость в русско-японской войне ценой жизни своих подданных, и поэтому обязана принять условия договора.
Премьер-министр Хан Гю Соль решительно отказался подписать договор и собирался доложить императору «о предательстве», но, когда он покинул помещение, где шло заседание, был схвачен японцами[2]. Правда, в иной версии Хан Гю Соль предусмотрительно скрылся, зато в соседней комнате бряцали оружием японские солдаты [3].
Х. Хальберт приводит еще одну версию, с любопытным дополнением: японцы заявляли, что, как только Корея станет достаточно сильной и богатой для подержания соей независимости, она будет ей возвращена[4].
В общем, договор был подписан пятью министрами[5], хотя практически сразу же после этого по Сеулу распространился слух, что японцы силой завладели императорской печатью, а затем подделали подписи корейской стороны. И источником его действительно были ван и близкие к нему круги, которые таким образом пытались оправдаться перед общественным мнением.
Уже на следующий день после установления протектората корейский император официально заявил, что не давал согласия на заключение договора[6]. 19 ноября Коджон приказал наказать всех министров, подписавших договор, однако приказ Коджона не был приведен в исполнение. Ито Хиробуми отдал указ о помещении императорской семьи под охрану японской жандармерии.
26 ноября 1905 г. Ли Бом Чжин передал в МИД России очередное секретное письмо, в котором император Кореи излагал свою версию случившегося: «…министр Хаяши (Хаяси – японский посланник в Сеуле), генерал Хасэгава (командующий японскими войсками) и маркиз Ито Хиробуми в сопровождении вооруженных сил и полицейских-японцев проникли ночью во дворец с целью заставить меня подписать договор о признании протектората Японии над Кореей. Я и мои министры сопротивлялись их угрозам. Тогда японцы силой ворвались в мои покои, где захватили мою императорскую печать и печать министерства иностранных дел, которая хранилась в бюро министерства иностранных дел. После того как японцы поставили печати к подготовленным ими документам, они снова потребовали, чтобы я их подписал, но я, как и в первом случае, энергично отказался…»[7].
Мелодраматичность этой сцены вызывает определенные сомнения (слабохарактерность корейского государя нам хорошо известна), тем более что когда японцы явились к нему для объяснений, он сказал им, что не делал подобное заявление. Однако российский МИД широко распространил эту информацию, так как она позволяла обвинить Японию в насилии и попрании международного права[8]. Так как правом подписания договоров с иностранными государствами обладал только император, текст, не одобренный им, являлся недействительным. Кроме того, подписание этого договора нарушало как минимум Портсмутский договор с Россией, в протоколе которого обусловливалось оформление соответствующим соглашением с корейским правительством каждого мероприятия японского правительства, ущемляющего корейский государственный суверенитет.
С конца ноября 1905 г. западные державы стали отзывать из Сеула своих посланников и заменять их консулами[9].
В феврале 1906 г. было закрыто японское посольство и учрежден офис генерального резидента, который формально осуществлял контроль за внешними связями Кореи, а также – за выполнением всех обязательств Кореи по отношению к Японии. Последнее давало ему возможность контролировать все внутренние дела страны[10].
Генеральный резидент имел очень широкие полномочия, касавшиеся законодательных, исполнительных и судебных функций, а также военных вопросов. В его ведение были переданы все дела, касающиеся иностранцев, проживавших в Корее, и расположенных на Корейском полуострове консульских учреждений иностранных государств. Он мог потребовать от корейского правительства принятия мер, необходимых, по его мнению, для строгого выполнения обязательств, возложенных на Корею договором о протекторате. Он мог отдавать приказания непосредственно местным корейским властям и только после этого ставить в известность корейское правительство. Он имел право наказывать тюремным заключением на срок до одного года и налагать штраф до 200 иен за нарушение изданных им распоряжений, а в случае особой необходимости мог отдать приказ о применении военной силы. Наконец, наиболее ярким свидетельством неограниченности власти генерального резидента было его право отменять по своему усмотрению любые приказы корейских властей[11].
С января 1906 г. японские консульства в Корее были превращены в аппараты провинциальных резидентов, которые были созданы во всех открытых портах и провинциальных центрах. Хотя прежняя административная структура местной власти сохранялась, все местное управление находилось под строгим японским контролем. Провинциальные японские резиденты получили права советников корейских губернаторов по всем вопросам местного управления. Так возникла двойная система управления, в которой решающую роль играл аппарат резидента.
Естественно, процесс претворения в жизнь решений Договора о протекторате шел и под непрерывным контролем Ильчинхве, которое постоянно выпускало воззвания, направленные против чиновников, отрицательно относящихся к протекторату, и осуществляло иные меры давления.
_____
[1] Герман Ким. История иммиграции корейцев. Интернет-версия книги.(дай адрес) Цит. по кн.: Сидэхара Хироси. Чосён сива. (Очерки по истории Кореи), Токио. 1925. С. 527.
[2] Василевская. С. 34.
[3] История Кореи (с древнейших времен до наших дней). Том I. С. 388.
[4] The Passing of Korea, стр. 222
[5] Это были министр иностранных дел Пак Че Сун, министр просвещения Ли Ван Ён, военный министр Ли Гын Тхак, министр внутренних дел Ли Чжи Ён и министра земледелия, торговли и промышленности Квон Чжун Хен. В корейкую историю эти министры вошли как «пять предателей».
[6] И. И. Василевская. Колониальная политика Японии в Корее накануне аннексии (1904-1910 гг.), М., 1975, стр. 35.
[7] Пак Б. Д. Россия и Корея. С. 381.
[8] Современные корейские историки тоже очень любят эту версию, поскольку она снимает ответственность с Кочжона, однако следует помнить, что информация из единственного и ангажированного источника не должна рассматриваться как достоверная на 100 %. Мы не раз сталкивались с ситуацией, когда Кочжон дает «добро» на что-то, а затем после предъявления ему претензий заявляет, что его заставили сделать это против его воли.
[9] Пак Б. Д. Россия и Корея. С. 382
[10] История Кореи (с древнейших времен до наших дней). Том I. С. 389.
[11] Шипаев В.И. Колониальное закабаление Кореи японским империализмом (1895-1917). М., 1964. С. 86.
https://makkawity.livejournal.com/3492009.html#cutid1
***
Генеральный резидент Ито Хиробуми и его политика
Здесь нам надо отвлечься от корейской темы и сказать несколько слов о тех, кто решал корейский вопрос с японской стороны, будь то Ито Хиробуми или, ранее, Иноуэ Каору. Во-первых, это были люди с весьма боевой биографией[1]. Ито и Иноуэ, в частности, были известны участием в поджоге британского посольства в 1862 году. Тогда они еще принадлежали к традиционалистам. Однако затем они перешли в лагерь сторонников модернизации, чему способствовало их знакомство с достижениями цивилизации.
Во-вторых, перед тем, как начать проводить реформы в Корее, они провели аналогичный комплекс преобразований у себя дома. С не меньшим рвением и не менее шокирующим эффектом с точки зрения ревнителей традиции. Запрет на традиционные прически был введен и в Японии, а запрет самураям носить мечи был чрезвычайно серьезным ударом по самурайскому мироощущению. Тем не менее, японское общество пережило это, и Ито и Ко были уверены в том, что Корею ждет та же судьба.
Поэтому не стоит усматривать в их действиях особую тягу к национальному унижению корейского народа. Желая модернизации и японизации, они воплощали свои идеи в жизнь жестко и напористо, игнорируя возможное сопротивление.
Что же до Ито, то о нем стоит рассказать подробнее. Ито не только человек, подписавший конвенцию Ли-Ито в 1885 г., а впоследствии ставший генеральный резидент в Корее. Его некоторые историки называют его «японским Бенджамином Франклином», ибо перед нами — один из отцов-основателей японского государства, автор Конституции страны и человек, который трижды занимал пост премьер-министра и председателя Тайного Совета. Ему же принадлежит очень известная среди японистов цитата: «Политические системы, обычаи, образование, медицина, оборонное производство Запада превосходят восточные. Поэтому наш долг — перенести на японскую почву западную цивилизацию, стремиться к прогрессу, чтобы наш народ быстро стал вровень с этими территориями, день и ночь стараться и учиться[2]». В качестве министра внутренних дел Ито Хиробуми сыграл ключевую роль в присоединении к Японии островов Рюкю.
В молодости Ито и Иноуэ относились к традиционалистам, но в 1863 году они и еще трое юношей из княжества Тёсю тайно уехали на стажировку в Великобританию. Вернувшись, оба сделали политическую карьеру: помимо участия в корейских делах, Иноуэ Каору был первым министром иностранных дел Японии. Также он занимал должности министра общественных работ, министра земледелия, министра внутренних дел и специального посланника Японии в Корее.
Ито же занимался корейскими делами с 1870-х гг. Так, именно он в свое время дал отпор Сайго Такамори, убедив императора и его окружение, что Япония пока не готова вести победоносную войну. В 1885 г. он провел встречу с Ли Хунчжаном, благодаря которой удалось избежать вооруженного конфликта за влияние на Корейском полуострове. В 1901 г. Ито вел переговоры с С. Витте, целью которых также было предотвращение войны. Еще деталь: для того чтобы заняться корейскими делами, Ито оставил пост премьер-министра.
Понятно, что политик такого уровня взялся за дело быстро и эффективно, в короткие сроки осуществив целый ряд преобразований, каковые, с одной стороны ,должны были упрочить японское господство, с другой, способствовать скорейшей «цивилизации».
В кратчайшие сроки была создана современная налоговая система, проведено упорядочение и унификация валютной системы страны, поступления в бюджет увеличены в 4 раза, доходы двора окончательно отделены от правительственных, создана современная банковская и кредитная системы.
31 октября 1906 г. был опубликован ряд постановлений, вносивших изменения в законодательство о недвижимости: иностранцы получили право на владение любыми землями в Корее. При этом всякая сделка по купле-продаже, закладу или передаче земли, заключенная с иностранцем, нуждалась в дополнительном утверждении японским резидентом[3].
Это сопровождалось поощрением иммиграции, причем нельзя сказать, что на проблему контингента полностью закрывали глаза. В сентябре 1906 г. появился издал «Закон о покровительстве переселенцам», и с 1906 по 1910 г. численность японского населения выросла с 81,7 тыс. человек до 171,5 тыс., т. е. в два раза[4], при этом число чиновников правительственных учреждений выросло с 5037 до 22, 9 тыс. человек[5].. Это вызывало ряд проблем, так как «начался сильный наплыв японского низшего класса, который, опираясь на силу японского оружия, начал обходиться с корейцами как с последними отбросами на земле и совершать всевозможные бесчинства» [6] с проблемой боролись, но недостаточно.
Была проложена железнодорожная ветка Сеул-Ыйджу, после чего стало возможным за 36 часов перебросить войска с Японских островов до китайской границы, а время путешествия от Сеула до китайской границы было сокращено с 3 дней до 26,5 часов. Между основными городами были проложены телеграфные и телефонные линии. Было построено около 800 км новых дорог и улиц и существенно расширены старые.
Ряд мер был направлен на повышение эффективности и производительности аграрной сферы. В 1906 г. была создана школа сельского и лесного хозяйства. С лета 1908 г. началось форсированное введение новых методов обработки земли (в том числе использование удобрений)и новых сортов культур (включая сахарную свеклу, хлопок и шелк). В том же году существенному усовершенствованию подверглась ирригационная система.
Японцам было необходимо увеличить производительность сельского хозяйства на Корейском полуострове хотя бы потому, что в Японии в это время производительность земли аналогичного качества была в два раза больше, чем в Корее. Между тем, Корея должна была обеспечивать рисом как себя, так и Японские острова. Естественно, это проходило на фоне взятия земель под контроль: в июле 1907 г. был издан закон «об использовании государственных необрабатываемых земель», согласно которому таковые могли сдаваться в аренду сроком до 10 лет как корейцам, так и иностранцам.
В корейской историографии Ито оказался наиболее демонизированным представителем японских властей, хотя его позиция в корейском вопросе была, возможно, наиболее мягкой. С точки зрения личных качеств Ито вел себя значительно мягче, чем Юань Шикай, который постоянно и демонстративно унижал вана и его сановников, демонстрируя свое превосходство. Ито наоборот даже часто появлялся в корейской национальной одежде, стремясь подчеркнуть близость двух народов и мягкость своих методов, и один из апологетизирующих его авторов писал, что «во всех делах, касавшихся внутренней политики Кореи, Ито был большим корейцем, чем сами корейцы». В вопросе о темпах и методах ее присоединения к Японии он относился скорее к умеренным.
Позиция Ито по «мирному завоеванию Кореи» неоднократно отмечалась российскими дипломатами. При этом Ито, с одной стороны, напоминал корейцам, что «мы всегда могли бы покорить вас, но мы предпочли сделать из вас друзей», а с другой – требовал от японцев не злоупотреблять своим положением в Корее[7] и даже пытался прекратить жестокость японских войск[8]
Безусловно, не стоит увлекаться описанием положительной роли Ито в истории Кореи. Спор между Ито и фракцией военных (а до этого с Сайго Такамори) заключался не в том, следует ли проводить экспансию, а в том, какими методами и насколько интенсивно ее надо проводить. Однако корейская историография старательно лепит из Ито классического «иноземного захватчика». На взгляд автора, это создает очень интересную аберрацию восприятия, при которой более хамское поведение Юаня не привлекает столько внимания потому, что он вроде как представлял традиционного сюзерена, отчего его действия воспринимались как более допустимые: начальнику положено.
_____
[1] При этом надо помнить, что столкновения сторонников и противников императора проходили в Японии куда более жестко. Мастера меча и наемные убийцы использовались обеими сторонами и того же Ито Хиробуми однажды чуть не убили сторонники сёгуна. Если бы не укрывшая его добродетельная гейша, он был бы мертв. Выжив после покушения Ито выкупил девушку и взял ее в жены.
[2]В. Совастеев. Хиробуми Ито в интерьере японской истории. Цит. По https://web.archive.org/web/20071026233659/https://www.japantoday.ru/znakjap/histori/pdf/Sovasteev_35.pdf
[3] Василевская И. И. Колониальная политика Японии в Корее накануне аннексии (1904-1910 гг.), стр. 76.
[4]В 1908 г. их число составило 126 тыс. человек, а к 1911 г. — уже 210 тысяч.
[5] История Кореи. С древнейших времен до наших дней. Т.1. М., 1974. С 390
[6] The Passing of Korea, стр. 213
[7] Корея глазами россиян (1895-1945). С. 209.
[8] Эти сведения подкрепляются не только публичными заявлениями Ито, но и его личной перепиской с руководителями Японии.
https://makkawity.livejournal.com/3492543.html#cutid1
***
Попытки Кореи «жаловаться в местком»
Борьба против протектората осуществлялась по нескольким направлениям. Первым была вооруженная борьба в форме отрядов Армии справедливости Ыйбён, о котором будет отдельная глава. Вторым – просветительское движение, направленное на создание частных школ, издание книг, всяческую пропаганду корейского национализма. Третьим – дипломатическая активность, нацеленная на то, чтобы обратить на проблемы Кореи внимание запада и добиться еще одной «Трехсторонней интервенции».
Россия помочь уже не могла. Накануне Портсмутского мира Кочжон направил через Вебера Николаю II письмо, где говорилось, что «положение моей страны может быть спасено только могущественным содействием Вашего Величества»[1]. Однако максимум, что мог сделать российский МИД, — это передать устное послание от Николая II: «Скажите императору, что я ему посылаю привет, желаю здоровья и долгого благополучного царствования. Мы теперь не можем помочь Корее, потому что заняты внутренними делами и устройством границ. Но император не должен падать духом, а должен надеяться на лучшие времена. Мое к нему расположение неизменно»[2].
К тому же новый министр иностранных дел А. П. Извольский выступал за сближение с Японией в дальневосточном вопросе, противостоя тем, кто предлагал опираться на США[3]. Потому все, что могла делать Россия – это поддерживать корейскую миссию в Санкт-Петербурге, руководимую Ли Бом Чжином, который занимал этот пост с 15 марта 1899 г.[4] Отказавшись «вернуться домой», Ли «представлял Корею» после принятия протектората и аннексии страны Японией, официально руководя миссией и передавая деньги на создание партизанских отрядов. По информации Б. Д. Пака, он поддерживал тесные связи со своим братом Ли Бом Юном и даже собирался взять на себя верховное руководство партизанскими отрядами. Во время русско-японской войны он снабжал русское правительство информацией о передвижении и действиях японской армии. Однако после того, как страна была аннексирована, у Ли не было возможности сделать что-то реальное[5], и 13 (26) января 1911 г. он покончил с собой после того, как Россия была вынуждена прекратить поддержку «дипломата несуществующей страны». Самоубийство Ли произвело очень сильное впечатление, широко освещалось в газетах, а расходы на похороны взяло на себя российское правительство.
Поэтому в первую очередь двор рассчитывал на помощь США, но ни одна из попыток Кореи задействовать американскую помощь в критической для нее ситуации не увенчалась успехом. Как отмечает И. А. Толстокулаков, по сути дела, США относились безучастно к корейским проблемам до середины ХХ в[6]. Еще после окончания японо-китайской войны 1894-1895 гг. живущим в Корее американцам было предложено не вести антияпонскую агитацию, дабы не поколебать нейтралитет, которого США придерживались в этом конфликте. Правительство США не поддержало тройную интервенцию Германии, Франции и России 1895 г. и отказало корейскому королю, когда после смерти королевы Мин он через Аллена пытался найти убежище в американском посольстве (его бегство в русскую миссию произошло после этого).
А в ходе русско-японской войны президент Теодор Рузвельт счел, что «необходимо признать японское господство в Корее в обмен на признание Японией американской гегемонии над Филиппинами, несмотря на послание императора Кочжона, доставленное ему усилиями американского дипломата Х. Б. Хальберта, и рекомендацию американского поверенного в делах в Сеуле Г. Аллена, который считал, что США должны вмешаться и сдержать японскую агрессию. Эта точка зрения и была отражена в Соглашении Тафт-Кацура[7], которое было подписано в Японии 27 июля 1905 г. за 12 дней до начала переговоров в Портсмуте между Россией и Японией и за 14 дней до подписания второго англо-японского союзного договора[8]. По сути, японское влияние на Корею было обменено на американское влияние на Филиппинах.
В том же году был денонсирован договор 1883 г., согласно которому США обязывались оказывать Корее помощь в критической ситуации. Ряд историков, в том числе Хон Ин Соп, полагают, что этим Соединенные Штаты, по сути, нарушили договор 1883 г., отказав Корее в помощи перед лицом внешнего врага как раз тогда, когда это было жизненно необходимо, а Хон вообще постоянно подчеркивает, что союз Японии с Англией и Америкой, по его мнению, привел к аннексии страны.
Последняя официальная попытка получить помощь от США была предпринята 11 декабря 1905 г., когда бывший корейский посол во Франции, возвращавшийся домой через США, передал государственному секретарю заявление о том, что договор о протекторате от 17 ноября 1905 г. был подписан под давлением, и просил воздействовать на Японию. Однако американская сторона ответила, что контроль Японии над внешними сношениями Кореи осуществляется в соответствии с соглашениями от 23 февраля и 22 августа 1904 г., против которых Корея, якобы, не возражала, и потому Соединенные Штаты вмешиваться не могут[9].
Король пытался посылать в Америку и на Запад тайных эмиссаров. Одним из таких посланников был все тот же Ли Ён Ик, которого Кочжон отправил во Францию, но в Китае этот тайный посол был обнаружен японскими полицейскими властями. После этого Ли Ён Ик был освобожден от занимаемых должностей, был вынужден жить за границей и умер во Владивостоке в 1907 г.
Таких эмиссаров было несколько, но наиболее известный из них — Ли Сын Ман, бывший активный член Общества независимости, которого в 1904 г. ради этой секретной миссии специально выпустили из тюрьмы.
Так как этот персонаж еще сыграет свою роль в истории Кореи, расскажем о нем поподробнее, ибо в советской (да, пожалуй, и в левой вообще) историографии он представлен как одна из наиболее одиозных фигур) а либерал-демократы, наоборот, его скорее превозносят. Так, авторы «Истории Кореи» 1974 г. пытаются сделать из Ли Сын Мана представителя прояпонской фракции ещё на раннем этапе его карьеры, заявляя, что при помощи высокопоставленных родственников Ли стал членом Тайного совета, где так рьяно покровительствовал прояпонской фракции, что правительство было вынуждено обратить на это внимание и отправить его в отставку. И когда в 1897 г. он был арестован властями, бессрочную каторгу ему заменили на семь лет из-за заступничества японского посланника[10]. Апологеты Ли, наоборот, заявляют, что сидел он как защитник парламентской идеи и был брошен в темницу ( разумеется, по ложному) доносу побусанов.
Но уместно напомнить, что Ли Сын Ман родился в 1875 г. и был арестован в 22 года в основном как организатор силовых акций против врагов общества и активный участник уличных драк между сторонниками Общества независимости и его противниками[11]. Юн Чхи Хо называл его «горячей головой», и несмотря на последующую мифологизацию, первое появление Ли Сын Мана на публике было связано не с его деятельностью как агитатора, а с участием в драках с побусанами, в которых он принимал активное участие.
Заметим также, что Ли Сын Ман был арестован задолго до того, как королевский двор начал против Общества организованные репрессии (1897 г. — период, когда власть скорее покровительствовала обществу), а это отчасти говорит о том, что его преступления действительно не могли не привлечь внимания. 9 января 1899 года Ли был обвинён в участии в мятеже, безуспешно пытался совершить побег, за что был подвергнут пыткам и приговорён к пожизненному заключению.
Ли Сын Ман прибыл в США за две недели до соглашения Тафт-Кацура. Однако если до подписания договора о протекторате посланцы Коджона рассматривались как уполномоченные представители корейского императора, то после 17 ноября 1905 года такие посланцы были не более чем частными лицами, нелегально передававшими послания лица, официально лишенного права внешних сношений. С формальной точки зрения, прав на личную аудиенцию с официальным представителем иностранной державы у представителей Коджона было ничуть не больше, чем у любого другого частного лица.
Рузвельт заявил, что пойдет на помощь Корее только тогда, когда просьба об этом поступит по официальному каналу, а в посольстве Кореи подкупленные японцами чиновники сослались на то, что относительно Ли Сын Мана у них нет никаких инструкций. Миссия не увенчалась успехом, и Ли остался в США.
Следующим эмиссаром такого рода был миссионер и историк Х. Халберт , который прождал несколько дней у дверей госдепартамента в надежде на встречу с президентом или государственным секретарем. Однако он был принят уже после того, как договор был подписан, и ему было сказано, что США, «к сожалению», уже ничего не сможет сделать.
_____
[1] Пак Б. Б. Карл Иванович Вебер и Корея после 1897 г. // Корея: история и современность. К девяностолетию со дня рождения профессора Михаила Николаевича Пака. Сборник статей. М.-Сеул, 2008. С. 115.
[2] Запись Плансона от 7 (20) января 1906 г. // АВПРИ. Фонд 2Посольство в Токио», 1907 г. Дело 196. Лист 43.
[3] Пак Б. Д. Россия и Корея. С. 392.
[4] По возвращении вана из российской миссии Ли Бом Чжин перешел на дипломатическую работу, став сначала посланником в США, а затем – в России. Рискну предположить, что такое назначение было или своего рода почетной ссылкой, или попыткой вана спрятать ценного для него человека от гнева тех, кто считал Ли одним из главных виновников пленения правителя.
[5] Пак Б. Д. Россия и Корея. С. 412.
[6] Толстокулаков И. А. Политическая модернизация Южной Кореи. Часть 1. С. 262-263
[7] Соглашение названо по фамилиям двух его подписантов – военного министра США и премьер-министра Японии. Беседа касалась нескольких аспектов, но по поводу Кореи Тафт полностью согласился с тем, что право Японии на Корею являются «логическим следствием настоящей войны». Кацура же согласился с мнением Тафта, что Япония заинтересована в сохранении на Филиппинах американского управления, поскольку США являются дружественным Японии государством. Протокол составлен в форме свободной записи беседы, однако соглашение . получило полное одобрение президента Рузвельта.
[8] Choong Soon Kim. Tradition… Р. 53.
[9] Василевская. С. 31
[10] История Кореи (с древнейших времен до наших дней). Том II. С. 455.
[11] По некоторым непроверенным сведениям от «молодых левых» историков РК, Ли был одним из главарей боевых групп, нападавших на людей, не согласных с мнением Общества, избивали и убивалаи их, создавая атмосферу террора, на что власти уже не могли не прореагировать.
https://makkawity.livejournal.com/3492870.html#cutid1
***
… и невмешательство внешнего мира
Что было причиной такого безразличия Америки к судьбе Кореи? Во-первых, отсутствие экономических интересов, о которых говорил автор «Корейской политики», обернулось отсутствием интереса вообще. Во-вторых, в то же время в Америке была принята Доктрина Монро, согласно которой основным направлением американской экспансии должна была стать не Азия, а Латинская Америка. В-третьих, работала японская пропаганда, представлявшая корейцев феодальными варварами, погрязшими в лени и невежестве, не способными к самостоятельному управлению страной (упирали на феодальные пережитки, грязь, антисанитарию, бескультурье и т. п.) и срочно нуждающимися в том, чтобы их цивилизовать. В-четвертых, президент Теодор Рузвельт, который получил Нобелевскую премию мира за посредничество между Россией и Японией при заключении Портсмутского мирного договора, считал, что Корея была «камнем под ногой», — если корейцы не могут помочь себе сами, какой смысл Америке вступать из-за них в конфликт с Японией?
Здесь вообще следует отметить, что американская администрация Теодора Рузвельта, равно как и современные ему британские власти, занимала прояпонскую позицию не только в корейском вопросе. Стремительный прогресс Японии казался им образцом модернизации азиатской страны, особенно – по сравнению с Китаем, который, по аналогии с султанской Турцией, называли «больным человеком Азии». Кроме того, Япония рассматривалась как средство сдерживания России, не угрожающее, однако, англо-американским интересам. Такая политика продолжалась вплоть до 1920-х годов, когда Япония начала превращаться в региональную сверхдержаву[1].
Помимо отсутствия общего интереса к Корее сыграло свою роль и то, как ее представляли люди, считавшиеся интеллектуалами мирового уровня. Например, Джордж Кеннан, известный писатель и хороший знакомый Теодора Рузвельта, называл Корею и корейцев «прогнившим продуктом разложившейся восточной цивилизации», считая японский контроль над Кореей естественным и логичным[2]. Кеннан же сыграл ключевую роль в подготовке Соглашения Тафт-Кацура[3].
Подобная позиция была не единственной, и пора немного рассказать о том, как на Западе воспринимали Корею. Хотя рядовые американцы из числа тех энтузиастов, которые вели в Корее культурно-проповедническую деятельность, пытались будоражить общественное мнение, их не услышали. Слышали иное: на с. 127-132 своей книги «Корея. Место под солнцем», Б. Камингс приводит обширную подборку цитат из текстов европейских авторов того времени (путешественников, журналистов и т. п.), посвященных Стране Утренней Свежести.
Большая часть этих авторов, которые не были профессиональными востоковедами, естественно обращала внимание на многочисленные архаичные аспекты корейского быта или государственного управления, и эти внешние моменты настолько отталкивали их, что у них не возникало желания изучать проблему всерьез. Им в глаза бросались исключительно застой, рутина, антисанитария, поражающая воображение бедность и т. п. На фоне Японии и пытающегося модернизироваться Китая Корея казалась чем-то уж совсем архаичным и срочно нуждающимся в привнесении туда света цивилизации. При этом (Б. Камингс специально это отмечает) такой позиции придерживались как консерваторы, так и представители более прогрессивных организаций вроде Фабианского общества.
Сыграло свою роль в формировании имиджа корейцев и убийство террористами из Ыйбён Дурхама Стивенса. Личный друг американского президента был отправлен Кочжоном в Америку для того, чтобы изменить тамошнее общественное мнение в пользу Кореи, однако сразу же по прибытии в Сан-Франциско в газетном интервью он позволил оскорбительные высказывания в адрес корейского народа, как неспособного к самоопределению и довольного японским колониальным режимом. Отказавшись от требования публичного извинения со стороны корейского землячества в США, вместо этого в своих публичных лекциях чернил страну и ее обычаи и прославлял протекторат как единственный способ принести в нее цивилизацию. В марте 1908 г. «предатель» был убит корейскими патриотами Чан Ин Хваном и Чон Мен Уном.
Оба покушавшихся были христианами и эмигрантами (Чан перебрался в США в 1906 г.). Когда в марте 1908 г. реплики Стивенса о том, что простой народ приветствует японское правление в Корее, вызвали бурю в корейском сообществе, оба присутствовали на собрании клеймившем Стивенса, и независимо друг от друга решили его покарать. 23 марта 1908 г. они подкараулили Стивенса в порту Сан-Франциско, где он собирался сесть на корабль, отправляющийся в Вашингтон. Но его пистолет[4] был завернут в платок и не выстрелил. Тогда Чон попытался ударить Стивенса по лицу, но не вышло и это. Чон обратился в бегство, Стивенс погнался за ним, и в этот момент стрельбу открыл Чан, попавший первой пулей в Чона и двумя последующими в спину Стивенса.
Толпа чуть не линчевала обоих покушавшихся, но полиция отправила Чана в участок, а Чона в больницу. Два дня спустя Стивенс умер от полученных ран, а Чон оставил письменное заявление на корейском языке, в котором он заявлял, что Стивенс предал доверие корейцев, которые обратились к нему как к американцу в поисках справедливости, и заявлял, что готов умереть ради того, чтобы тот ответил за свою ложь.
Понятно, что для американского общества эта история выглядела совсем не так, как для корейских патриотов. Во-первых, два азиата публично убили белого человека. Во-вторых, человек был убит даже не за действия, а за высказывания: вместо того, чтобы их опровергнуть, нападавшие прибегли к покушению и тем самым только подтвердили его правоту. В результате американская пресса преподнесла это событие отнюдь не как акт справедливого возмездия, и действия представителей Ыйбён окончательно укрепили академические круги в том, что корейцы являются «низшими беспозвоночными», управлять которыми нужно твердой рукой[5].
Судебное слушание превратилось в арену противоборства между японскими властями и корейской общиной. Чон Мен Ун был освобожден за недостаточностью доказательств его вины, а Чан Ин Хвана федеральный суд приговорил к 25 годам тюремного заключения, хотя он заявлял, что предпочтет смерть тюремному сроку. Однако отсидел Чан всего 10 лет, в 1927 г. вернулся в Корею и основал там детский приют, но под давлением японских властей был вынужден вернуться в Америку, где в 1930 г. покончил с собой.
Как бы то ни было, на Западе было сформировано достаточно четкое общественное мнение по поводу того, что такое Корея и что с ней надо делать. Оно было уверено в том, что прогрессивные японцы решат проблемы этой страны, а репрессии и т. п. есть лишь необходимые издержки. Признавая совершаемые японцами преступления, Европа рассматривала их как элемент выбора целей и средств. Потому и протекторат, и последовавшая пять лет спустя аннексия Кореи Японией, прошли без протестов с чьей либо стороны. Даже ни один из миссионеров не выступил против. Мир как бы счел, что Япония взяла то, что принадлежит ей по праву, и подобное пренебрежительное мнение о Корее сохранялось у американских и европейских дипломатов вплоть до конца второй мировой войны.
_____
[1] Cumings B. Korea’s place… C. 125.
[2] Choong Soon Kim. Tradition… С. 3
[3] Там же. С. 341.
[4] Любопытная деталь: тогда в США азиатам было запрещено иметь оружие, и Чон одолжил пистолет у знакомого.
[5] Cumings B. Korea’s place… Р. 142, 143.
https://makkawity.livejournal.com/3493434.html#cutid1
***
Просветительство и ненасильственное сопротивление протекторату
После протектората отношение масс к модернизации несколько изменилось: энтузиазм начального этапа сменился неприятием «чужеродных» элементов и желанием защитить национальные ценности и традиции. По мнению Толстокулакова, «даже либеральные круги Кореи, разделявшие буржуазно-демократические идеалы Запада, не хотели мириться с новой зависимостью от интеллектуальных и культурных стандартов европейских государств и Японии»[1].
Направлений деятельности и ее методов у борцов с протекторатом было несколько.
Самоубийства в знак протеста и петиционное движение. Традиционалисты действовали по канону, устраивая демонстрации и засыпая Кочжона прошениями. Один только Мин Ён Хван послал Кочжону 40 петиций, требовавших отмены протектората.
26 ноября группа бывших министров и сановников подала вану петицию с просьбой не ратифицировать договор о протекторате, но японская охрана к вану их не пустила. На следующий день Мин Ён Хван написал еще одну петицию, подписал ее своей кровью и покончил с собой[2]. В завещании Мина было указано, что он намерен помочь корейской независимости с небес[3]. Его примеру последовал ряд высших чиновников на уровне министра юстиции.
Однако надо обратить внимание, что среди высшего эшелона чиновников согласных сотрудничать с японцами было намного больше, нежели патриотов и противников протектората. Профессиональные перебежчики из одной фракции в другую снова выполнили этот маневр, не удаляясь от власти. Этому способствовала и относительно мягкая политика японцев: мы знаем о ряде громких самоубийств в знак протеста, но ничего не знаем о заключении под арест и процессах против отказавшихся сотрудничать: отстранение от должности и высылка из столицы были единственными видами наказаний, применяемыми против непокорных высокопоставленных чиновников.
Патриотические общества. Важной формой сопротивления было создание разнокалиберных патриотических обществ, которые должны были как минимум быть альтернативой Ильчинхве. В 1904-1906 гг. существовала целая серия таких обществ, состав руководства которых был примерно одинаковым: бывшие члены Общества независимости и иные националисты.
Поанхве (Общество защиты) было, по одной версии, основано Вон Сесоном, Сон Суманом, У Ги и др, по другой – Хо Ви, и служило, в основном, для противодействия концессии Нагамори.
Синминхве (Новое народное общество) было организовано в апреле 1907 г. протестантскими активистами Син Чхэ Хо, Ли Дон Хви и Ан Чхан Хо в апреле 1907 г. и считалось нелегальным. Оно насчитывало несколько сотен членов, занималось как формированием национального капитала, так и влиянием на национальное и демократическое сознание посредством образовательной и культурной деятельности, открывая частные школы и занимаясь созданием легальных организаций просветительской направленности. Важно и то, что это, пожалуй, были первые корейские республиканцы.
Однако среди членов Общества быстро наметился раскол между более умеренными сторонниками Ан Чхан Хо и сторонниками вооруженной борьбы во главе с Ли Дон Хви. Когда действия Общества на территории Кореи стали невозможны, умеренные перебрались в США, а радикалы – в Китай.
Кунминхве (Корейское национальное общество), было создано в 1909 г. Считается, что создал его вообще Мин Ён Хван[4], но после его смерти деятельность этого Общества переместилась, в основном, за пределы Кореи – главным образом, на Гавайи и в США, где оно пользовалось покровительством американских миссионеров-баптистов. Кстати, историки-коммунисты утверждали, что оно было создано весной 1917 г. отцом Ким Ир Сена Ким Хён Чжиком[5].
Хёптонхве (Общество сотрудничества) былдо создано Ли Чжуном, Ли Сан Чжэ и др. представителями старой гвардии Общества независимости, но быстро распалось.
Хонджон ёнгухве (Общество по изучению конституционного строя), было создано в 1905 г. Юн Хё Чжоном, Ли Чжуном, и др. Это были не столько республиканцы, сколько монархисты, выступавшие за установление конституционной системы, основанной на парламентском строе, но после учреждения японского генерал-губернаторства и запрета политической деятельности оно также было распущено.
Тэхан чаганхве (Общество усиления Кореи) было создано в феврале 1906 г. Пак Ын Сиком и др и воспринималось многими как наиболее действенный преемник Общества независимости и самое крупное патриотическое общество в стране того времени[6], особенно после того как в апреле 1906 г. к ним примкнули Юн Хё Чжон и его сторонники.
Тэхан чаганхве признавало только мирные методы борьбы и считало одной из своих главных целей развитие образования и промышленности. Они же поддерживали кампанию за выплату государственного долга Японии. Летом 1907 г. Общество организовало демонстрации против свержения Кочжона, которые, по информации авторов учебника 1974 г., переросли в уличные бои. В августе 1907 г. после того, как был издан Закон о поддержании общественного спокойствия, который позволял силовикам распускать подобные организации, Общество было распущено, но несколько месяцев спустя воссоздано под названием Тэхан хёпхве (Корейское общество), созданное в союзе с представителями религии Чхондогё и в большей степени ориентированное на японское культурное руководство.
Тэхан хёпхве (корейское общество) частично субсидировалось японцами и отвергало вооруженные методы борьбы, однако начало критиковать японскую политику как только речь зашла об аннексии. Было распущено в сентябре 1910 г.
Газеты, частные школы и т. п. Все эти Общества активно выпускали свои газеты и журналы, создавали филиалы в провинции, открывали дневные и вечерние частные школы, готовили педагогические кадры и новые учебники, серьезно вкладываясь в создание кадровой основы для своего движения.
В течение 1905-1910 гг. было открыто более 2000 частных школ (большая часть из них – под прикрытием протестантской церкви или патронажем крупных сановников типа все того же Ли Ён Ика), так что в сентябре 1908 г. правительство даже издало специальный указ о частных школах, целью которого было не подпускать к просветительской работе представителей национально-освободительного движения. Теперь для открытия школы требовалась санкция генерал-губернаторства, а в школах позволялось использовать только проверенные цензурой учебники. А в 1911 г., уже после аннексии, японское правительство приняло специальное постановление о развитии образования в Корее, окончательно прикрыв все частные школы и лишив просветителей возможности воспитывать в них патриотов[7].
Наиболее заметной газетой просветительской направленности[8] была Тэхан мэиль синбо, созданная в 1904 г. Ян Ги Тхаком и представителями Синминхве. Издателем газеты был англичанин Бетелл, что давало определенное прикрытие: между Великобританией и Японией существовал союзный договор, поэтому японцы не могли контролировать газету, которой управлял англичанин.
Вначале Тэхан мэиль синбо выходила в смешанном корейско-китайском написании, однако впоследствии стала использовать только корейскую азбуку. Для иностранцев она выходила на английском языке под названием Korea Daily News.
Из иных газет можно отметить Мансебо, печатный орган религиозного движения Чхондогё, и Хвансон синмун, которая была основана еще в 1898 г. Намгун Оком и др. как основной орган умеренных реформаторов. Именно в ней была опубликована серия статей о «правде о заключении «Договора пяти статей».
Кроме этого, просветители активно переводили книги о том, как та или иная страна (Швейцария, США, Италия) добилась независимости, или о том, как и где проходили реформы – включая биографии Бисмарка и Петра Первого.
Движение за выплату внешнего долга страны. Эта кампания (кукчхэ посан ундон) была начата в Тэгу в январе 1907 г. группой во главе с Ян Ги Тхаком В основе ее лежала идея, что одним из поводов к аннексии страны могут стать невыплаченные долги корейского правительства японским банкам, — их сумма достигла 13 млн. вон и продолжала расти. Участники движения собирались решить эту проблему за счет собственных средств, отдавая в «фонд выплаты государственного долга» последние сбережения, бросая курить или снимая с себя украшения[9]. Ван и чиновники поддержали кампанию только тем, что бросили курить.
За три месяца общенациональной поддержки к маю 1907 г. было собрано всего 200 тыс. вон, после чего японцы вмешались[10]. В августе 1908 г. Ян Ги Тхак был арестован японцами по обвинению в создании финансовой пирамиды и мошенничестве[11]. Считается, что обвинения были фальшивыми и связанными с тем, что а) движение набрало слишком большой вес; б) корейский государственный долг и неспособность страны его выплатить были одной из причин, оправдывающих протекторат и аннексию в глазах мирового общественного мнения; в) часть собранных денег действительно шла на поддержку Ыйбён в) началась фракционная борьба с взаимными обвинениями в хищениях. И хотя Ян был был оправдан за недостатком улик, к концу года движение сошло на нет, а собранные средства были то ли конфискованы японцами, то ли потрачены нецелевым образом.
Эмиграция. Для многих из числа не желающих мириться с таким положением вещей выходом стала эмиграция как в приграничные районы Китая или России, так и за океан. С 1903-1905 гг. началась эмиграция корейцев на Гавайи и западное побережье США, где сформировались большие корейские землячества.
Лидером калифорнийского землячества без особенных проблем стал Ан Чхан Хо, создавший общество Хынсадан (Хан Ён У переводит его как «Организация воспитания джентльменов», 1913 г.).
В 1909 г. Ли Сын Ман основал на Гавайях Корейскую национальную ассоциацию» (Тэхан Кунминхве), а годом позже в том же регионе появилась организация Пак Ён Mана (который, собственно, и пригласил Ли на Гавайи).
Между Паком и Ли вскоре вспыхнуло серьезное соперничество, особенно после того, как в 1915-1918 гг. Корейская национальная ассоциация стала представительным органом корейской диаспоры на Гавайях. Борьба за власть, в которой победил Ли Сын Ман, стала примером серьезной внутренней фракционной борьбы, являвшейся бичом национально-освободительного движения[12]. В ходу были как традиционные для Кореи методы интриг и террора, так и «науськивание на противника» американских властей по обвинению в растрате казенных денег или покушении на убийства. В финале Ли Сын Ман устранил своего конкурента, обвинив Пак Ён Мана, который собирался создать на Гавайях аналог Ыйбён, в подготовке нападения на японские военные корабли на гавайской территории с целью вызвать американо-японскую войну[13].
_____
[1] Толстокулаков И. А. Политическая модернизация Южной Кореи. Часть 1. С. 251-252
[2] Пак Б. Д. Россия и Корея. С. 380-381.
[3] Korean War and Modern History. С. 53.
[4] Точнее, Мин создал Кунмин кёюкхве (Общество гражданского воспитания).
[5] История Кореи (с древнейших времен до наших дней). Том II. С. 38.
[6] Там же. С. 406.
[7] Толстокулаков И. А. Политическая модернизация Южной Кореи. Часть I. С. 261.
[8] Газеты Хансон синбо (Новый Сеульский вестник — формальный официоз), Кунмин синбо (орган общества Ильчинхве) и др. активно выступали с прояпонских позиций.
[9] Эта процедура сбора средств вспоминается многим в связи с тем, как проходили подобные мероприятия в РК после финансового кризиса 1997 г.
[10] Understanding Korean History. С. 182
[11] Korean War and Modern History. С. 57
[12] Henderson. С. 85.
[13] Korean Politics in Transition. С.?
Комментирование закрыто.