Георгий Кан. ГЛАЗ СТРЕКОЗЫ. Маленькая повесть

Часть 2  (окончание)

                                                НЕБО В АЛМАЗАХ                                               

Дежурный по хвостохранилищу Вася Смирнов  через  три часа должен был сдавать смену. Было шесть утра. Осторожно, держась за влажные и скользкие от росы поручни,    он стал пробираться к насосу.  В предрассветных сумерках  застыло зеркало  озера осветленной от пульпы воды. Серый туман сливался с серо-синеватой жидкостью. Вообще-то, выходя на мостки,  нужно  надевать каску. Но Вася, когда никто не видел, оставлял её на гвозде в бытовке. Напяливать её на  шапку было неудобно. А ему всего-то  нужно посмотреть крепление подвески погружного насоса и уровень поверхности  воды.

Алмазная Компания, особенно в последние годы, вкладывала  большие деньги в сохранение окружающей среды. Хотя на фабрике применялись специальные  средства для сепарации и промывки алмазов, в прудок (озеро хвостохранилища) попадали лишь десятитысячные доли  используемых химикатов и кислот. Со временем эти усилия дали  результаты. На прудок стали  садиться многочисленные чайки и утки. Они и заносили сюда с окружающих водоёмов икру мелкой озерной рыбёшки — гольянов. А поскольку озеро практически не замерзало, то рыбок этих  расплодилось довольно много. Они засоряли технологические  водоводы, что создавало проблемы в работе хвостового хозяйства фабрики. Поэтому дежурному оператору  важно было постоянно  проверять: не забилась ли защитная решетка насоса.

Вышел Вася в такую рань потому, что монотонный гул насоса стал прерываться  периодическим сбоем. Будто в водозабор попало что-то мешающее току воды. Сначала ему показалось, что это какое-то бревно, которые, бывает, подтягивает к засасывающему раструбу. Он снял со скоб на   поручнях  багор и ткнул им.  Наконечник вошел во что-то мягкое. Вася озадачился, потом крюком   зацепил плавающий предмет и  подтянул его. Это было не бревно, а человеческое тело, покрытое ровным слоем киселеобразной  синеватой от размолотого кимберлита жидкости.

— Я  жду ребеночка…

Влад застыл с гирями в руках. Повернулся и посмотрел на Светку, которая стояла в дверном проеме  кухни  с лопаточкой для оладий. Он опустил гири, подошел и увидел её  тревожный взгляд. Обнял, притянул к себе, помолчал и сказал: «У меня будет сынок?». Светка уткнулась ему в плечо и тихо сказала: «Я не знаю. Может, и дочка. Я вчера была у врача, она отправила сдавать анализы и на ультразвуковое исследование».

Зазвонил телефон.

— Ну шо, привет! – это был дежурный Михальчук. – Ты на хвостах давно был?

— Привет, на каких хвостах?

— Ну, на хвостохранилище фабрики.

— Ни разу.

— Это плохо, старший лейтенант. Надо повышать уровень любознательности.

— Да пошёл ты!

— Палыч, то есть шеф твой, просил передать, чтоб готовился вечерним самолетом вылетать в Счастливый. Там у них на хвостах фабрики труп выловили.

— Понял.

Влад поцеловал жену в висок. «Спасибо. И за сынка, и за оладьи». Он снова притянул Светку и поцеловал её уже в глаза.

Вася, сменщик и еще двое рабочих, прибежавших с фабрики, общими усилиями вытащили тело на мостки и положили на брезент.  Семёныч, криминалист городского отделения милиции, сделав первичный осмотр, сказал: «Так его везти в морг нельзя. Надо смыть грязь, пока это возможно.» Вася размотал пожарный шланг и протянул конец Семёнычу. Тот,  не оборачиваясь, сказал: «Сначала давление потихоньку дай». Вася кивнул  и ушел в бытовку. Вскоре  тонкой струйкой пошла вода. Потом сильнее. «Стой, хорош», — крикнул Семёныч. Он направил струю на голову покойника, и из-под грязи проявилось лицо кавказца с небольшими усиками.

Владимир Александрович Степанов, начальник городского отдела милиции, на все серьезные происшествия выезжал  сам.  За годы службы эта оперская привычка стала постоянной. Он все должен был  увидеть своими глазами. И только после этого  становился спокоен и уверен.

Степанов  вгляделся в лицо утопленника,  и оно показалось ему знакомым.

— Так это же сапожник, который в будке сидел у Дома культуры, — раздался за спиной удивленный  голос.

Владимир обернулся. Говорил один из рабочих.

— Ты его знаешь? — спросил Степанов.

— Ну да, я ему два дня назад относил сапоги жёнины. Чтобы набойки сделал.  Как же теперь сапоги? Кто их вернет?

Семёныч посмотрел на начальника и показал шариковой ручкой  рану на распоротой шее сапожника.

— Тебе это ничего не напоминает?

— Напоминает, — произнес Степанов.

 Не так-то много в районе произошло убийств за последние два года. Во всяком случае такие резонансные, как сотрудницы института Екатерины Лазаревой, он помнил хорошо. Тогда ранение тоже  нанесли тонким острым предметом. Удар был размашистым, точным и перерезал горло жертвы слева направо. Фотографии убиенной ему показывал начальник розыска Лахоня.

Милицейская жизнь приучила Степанова  к тому, что проблемы, если и появляются, то не одна, а, как правило, лезут одна за другой. Как  сейчас. Когда они вернулись  с хвостового хозяйства, дежурный по ГОМ Ваня Сиволап  поджидал опергруппу на крыльце милиции. Он протянул Степанову раскрытый журнал сообщений о происшествиях.

— Владимир Александрович, только что позвонил неизвестный и  передал эту хреновину. Вы только почитайте.

Торопливым почерком дежурного была зафиксирована телефонограмма: «Сегодня дневным на Москву летит Цветкова с  алмазами».

— Анонимный звонок?

— Конечно, потом сразу трубку бросил. Мужик говорил.

Степанов поднялся к себе. Посмотрел на часы. 7.30. Вздохнул и набрал межгород.

Сергей Павлович Скворцов по привычке мерил шагами  кабинет и курил свои «Ту-154».

За столом сидели Влад и Айсен.

— Мне домой полвосьмого утра позвонил Степанов из Счастливого. Дежурный тебе уже сообщил, что там выловили криминальный труп в озере хвостового хозяйства. Горло ему, понимаешь, перерезали. Скользящий удар по шее нанесен узким острым предметом, похожим на хорошо заточенный  нож. Слева направо. Одним движением. Судя по всему, человеком тренированным. Ничего не напоминает? Савик мог это сделать, потому как был опытный мясник. Но он с самолета сиганул и погиб.

 Еще вопрос. Почему тело не вывезли за пределы поселка и не бросили,  например, в один из сотен геологических шурфов, наполненных водой?  Зачем его надо было опускать в озеро  в двухстах метрах от фабрики? Чтобы он на виду у всех плавал?  В намывных берегах прудка, между прочим, осели россыпи недообогащенных алмазиков.

— Вы хотите сказать…, — начал Влад.

— Что убийство это опять похоже на алмазные разборки?

— Так,  любимая тема.

— Это не всё. Как только Степанов вернулся в отделение милиции с хвостов, кто-то позвонил дежурному и сказал, что некая Цветкова повезет в Москву алмазы.

— Какая Цветкова? – переспросил Айсен.

— Я не знаю. Короче, Степанов с ребятами уже в аэропорту.  Устанавливают эту Цветкову. Рейс на Москву в 10 утра. Я  уже позвонил в Якутск начальнику управления по борьбе с хищениями драгкамней и драгметаллов. В общем, дневным рейсом сюда летит Геннадий Иванович Орехов. Айсен, ты его хорошо знаешь, вот и встретишь в обед. Влад, твой вечерний полёт отменяется. В Счастливый полетите завтра  вместе с Ореховым, втроём.

Алмазная версия в убийстве сапожника  приводила Скворцова в уныние. Да что его? Многие милицейские  руководители теперь почешут затылки. Дела Давида Ионесяна и Виталия Бутенко прогремели на всю страну. Статьями о хищениях алмазов в Городе на строго охраняемых фабриках и драгах   зачитывались тысячи обывателей. На самом верху министрам цветной металлургии и внутренних дел задавались  нелицеприятные вопросы. Как это могло случиться? Почему прошляпили?

Никого не интересовало, каким образом оперативным работникам милиции удалось раскрыть столь крупные и хорошо законспирированные каналы утечки драгоценного сырья. Вот уж неслучайно Герцен и Чернышевский  в своё время по очереди задавали вопросы: кто виноват и что делать? В предвосхищенной ими стране умение находить крайнего достигло  совершенства.

Второй год министром внутренних дел СССР  «самоотверженно» трудился бывший  руководитель  украинского КГБ генерал Федорчук. Злые языки говорили, что когда он отбывал  в Москву,  его бывшие подчиненные целовали рельсы, по которым укатил поезд в столицу. Федорчук прошел всю войну, возглавлял СМЕРШ и слыл человеком «с пулей в голове». Кадровые решения генерала вызывали у людей ужас. Первые его слова, прозвучавшие на встрече с руководящим составом МВД СССР, были о  том, что вся милиция прогнила насквозь. Он будет каленым железом изгонять недостойных из системы. Короче, покажет всем кузькину мать, как это попытался в своё время сделать его земляк в Нью-Йорке с трибуны ООН.

Раскрытие хищений на алмазодобывающих фабриках расценили не как образец профессионального мастерства сотрудников  милиции, а как повод примерно наказать руководителей. За низкий уровень профилактической работы на объектах алмазодобычи, за халатное отношение к исполнению  служебных обязанностей и за многое  другое. В  годы правления украинского генерала из органов внутренних дел страны были уволены свыше ста тысяч сотрудников. Уволены по надуманным основаниям.  Не обошла эта метла и северную милицию.

 После эффектного задержания  Ионесяна и его подруг  все ждали благодарностей, медалей или, на худой конец, денежных премий. Однако министр внутренних дел республики получил строгий выговор, а начальника валютного управления  вообще сняли с занимаемой должности. Рядовые сотрудники поимели строгие выговора и неполные служебные соответствия.

— Ладно, ребята, нас…, а мы крепчаем, — завершил утреннее совещание  Скворцов.

Степанов позвонил в половине двенадцатого.

— Палыч, досмотрели мы эту Цветкову. В багаж она сдала спортивную сумку с замороженными муксунами.   С рейса мы её с багажом сняли. Возмущалась очень. Меня пообещала с работы уволить.  Ну, это лирика. Мы в буфете аэропорта взяли тазик с горячей водой и опустили в него рыбин. Через пятнадцать минут они  оттаяли. Внутри каждой тушки обнаружили по десять крупных камней, похожих на необработанные алмазы. Я звоню из аэропорта. Тут ещё много мороки. Оформляем изъятие, фиксируем свидетелей, чтобы потом их не искать. Даже киносъемку организовали, сам понимаешь.  Тётя эта известная и солидная. Работает минералогом в цехе окончательной доводки. Депутат горсовета, между прочим. Ладно, детали не по телефону. Жду ваших.

Орехов  и Айсен зашли в кабинет Скворцова ближе к трем дня. Сразу с самолета. Сергей Павлович знал Орехова давно. Тот нередко бывал в Городе. Геннадий Иванович был человек спокойный и конкретный. В отличие от  некоторых представителей министерства, он никогда не приезжал с карательными или проверочными функциями.

 Обнявшись со Скворцовым, вытащил сигареты и закурил.

— Вы, ребята, до инфаркта доведете. То пусто, то густо. Я  в командировку в этот раз как пожарник собирался.

— Не хвали, а то как  в прошлый раз скажут, что это мы недоглядели. Разрешили, мол, ей алмазы в рыбу засунуть.

— Пошли они  на хер вместе с  министром своим гэбэшным.  Хватит, устал бояться этих мудаков.

Сергей Павлович  такой реакции  от выдержанного Геннадия Ивановича не ожидал.

Орехов затушил сигарету. Помолчал, потом улыбнулся.

— Знаешь, Палыч, а все-таки, когда есть результат, то   на всё плевать. Я к тебе тоже не с пустыми руками прилетел.

 Он вытащил из  кожаной папки несколько фотографий. На одних были изображены необработанные крупные алмазы, плотно уложенные в спичечный коробок. На других полное лицо небритого мужчины, недобро уставившегося в объектив.

— Это Ованес Давтян. А это камни, которые он пытался сбросить в аэропорту Красноярска. Сняли его с рейса Якутск – Москва, —  сказал Орехов. – Кстати, в Якутск он прилетел из Счастливого.

— Как же на него вышли?

— Оказалось, что у Давтяна  брат работал на нефтепромыслах в Иране. Там  часть зарплаты платили валютными чеками  магазина «Березка». Ну, он и выслал Ованесу для поддержки семьи эти чеки. Их всегда можно  отоварить в обмен на дефицит. Так  этот бедолага, сидя в кресле самолета, вытащил их из бумажника и зачем-то стал пересчитывать. Ничего особенного и противозаконного. Но проходившая стюардесса чеков таких никогда в жизни не видела и подумала, что мужик держит в руках запрещенную валюту. Об этом она  сообщила командиру экипажа. Тот связался с Красноярском и доложил. После посадки на борт поднялись  наши сотрудники,  которые попросили Давтяна пройти с ними в отделение милиции. Спускаясь по  трапу, он выбросил на летное поле спичечный коробок. Это заметили. Коробок подобрали, факт задокументировали. Свидетелей-пассажиров  допросили. Когда коробок вскрыли, в нем оказались эти камни. Вызвали специалиста-геммолога из таможни, и тот подтвердил, что перед ними  необработанные алмазы. Давтян пошёл в глухой отказ. Типа коробок этот он видит впервые в жизни. После показаний свидетелей перестал отпираться и сказал, что нашел его недалеко от общежития в Счастливом. На этом пока всё.

— Айсен, Влад у себя? — спросил Скворцов.

— Да.

Скворцов поднял трубку: «Влад, зайди, пожалуйста».

Когда все собрались, Сергей Павлович начал:

— Геннадий Иванович точно выразился: у нас то пусто, то густо. Всё складывается один к одному. Убитый сапожник,  Цветкова и человечек с алмазами, задержанный в Красноярске. Чувствую, если по горячим следам не разберемся, приедет бригада из Якутска. А может, и из Москвы. Так что, ребята, завтра с утра вылетаете.

На полет из Города до аэропорта Полярный уходило полтора часа. Работяга АН-24 дважды в день совершал туда рейсы.   Геологи-первооткрыватели  назвали алмазную трубку Удачная. Неподалеку вырос поселок. Алмазодобывающая фабрика была под стать месторождению. Оба объекта считались  самыми крупными  в стране.

Выйдя  из кабинета Скворцова, Влад сказал Айсену: «Сегодня вечером мы ждем вас с Туйярой.  Есть  новость, которую надо по-семейному отметить».

Айсен посмотрел на друга, улыбнулся и кивнул головой.

Когда они вошли в квартиру Лежневых, то с порога почувствовали  запах рыбного пирога. Туйяра научила Светку готовить этот северный пирог и он, при наличии чира,  всегда становился в семье любимым блюдом. Фёдоровы пришли не с пустыми руками. Айсен вытащил из пакета  бутыль кумыса и поставил на стол: «Брат из совхоза привез».

— Перед едой это самый лучший напиток, — воскликнул Влад, вытащил пробку и разлил кумыс по стаканам. Все сделали по глотку. Вдруг Светка прикрыла ладошкой рот,  сорвалась с места и ринулась  в ванную. Парни удивленно переглянулись, а Туйяра улыбнулась и сказала: «Кажется, я знаю, какую новость вы хотели нам сообщить.  Когда я с нашим сынком  ходила, то на кумыс так же реагировала».

— От женщин ничего не скроешь, — сказал Айсен.

— Вот именно, — поддакнул Влад.

Пирог удался на славу. У Светки накопилось много вопросов к Туйаре и через часик она кивнула мужчинам головой в сторону кухни. Прихватив бутылку, рюмки и тарелку с соленьями, они с удовольствием туда отправились.

— Я Скворцову и Орехову пока не стал говорить про нашу Машу, — сказал Айсен после того как выпили.

— Машу?

— Ну ты даешь. Сам, можно сказать, её вырастил, а теперь не помнишь.

— Ты студентку нашу имеешь в виду?

— Ну да, а кого же еще.  Нашу Машу из цеха доводки.

Когда Маша училась в энергостроительном техникуме, она вместе с подружками ради любопытства стала общаться с ребятами из уголовного розыска. Влад ей даже одно время нравился. Тот в свою очередь давал ей разовые задания по проверке и сбору информации о некоторых шалопаях из техникума, подозреваемых в  мелких кражах. Это, между прочим, спасло многим из них биографии. Порой одной неофициальной беседы хватало, чтобы вразумить юнца. Особенно, если он попадался с поличным. Влад предлагал   вернуть украденные на дачах вещи или строительные материалы.  Похищенные ящик гвоздей, рулон рубероида или десяток досок могли быть  высокой ценой  для  пацана, которому пришлось бы  реально  отвечать за  преступление.  Возможно, это не очень законно. Но когда стройматериалы или другие вещи вновь появлялись на даче, потерпевшие обычно забирали свои заявления обратно.  А неудачливый гопник на всю жизнь получал урок, который становился  прививкой от воровства.

 После окончания техникума  Маша вернулась в Счастливый. Там  жили её родители и брат.   В техникуме она получила квалификацию техника-обогатителя, а после производственной практики — корочки сепараторщицы. На фабрике её определили в цех обогащения. Потом    перевели в  доводку. В этом роль сыграло и то, что семью Маши на фабрике знали давно.

Перед отъездом девушки в Счастливый Влад познакомил её с Айсеном. Доверяя  Владу,  она согласилась сотрудничать с опером-валютчиком уже по его линии.

Месяца два назад девушка решила отнести порвавшуюся обувь к сапожнику. Будка его прилепилась к Дому культуры. Поглаживая аккуратные усики, мастер взял босоножки. Весело взглянул на Машу и предложил ей подождать, пока он быстренько всё сделает. Минут через пятнадцать он починил обувь и жизнерадостно сообщил, что ему стыдно за  пустяковую работу брать деньги у такой красивой девушки. На прощание сказал, что зовут его Амаяк. И если снова возникнет необходимость, то готов принять вещи на ремонт в любое время.  Увидев такое радушие, Маша спросила, а не умеет ли Амаяк подшивать унты? Тот даже обрадовался  вопросу. С гордостью сказал, что он хоть и южный человек, а с обувью из  камуса обращаться умеет, в Якутске  его научили подшивать войлочную подошву. Маша обрадовалась и на следующий день принесла Амаяку   две пары унтов. Свои и мамины, а также  старые валенки — материал для ремонта. В общем, через три дня обе пары унтиков  были заново перетянуты и подшиты.    Причем, довольно старые и растоптанные, они приобрели  аккуратную форму.  Платформа из войлока была сделана плотная и высокая, такая же, какую Маша видела в Якутске на витрине  сувенирной фабрики. В разговоре Амаяк узнал, что красавица Маша работает на фабрике сепараторщицей в цехе доводки.

Оплату за подшивку Амаяк взял смешную. После разговорчивый армянин долго не отпускал заказчицу. Мало того, он угостил ее чаем в тонких прозрачных стаканчиках и удивительными на севере сладостями – засахаренными апельсиновыми корочками.

Позже, когда она на работе рассказала подругам   о щедром сапожнике, те  удивились. Подшивать унты   он  брался  неохотно. В поселке таких умельцев было раз-два и обчелся. Стоимость  подшивки у Амаяка    была высокая. Маше же реставрация унтиков обошлась чуть ли не дешевле войлока старых валенок. Когда она позвонила   Айсену и поделилась этим,  он очень серьезно отнёсся к услышанному.

— Как ты думаешь, почему этот сапожник делает тебе такую скидку?

— Не знаю, может, влюбился, — хихикнула Маша.

— Может и влюбился, хотя по возрасту  он тебе в отцы годится.

— Ничего и не годится. Старше лет на пятнадцать. Ну, может, на двадцать.

— А давай мы проверим его любовь. В субботу я пришлю тебе с дневным рейсом старые унты. Будет ли он их на тех же условиях ремонтировать?

— Ну, это уже наглость.

— Скажи, брат с женой попросили. А я тебе мою и Туйары обувь пришлю.

— Ну ладно. Он такой обходительный. Корочками апельсиновыми угощал. Теперь пошлет  меня подальше из-за твоих лаптей дырявых.

—  Нее, Маша, я думаю, у него к тебе большая и чистая любовь. И интерес к твоей работе. Ты уж порассказывай ему про неё. Не стесняйся, говори всё, о чём будет спрашивать.

Через неделю, когда Маша принесла Амаяку на подшивку две пары  потрепанных унтов, тот не удивился. Бросил их на кучу обуви в углу и сказал:

— Ты, дорогая, как только здесь появляешься, у меня в будке словно солнце восходит. Через три дня всё сделаю.  А теперь давай чайку попьем. Я заметил, тебе корочки цитрусовые понравились. Попробуй теперь гату – это  домашнее печенье. Мне сестра из Еревана прислала.

К концу недели унты были подшиты. Айсен, получив их, повертел  в руках и вздохнул: «Хоть какая-то польза от оперативной работы».  Потом позвонил в Счастливый:

— Про фабрику спрашивал?

 — Нет, не спрашивал. Всё шутил, не хочу ли я за него замуж.

— Ну так выходи, всему горотделу обувь подошьём.

            — Ага. Разбежалась.

 В полдень Влад и Айсен вместе с Ореховым сидели в кабинете Степанова.  Владимир Александрович начал с сапожника.

— Вчера в 6 часов утра дежурный по хвостохранилищу алмазодобывающей фабрики обнаружил плавающий в воде труп мужчины. Когда тело обмыли, то узнали мужчину, который работал в сапожной  мастерской, что рядом с Домом культуры. Им оказался всем известный в поселке Амаяк Багарян. Установлено, что он проживал в рабочем общежитии по адресу улица Алмазников 26.  Комнату с ним делили еще двое земляков, Нурек Заварян и Ованес Давтян. Нурек работает барменом в ресторане, а Давтян занимается торговлей разливного красного вина, фруктов и цветов. В настоящее время в городе его нет:  Заварян сказал, что Ованес уехал за новым товаром. Бочки с вином   доставлялись поездом до Усть-Кута, затем пароходом до Ленска, потом грузовиками.

Тело Багаряна, по заключению судмедэксперта, пролежало в воде около 6-7 часов. Смерть наступила от удара тонким острым предметом в область горла. Наши опера установили, что формально убитый был только прописан в рабочем общежитии. Багаряну 45 лет. Семейное положение — холост. В Счастливом проживает третий год.  Личные связи и знакомые устанавливаются. Работаем.   Багарян и Давтян постоянно в общежитии не проживали, хотя за комнату платили исправно.

Владимир Александрович помолчал и добавил:

 — Ну, а дальше сами знаете. Характер травмы очень напоминает убийство сотрудницы   института Лазаревой Екатерины Леонидовны. Тогда рядом был обнаружен труп жителя города Сочи, племянника Давида Ованесяна – Гагика Ованесяна. По  делу  подозревается уроженец Краснодарского края некий Савиков, который погиб в аэропорту через два дня после убийства.  Уголовное дело прекращено в виду смерти подозреваемого. Что будем делать в первую очередь?

— Я  должен встретиться со своим человеком в Счастливом, — сказал Айсен. – Есть возможность узнать о связях убитого.

Степанов удивленно поднял брови:

– Ого, источники на нашей территории. Неплохо.

— Ну, я пошёл, — сказал Айсен и поднялся. – Да, Геннадий Иванович, я возьму фотографию Давтяна.

Айсен кивнул всем и вышел.

— Где изъятые у Цветковой камни? Я до встречи с ней хотел бы на них взглянуть, – спросил Орехов.

— Передали на ответственное хранение в  цех окончательной доводки. Могу сейчас туда позвонить, — Степанов положил руку на телефонный аппарат.

— Ну, а я пойду в общежитие с вашими операми. Поговорю с народом,- сказал Влад.

Айсен с Машей не виделся  больше года. Телефонные разговоры не в счет.  О встрече они договорились  вчера вечером.  Убийство сапожника Амаяка Багаряна, с которым общалась его информатор, было для Айсена неожиданностью. Он вчера позвонил из кухни Лежнева, и Маша сразу подняла трубку.

— Я так и знала, что ты позвонишь.

— Как ты?

— Как узнала про Амаяка,  трясёт до сих пор. Ужас какой! За что его? Я ведь недавно к нему заходила.

— Маша, я завтра прилетаю в Счастливый. Мы должны встретиться. Больше по телефону об этом не будем.

 У Маши накопились отгулы, и она спокойно  отпросилась с работы. В поселке скрытно  встретиться с незнакомым мужчиной невозможно, поэтому решили пообщаться у неё дома.

Жила Маша с родителями в Новом Городе. Так в Счастливом назывался новый микрорайон. Сам поселок был основан в 1967 году. Сначала он был построен из одноэтажных и двухэтажных щитовых домов. Это поселение вокруг заводоуправления стало называться Надежным. Выросший горнообогатительный комбинат (ГОК)  требовал всё больше  рабочей силы.  Не кого попало, а высококвалифицированных  механиков, инженерно-технических работников, водителей большегрузной и горной техники.  Щитовые бараки уже многих на устраивали. Развернулось  капитальное строительство каменного жилья. В восьмидесяти километрах от Счастливого находился еще один поселок алмазодобытчиков — Слава. Он был создан на местной кимберлитовой трубке несколькими годами раньше. Тогда же  здесь был построен комбинат железобетонных изделий. Как задел на будущее. В Славе уже возводились крупнопанельные дома. А при расширении ГОКа  из Славы потянулись панелевозы в Новый Город.

Машины родители на первых порах ютились в  щитовом двухэтажном доме из двенадцати квартир.  Но шли годы, и они уже считались ветеранами. Когда заселялись в новую четырехкомнатную квартиру, то до последнего момента ни взрослые, ни дети не могли поверить, что можно жить в таких хоромах. Старший брат вернулся из армии, женился, родилась дочка   и теперь их  здесь обитало шестеро.

Когда Айсен вошел в квартиру, то обратил внимание, что у Маши  заплаканные глаза.  Она и не скрывала. Провела гостя на кухню и поставила чайник. Потом пододвинула Айсену тарелку с коричневыми треугольными печеньями и, уже не сдерживаясь, заплакала.  Он  сидел и молчал. Минут через десять она встала, пошла в ванную, умылась и села напротив.

— Это он  меня угостил. Ему сестра прислала. Домашнее печенье, гата называется.  Я его позавчера живым видела. Веселый такой был. Он меня северное солнышко называл.

Видя, что Маша снова готова разреветься, Айсен взял ее за руку и сказал:

— Мы найдем, кто его убил. Специально для этого приехали. Маша, успокойся. Давай чай. Мне твоя помощь нужна.

— Моя?

—  Успокойся. Давай тихонько попьем чай. Ты мне про него рассказывай, а я буду слушать. Что было в последнее время.

Маша  налила Айсену в кружку и сказала:

-Вроде ничего особенного.  Ведь с тех пор, как я у него твои унты забирала,  около полумесяца прошло. Он всё шутил, истории разные рассказывал. Говорил, что запчасти какие-то для своей машины ждёт.

— У него что, машина есть?

— Да, он ее в начале лета из Владика привез. Самолетом.

— Самолетом?

-На Антее, между прочим, — сказала Маша и снова заплакала.

Айсен подождал, пока она успокоится. Маша вынула из халата платок и утерла слезы.

 -Знаешь, как вспомню его живым, не могу удержаться. Это первый в моей жизни знакомый человек, которого взяли и убили. Всего два дня назад.

— Первый раз слышу, чтобы на таких больших самолетах частные автомашины возили.

— Её довеском везли, мне Амаяк рассказал.  Компания закупила у японцев самосвалы и бульдозеры Комацу. Вот их самолетом из Владивостока прямиком сюда возят. Он мне  рассказывал, что от Владика до нас около 3000 километров. А  АН-124 может на это расстояние перевезти  150 тонн груза.  Самолётище привез самосвал — 90 тонн, бульдозер — 40 тонн и ещё машин легковых прихватил на 20 тонн. Около десяти штук.  Мужики оплачивают перевозку в управлении материального снабжения и летят оттуда вместе со своими тачками. Когда этот АН-124 в первый раз прилетел, то мы в аэропорт всей семьей на него смотреть ходили.

— А какую он машину взял?

— Джип. Чёрный. Говорил, вечная тачка. Ленд крузер 70 называется.

— Где же сейчас его машинка?

— Не знаю. Федька тоже интересовался этим джипом.

— Что за Федька?

— Знакомый какой-то. Я его раньше в поселке не видела. Я когда заходила к нему позавчера,  этот Федька у него сидел, а потом вышел на улицу и джип стал осматривать. Потом ушёл.

— А ты у сапожника про него спрашивала?

— Спросила. Амаяк в ответ только рукой махнул. Потом как-то странно сказал – шакалы слетелись. Я на это внимание не обратила. Только сейчас вспомнила.

— Ты его хоть описать сможешь? Какой он внешне?

— Какой-то незаметный. В памяти не задержался. Невысокий, чуть выше меня. Русский. Куртка цвета хаки. Лицо такое скуластое и глаза вроде светлые. Меня увидел — даже не улыбнулся.

— Говорят, этот твой Амаяк в общежитии почти не жил, хотя был там прописан.

— Вроде женщина у него была. Мне девчонки с фабрики говорили:  «Ты к нему с унтами доходишься. Придет его подруга и волосы  выдерет». Посмеялись, конечно.

— Что за подруга, не знаешь?

— Не видела, но вроде бы тоже на фабрике работает.

Алмазы, извлеченные из чиров, лежали в три ряда на сортировочном столе в цехе окончательной доводки. На фабрике все уже знали, что камни  изъяты в аэропорту у Ирины Цветковой. Знали, но поверить не могли. Новость стала из ряда вон выходящей. Ирина Дмитриевна была заметной и яркой женщиной. Высокая сорокапятилетняя блондинка с хорошо еще сохранившейся фигурой. Она жила  в Новом Городе в двухкомнатной  квартире. Цветкова работала на фабрике минералогом уже десять лет.  В её обязанности входило при разборке алмазного концентрата отделять цирконы, кварц, кальциты, алюмосиликаты и другие блестяшки от драгоценного сырья. Но это не всё. Минералоги высшей квалификации, к которым относилась Цветкова, должны были еще оперативно определять так называемую техногенную нарушенность алмазов. Кимберлитовая порода в процессе  транспортировки  через обогатительную фабрику подвергается дроблению и различному механическому воздействию. Поэтому в концентрате  встречаются поврежденные драгоценные камни. От минералога зависит, попадет ли кристалл в число эксклюзивных или его отсортируют в сторону менее ценных камней.  Позже всё это неоднократно перепроверяется на различных уровнях. От цеха сортировки алмазов Компании  в Городе до московского Гохрана.

Ирина Дмитриевна активно занималась общественной работой. Она не раз избиралась депутатом горсовета и в районе её знали хорошо. Ближайшей  подругой  Ирины была работница цеха окончательной доводки Варвара Окоёмова,  жена заместителя директора фабрики.

 После задержания  Цветкова вела себя агрессивно и высокомерно. Она сразу стала утверждать,  что алмазы в рыбу ей подложили сотрудники милиции. Уже находясь в камере предварительного заключения отделения милиции, она устроила скандал по поводу антисанитарного состояния помещения. Что правда, то правда, ремонта здесь не было давно. Да и тараканы бегали.

Следователь с местными операми побывал у неё дома с обыском.  В квартире были обнаружены мужская одежда и обувь. А в ящике письменного стола паспорт Амаяка Багаряна.

Соседи Ирины Дмитриевны  рассказали, что сапожник Амаяк практически жил у Ирины  последний год. Во дворе  под окнами всё лето стоял чёрный джип, который Багарян привез из Владивостока. Словоохотливая тётенька из соседней квартиры  просветила оперов о том, как Амаяку удалось привезти  автомашину:

— Это всё благодаря Ирине, — с удовольствием рассказывала она. – Вы что думаете, любому разрешат вместе с самосвалами везти самолетом джип? Много  таких желающих. Просто Ира очень хорошо знакома с начальником управления материально-технического снабжения. Как же, на сессии горсовета  рядом сидят. Да и муж подружки  наверняка помог. У них, у начальников всё между собой схвачено. А после того, как  у Ирки муж с молодой любовницей сбежал на материк, так она уже через несколько месяцев нашла ему замену. Амаяк здесь поселился. Ничего плохого про него сказать не могу. Он простой, не важничает, как Ирка. Мне даже дверной замок заменил, который Степка  по пьяни сломал.

— Что за Степка?

— Да ходит ко мне  в гости  один, — сказала соседка и отвела глаза.

После разговора с сыщиками, посетившими квартиру Цветковой,  Геннадий Иванович хотел сразу начать общение с ней. Впрочем, результатов от первой беседы Орехов не ждал. Подумав, он решил не торопиться. «Она была любовницей Багаряна.  Интересно, знает ли  о его смерти?, — размышлял он. — Надо дождаться Влада с Айсеном». Орехов позвонил в дежурную часть и сказал: «С допросом Цветковой отбой».  Нужно было спокойно и последовательно закрепить факты её преступной деятельности, отработать связи, установить механизм хищения алмазов, возможных подельников. Сделать все, чтобы помочь следователю в дальнейшей работе.   Активное противодействие сотрудникам милиции с первых минут,  можно сказать их полное неприятие, усложняло задачу.  Поэтому первый разговор нужно было выстроить убедительно и аргументированно.

Они появились в половине третьего.   От Маши Айсен отправился  в общежитие, где встретил друга  у крыльца.  Влад сбежал по ступенькам и они  поехали к Орехову. Увидев их,  тот поднялся навстречу.

— Маша видела  в будке у Багаряна  незнакомого парня, — начал Айсен. – В поселке он ей  раньше не встречался. В беседе  сапожник назвал его шакалом.

— В общежитии на свою койку Багарян поселил какого-то Федю, — продолжил Влад. — По приметам, что мне Айсен рассказал,  он очень напоминает парня из будки. В общежитии  Федю не регистрировали, фамилию его никто не знает. У них это в порядке вещей, особенно если вахтерше красненькую сунуть.

— Кстати,  — сказал Геннадий Иванович, — а где его машина? Около дома Цветковой её нет, и у будки сапожника тоже.

— Источник говорил, что гаражом Багарян вроде еще не обзавелся, — сказал Айсен. — Видели, что Федька этот очень внимательно осматривал машину Багаряна.

— Ребята, — предложил Орехов, — а давайте-ка мы Ирину все-таки вызовем из камеры. Она сейчас, наверное, только про  изъятые камни думает, а мы как раз не будем ей на больную мозоль наступать.

Ночь в изоляторе  повлияла на Цветкову. Лицо ее  поблекло, надменность исчезла, а в глазах читалась тревога.

— Ирина Дмитриевна, — начал Орехов, — давайте пропустим формальную часть  про год рождения, место жительства и работы.  Скажите, вы хорошо знали Амаяка Багаряна?

— Почему я вам должна  на это отвечать?

— Потому, что соседи ваши показали, что он практически жил у вас.

— И что еще вам эти сплетницы рассказали?

— Рассказали всё, что видели. Багарян  несколько месяцев проживал в вашей квартире. Под окном постоянно стоял его чёрный джип, на котором он, кстати, подвозил вас утром на работу.

— Знаете что! Это не ваше дело, кто у меня жил. Это моя личная жизнь.

— Вот я и хочу выразить вам соболезнование. Вчера Багарян погиб.

— Как погиб!

— Его труп с перерезанным горлом был найден на хвостохранилище.

— Найден с перерезанным горлом, — эхом откликнулась Ирина Дмитриевна.

Вдруг её ожесточенное лицо стало растерянным. На  глаза навернулись слезы, по щекам потекла краска. Она перевела глаза с Орехова на Влада с Айсеном.

Влад подумал, что Цветкова даже не стала  переспрашивать о смерти Багаряна. Было видно, что она как-то сразу и безнадежно поверила в это.   Геннадий Иванович сидел и ничего больше не спрашивал.  Влад встал, налил в стакан воды и подал Ирине Дмитриевне. Прошло около десяти минут. Цветкова наконец подняла глаза и с ненавистью сказала: «Это Федька!».

Только минут через тридцать Влад смог дозвониться до Скворцова. Наконец, тот поднял трубку.

— Сергей Павлович, полчаса не могу вас найти

— У шефа был. Его из министерства по вашим делам дрючат.

— Цветкова заговорила. Пока про убийство. Нет, про камни в рыбе пока ни слова. Она считает, что Багаряна прикончил некий Федька, который несколько дней назад появился у неё дома.

— Она что-то видела или слышала?

— Конкретно нет. Просто  дня три назад вечером, когда они с Амаяком были дома, в дверь позвонили. Это был  невысокий русский парень в зеленой куртке с рюкзаком. Багарян вышел с ним на лестничную площадку, потом они спустились во двор к машине. Минут через сорок Амаяк вернулся. Был мрачный и встревоженный. Сказал, что съездили в общежитие и он устроил там этого Федьку. Когда Цветкова спросила,  кто это и что случилось, Амаяк ответил, что гонец прилетел  от хозяина.

Через день Цветкова должна была улетать в отпуск. А вечером Амаяк пропал. Он иногда не приходил ночевать. Говорил, что друзья приезжают с материка и им надо помочь.  Один из них, Ованес Давтян, привозил  на продажу вино, цветы и фрукты.  Амаяк часто помогал ему с разгрузкой и тёплым помещением для хранения. Они с этим Ованесом чуть ли не родственниками были. Но в последний вечер Давтяна не было. Ирина Александровна со слов Амаяка знала, что тот недели две как улетел за товаром. Поэтому, когда любовник не пришел к ней в ночь перед отлетом в Москву, она очень обиделась, а потом разволновалась. В аэропорт уехала на такси.

Думаю, что разговорить её удалось, потому что мы про алмазы пока  не спрашивали. Она как узнала, что Багарян убит, сразу  этого Федьку назвала. Машина Багаряна тоже пропала. В будке сапожника обнаружены следы крови и борьбы.

— А он не мог уехать из Счастливого на машине сапожника?

— Думаю, что мог. После задержания Цветковой с алмазами и убийства Багаряна  Федька этот, возможно, побоялся светиться в аэропорту. Если это так, то сейчас он где-то на трассе.

— А трасса у нас одна. Вот что. Звони в Славу.  Пусть местные  гаишники организуют на перекрестке мобильный пост и опрашивают всех водителей, которые едут на север. Вопрос к водилам один: где и во сколько видели следующий навстречу черный  джип Ленд крузер. Если он средним ходом движется к нам, то мы приблизительно просчитаем его местонахождение. Главное, чтобы у  ребят из Славы была устойчивая  радиосвязь. Я позвоню в транспортный отдел Компании и попрошу  организовать  вертолет для осмотра трассы.

— Может, Витаса поднять?

— Конечно. Валет на месте и сильно, по-моему, от безделья мучается.

Витас Квошис, начальник герценовского поселкового отделения милиции, любил ремонтировать свою старую двадцатилетнюю «Волгу», играть на пианино и пить очень крепкий кофе. В  чашку кипятка он клал от восьми до десяти ложек  растворимого кофе. Потягивая смолянистую жидкость, получал настоящее удовольствие.  Когда  его  назначили начальником отделения милиции в поселок энергетиков, он воспрянул духом. С точки зрения руководства министерства это было гуманное предложение. Человеку давалась  возможность получить очередное звание и приличную пенсию. К Витасу прочно прикрепилось  прозвище Валет. Голос он имел оглушительный, а телосложение почти квадратное.

На новой должности он быстро заскучал. Семья из Якутска ехать в  Герцен отказалась, и   майор почти всё время проводил за ремонтом любимой автомашины и игрой на пианино. Правда, была еще служба. Но оперативная обстановка тут не чета Якутску. Два-три семейных скандала в неделю, вот и все происшествия.

Пианино стояло в ленинской комнате. Рядом с инструментом Валет был похож на крепкого грузчика.   Но когда он с неожиданной легкостью начинал играть, случайные слушатели удивленно замирали. Исполнял Витас только классику и народную музыку.  Попсу ненавидел, к творчеству  Раймонда Паулса относился скептически. Уборщица постоянно протирала инструмент от моторного масла, солидола и прочей автомобильной дряни, которая с пальцев Витаса перекочевывала на слонового цвета клавиши.

На этот раз  ленкомната сотрясалась от могучих аккордов  литовской польки. Заглянувший  дежурный  Сеня Чуркин понял, что начальнику сейчас бесполезно  докладывать. Не услышит. Он подошел, легонько постучал Квошиса по плечу и протянул ему журнал телефонограмм. Витас прекратил играть и грозно посмотрел на лейтенанта:

— Читай, что  там.

— Начальнику ПОМа Квошису В.А.  Организовать  задержание подозреваемого в совершении убийства, движущегося по трассе от Счастливого до Герцена на автомашине Ленд крузер 70 черного цвета, госномер  4551 ЯКД. Ожидать прилета вертолетом оперативной группы. Зам. начальника ГОВД Скворцов С.П.

— Кто  есть в отделении? — спросил дежурного Валет.

— Инспектор ДПС Лосев и я.

— Давай Лосева сюда.

Инспектор ДПС Лосев выдвинулся навстречу ожидаемому преступнику в сторону Счастливого. Витас решил ехать на своей «Волге». Полгода назад во все поселковые отделения милиции района были выделены РПКа – ручные пулеметы Калашникова. Это оружие пополнило оружейные комнаты как  средство  борьбы с террористической угрозой. Усиление огневой мощи подразделений органов внутренних дел стало естественной реакцией министерства внутренних дел после случаев  захвата пассажирских самолетов.

Витас взял в оружейке РПК,  проверил зарядку переносной рации  «Тюльпан», сел в свою «Волгу» и завел двигатель.  Двигатель  завёлся и заглох.

Валет включил рацию:

— Лосев, далеко не отъезжай. У меня машина сдохла.

— Мне вернуться, товарищ майор?.

— Нет, проскочи еще десяток километров до Тёщиного языка.  Там  трасса спускается   с противоположной сопки. Встань на дороге и напротив увидишь любую автомашину. Я скоро подъеду. Только продую жиклер холостого хода.

Прошел час.  Валет  закрутил жиклер   в карбюратор.

— Товарищ майор! Вижу, по дороге вдоль соседней сопки  едет чёрный джип.

— Попытайся его остановить.

«Волга» завелась и, стрельнув глушителем, тронулась с места. Через несколько километров раздался голос Лосева:

— Он несётся на меня! Скорость не сбавляет!

В рации раздался какой-то шум, потом крик Лосева:

— Я еле увернулся от этой тачки. У моей патрульной он снес переднее крыло. Крузак движется к вам!

Хозяин с детства ему внушал: никогда не бойся и не прогибайся перед властью. Её всегда можно подкупить или обмануть. Менты они все такие. Они почти никогда не применяют оружие. Боятся. Если что, их свои же затаскают. Поэтому стоящая вдоль дороги патрульная пятерка Жигули   и сотрудник у обочины с поднятым жезлом только его раззадорили. Он взял левее и чиркнул бортом ошалевшего гаишника.  Левой частью мощного бампера Ленд крузер боднул  крыло жигуленка. Машинку Лосева развернуло и наполовину сбросило с дороги.

Проехав еще пять километров, он увидел посередине трассы человеческую фигурку, а за ней стоящую поперек горбатую Волгу.  Вскоре фигурка превратилась в широкого мужика в милицейской рубашке, который что-то  держал в руках. До мента оставалось чуть более ста метров. Джип, не сбавляя скорость,  шел на таран. Вдруг милиционер  поднял  ствол и выпустил длинную очередь. Пули пробили левую сторону ветрового стекла. Теперь он увидел, что милиционер  держит пулемёт на весу и продолжает стрелять. Как в кино, держа оружие на уровне своего живота. Следующая долгая очередь ударила по радиатору  и разнесла его в клочья. Мент опустил свой пулемёт и теперь огонь пришелся по колесам. Судя по всему, был перебит  правый рулевой рычаг, потому что машина   резко вильнула  и, зацепив бровку,  въехала в кювет.

Витас медленно подошел. Заглянул в кабину. Парень в зеленой куртке как будто заснул, обняв руль. В это время над головой раздался рокот вертолета. Пузатый МИ-8  медленно  приземлялся на дорогу.

Вечером Цветкову снова привели в кабинет Орехова. Выглядела она иначе. Её глаза стали печальными, и вся она стала какая-то тихая. Ирина Дмитриевна села напротив Геннадия Ивановича и погрузилась в молчание.

— Добрый вечер, Ирина Дмитриевна. Хочу вам сказать одну новость. Два часа назад на трассе, неподалеку от поселка Герцен, был задержан предполагаемый убийца Амаяка Багаряна.  Он ехал на машине  вашего друга.

Ирина Дмитриевна подняла голову и посмотрела на Орехова.

— К сожалению, это единственная хорошая новость, которую я могу вам сообщить – сказал Орехов.

— Достаточно. Спасибо. Кто этот парень?

— Это некий Федор Степанович Савельев. 24 года. Житель города Еревана.

— Из Еревана? Значит, прислали разбираться с Амаяком.

— Разбираться? За что?

— Долгая история.

— Уважаемая, у нас с вами достаточно времени  и рассказать и выслушать любую историю. Мы все силы бросили на то, чтобы задержать убийцу вашего друга. И вы должны прояснить ситуацию. Слишком много событий в последнее время связаны с Багаряном и с вами, Ирина Дмитриевна. Алмазы, изъятые  в аэропорту,  признаны добытыми на родной, можно сказать, фабрике. Точно такие, кстати, были изъяты у Ованеса Давтяна в Красноярске. Мало того, аналогичные камни найдены в рюкзаке сбежавшего на Ленд Крузере Савельева.  Создаётся впечатление, что их отвешивали каждому нашему фигуранту из одной кучи. Вы видите, я с вами откровенен. Да, отвечать  вам придется. Здесь я тоже перед вами честен. Но одно дело соучастие в хищении и другое — быть его организатором. У меня создаётся впечатление, что организатор живёт в Ереване. Так зачем вам покрывать убийц любимого человека? Людей, которые к вам равнодушны и для которых вы представляли только практический интерес.

— Любимого человека…- грустно повторила Цветкова.

— Хорошо, оставим на время алмазы. Расскажите о себе, о своей жизни.  Я же чувствую, вам в эти дни просто необходимо было с кем-нибудь поговорить. Расскажите, как Амаяк к вам относился?

— Амаяк? Он хороший. Он, кажется, действительно меня любил.

Женщина задумалась, потом вынула из-за пазухи недорогой кулон, висевший  на металлической цепочке у неё на шее.

— Спасибо, что разрешили мне его оставить.

Это действительно было так. Вопреки правилам, кулон вернули задержанной. Геннадий Иванович так распорядился, увидев  под мельхиоровой  крышечкой  фотографию Ирины с Амаяком.

Ирина Дмитриевна Цветкова родилась в Свердловске. После школы сделала попытку поступить в Уральский горный институт на факультет геологии и геофизики. И поступила. В семье геологов не было, поэтому родные  удивились её выбору. На втором курсе Ирина встретила будущего мужа. Он учился на третьем курсе горного факультета. К окончанию Ириной университета молодые поженились.  Родители жениха и невесты вскладчину купили им однокомнатную квартирку и, казалось бы, всё на первых порах складывалось  удачно. Владимир стал аспирантом на  кафедре, а Ирина устроилась младшим научным сотрудником в геологический музей.  Прошло десять лет. Зарплаты у супругов  были невысокие, да и карьерный рост не предвиделся. И то, что  после университета казалась им удачей, превратилось в бесперспективное и монотонное существование. Такое же, как у большей части научной интеллигенции в стране. Ребёночка они так и не завели, да и финансовые трудности  чертовски обоим надоели.

Однажды Владимир пришёл домой с горящими глазами. Он встретил однокурсника, который сразу после института уехал работать на север. Туда, где добывают алмазы. Товарищ поделился своей жизнью и размером заработков. За десять лет начальником участка на алмазодобывающем карьере он заработал на Жигули и построил родителям скромную дачу. Теперь  копит на кооперативное жильё. Да, в поселке алмазников  жить нелегко. Климат жёсткий, полярный. Жильё в деревянной общаге. Но сейчас там всё расширяется. Начали строить  каменные дома. Дорогу в отпуск оплачивают в любой конец страны.  Посёлок стоит прямо на Полярном круге, а это значит, что районный коэффициент заработной платы составляет сто процентов. Впечатлило  супругов и то, что  на пенсию северяне уходят на пять лет раньше.

На следующий день Володя пригласил однокашника Андрея в гости, чтобы  за дружеским  столом тот повторил свой рассказ жене.  История  жизни на Севере начала обрастать подробностями. Андрей рассказал и про имеющуюся неплохую больницу, и про Дом культуры, и про то, что в продуктовом магазине, хоть и по талонам, можно отовариться не хуже, чем в Москве. На прощание он оставил адрес отдела кадров ГОКа.

Еще месяц ушел на раздумья и советы с родственниками. В итоге Цветковы отправили письмо с резюме на обоих в Счастливый. Ответ пришёл  тоже через месяц. Их документы  рассмотрены, и управление ГОКа Счастливый предлагает Ирине должность минералога на фабрике, а Владимиру — прораба участка в карьере. Тот факт, что у супругов нет ребенка,  был оценен положительно. С детскими дошкольными учреждениями в поселке пока напряженка. Ну, и вишенкой на торте обещана комната в семейном общежитии. Прямо по приезду.

К удивлению Ирины Дмитриевны, они быстро освоились в Счастливом.  Сначала её определили в цех обогащения. Потом в цех доводки, а через полгода, после всех спецпроверок, в цех окончательной доводки минералогом.  Годы работы в самом крупном в России Уральском геолого-минералогическом музее позволили ей быстро разобраться, что к чему на новом месте. Для её квалификации это было нехитрым делом. Со временем к ней за советами при разборке концентрата все чаще стали обращаться другие работницы, а иногда и начальник цеха. Ирина впервые за долгие годы  стала ощущать себя нужным человеком. С которым люди советуются и  считаются. Это было непривычное и очень приятное чувство.

Вскоре она близко сошлась с Варварой Окоёмовой. Её муж, Егор Ионович, был заместителем начальника фабрики. Цветковы стали бывать у них в гостях.

Несколько иначе сложилось у Владимира. Привыкший к кабинетной работе, он на первых порах был  оглушён тем, что происходило в карьере. Обязанности прораба участка  освоил быстро, но условия работы были для него  невыносимыми. Морозы, грохот самосвалов, загазованность, грубые и порою невменяемые работяги – всё это очень напрягало вчерашнего младшего научного сотрудника.  Горняк-теоретик, он с  трудом вступал в новую для себя профессиональную колею.

Супругам приходилось иногда работать в разные смены. Но когда они встречались вечером дома, Владимир поражался жене. Она изменилась. Стала какая-то самостоятельная. Много рассказывала о   работе  и о подругах. Она знала все новости в поселке, и ей это было интересно. Однажды Ирина радостно сообщила, что её фотографию поместили на Доску почёта. А парторг намекнул, что ей надо подумать о вступлении в партию.

Прошло несколько лет.  Цветковы получили  двухкомнатную квартиру в новой панельной пятиэтажке. Причём квартиру выделили Ирине. Владимир  же так и не смог привыкнуть к этой новой жизни, заметно отличающейся  от скромного, но уютного свердловского бытия.

А потом Володя влюбился. Ему уже было за сорок, а Сусанне двадцать пять. Она работала  диспетчером в карьере. Познакомились там же.  Владимир Цветков стал бывать у Сусанны в общежитии, где она жила в отдельной комнате. Как многие её землячки, девушка приехала на Север искать хорошего жениха.

 С Ириной у Владимира произошёл короткий и спокойный разговор. Она, благодаря  фабричным кумушкам, давно знала о связи мужа. Ирина Дмитриевна не стала устраивать разборки  со сценами ревности и слезами. Она просто сказала, чтобы Владимир уходил. У них не было ни детей, ни общих интересов. Оба понимали, что  брак исчерпал себя. Вскоре Владимир с новой любовью уехал в Свердловск.

Цветкова всё свое время отдавала работе и общественным заботам. Она входила в совет наставников, была избрана депутатом городского  и поселкового советов. На первых порах ей казалось, что этого достаточно для насыщенной жизни. Однако участившиеся одинокие вечера стали её раздражать. Высокая, белокурая, с хорошей, хотя и ставшей немного грузноватой фигурой, она постоянно ловила на себе заинтересованные взгляды мужчин. Было несколько мимолетных романов, не оставивших в  её сердце  следа. Больше всего она не выносила внимание женатых мужчин, памятуя хохлушу Сусанку – охотницу за семейными половинками.

Аннушка пролила подсолнечное масло, а Ирина Дмитриевна понесла свои финские сапоги в ремонт.  Как и булгаковский трамвай, сапожник Амаяк оказался в нужном месте и в нужное время.  Стоял февраль.

Когда сапожник отдавал готовые сапоги, он  сказал, что давно следит за Ириной Дмитриевной. Знает, где она работает и что она одна. Но всё это для него ничего не значит. Она для него женщина с большой буквы и снится  каждую ночь. Всё это он произнес  спокойно и с достоинством, глядя ей в глаза. Не зная, что ответить, она, ошеломленная, сунула сапоги в сумку, повернулась и вышла.

Через два дня Ирина Дмитриевна Цветкова, аккуратно обходя февральские сугробы, принесла в ремонт свои летние туфли.

Выйдя из приземлившегося  вертолёта, Скворцов быстрым шагом направился к Витасу.  Сергей Павлович заглянул в кабину джипа и сказал:

— Ты, Валет, не перестарался?  Он живой?

— Не знаю.

— Я вижу, ты по водителю целился.

—  Нет, это «японка». Здесь водитель справа. Был бы пассажир, вот его бы точно завалил.

— Хоть за это спасибо.

Парень за рулем повернул голову и коротко застонал.

— Жив! Мужики, тащите из вертолета носилки, — крикнул Скворцов. – Ну, слава Богу. Только бы оклемался.

С севера по дороге медленно подъезжала патрульная ГАИ с Лосевым.

У Ирины Дмитриевны никогда такого в жизни не было. Её закрутил  какой-то ураган. В свои сорок с лишним она и не подозревала, что отношения с мужчиной могут так её захватить. Оказывается, у жизни  может быть и другая сторона. Яркая, страстная, обжигающая. Цветкова в браке никогда не изменяла мужу. Ей казалось, что так и должно быть.  Любовь-морковь  из бразильского сериала была чем-то далеким и нереальным. И вдруг она поняла, что немолодой, но страстный сапожник заполнил всю её жизнь.

Прописанный в общежитии, Багарян переехал к ней. Но койку за собой  оставил, на случай приезда земляков.  Он был ласковым и добрым. И еще очень щедрым. Армяне, появлявшиеся в её доме, тоже  приходили не с пустыми руками. По заказу Амаяка они привозили дефицитные женские вещи или просто милые безделушки. Ирина даже не представляла, что для живущего рядом мужчины может быть основной целью доставлять ей радость. И еще Амаяк любил помечтать. После ужина. В постели.

— Ира, — говорил часто он, — как хорошо было бы жить в своём домике и чтобы окна выходили в сад. Мы же не можем встретить старость на Севере. Надо и для себя пожить. А вдруг у нас будут дети?

— У нас?

— Ты совсем не старая. Сможешь еще родить.

Мысль о домике и о будущей  семье теперь была постоянной темой разговоров. Как-то незаметно Амаяк перевел тему на деньги, которые можно заработать и обеспечить ими будущее. А потом просто и решительно, так же, как признался в любви, он попросил ее выносить с работы камни. Для осуществления их мечты.

Она удивилась себе. Самое поразительное, что она не почувствовала в этом предложении ничего страшного.

— А что ты с камнями будешь делать?

— Есть в Ереване человек, который будет давать по  тысяче рублей за штуку.

— По тысяче? Ты хоть представляешь, сколько стоит хороший алмаз в грамм весом? Десятки, сотни тысяч рублей!

— Дорогая, я могу передавать камни только ему. У него есть клиенты в Москве и Израиле. Но я их не знаю.  Надо ждать. Рано или поздно я выйду на покупателей напрямую, и мы заработаем большие деньги.

И Ирина Дмитриевна, старший минералог цеха окончательной доводки, красивая женщина и уважаемый на фабрике человек, стала выносить с работы драгоценную продукцию.

 Из цеха без голевого досмотра могли выходить   слесарь-механик и контролер-экспедитор. Слесарь должен был постоянно сновать к агрегатам, находящимся за пределами охраняемого цеха. Контролер-экспедитор же, назначаемый, как правило, из проверенных сотрудников, занимался сопровождением посылок с алмазами, которые далее передавались инкассаторам. Всё чаще к инкассаторам выходила Цветкова.

Первый камень, который она вынесла, был правильный кристалл весом около трех карат. Она не почувствовала ничего. Ни страха, ни угрызений совести, ни тревоги. Ирина даже удивилась, как просто всё получилось. Потом каждую неделю  выносила от трех до пяти камней и, казалось, привыкла к такому графику. Как правило, она в туалете перед зеркалом заправляла камешек в свою довольно толстую косу. Со временем это стало для неё обыденным делом.

В гостях частенько появлялся земляк Амаяка Ованес Давтян, торговавший в поселке фруктами и цветами.  Амаяк говорил, что это его родственник. Как поняла Ирина, Давтян и увозил в Ереван драгоценные камни.

Однажды весной любовник сказал, что улетает в Москву на несколько дней. Он захватил с собой  десяток камней.  Багарян вернулся через пять дней. Он нашел покупателя, который платил намного больше ереванского хозяина.

— У нас, дорогая, уже больше ста тысяч рублей. Еще несколько поездок и мы можем уехать и осуществить свою мечту. Деньги я положил в арендованную в банке ячейку. В сентябре слетаешь в Москву, передашь новые камни и заведешь  ячейку на своё имя.

 Потом появился Федька.

 Утром Ирина должна была улетать. С вечера она взяла трех малосольных чиров, которых ей подарила подруга Варвара, и нашпиговала их изнутри, как чесноком, алмазами. Затем  завернула рыбины в пищевую плёнку и засунула в морозильник. Ночью Амаяк так и не пришел. Ирина вздохнула, сложила рыбу в сумку, взяла чемодан и стала спускаться к такси.

Федора Савельева   из аэропорта на скорой помощи привезли в городскую больницу. В отдельной палате хирургического отделения его приковали наручником к кровати и посадили рядом вооруженного сержанта милиции.

Вечером Скворцов заехал в больницу. Главврач Михаил Георгиевич Романов встретил Сергея Павловича у входа. Все-таки не часто в больнице размещают убийц, приковывают их к кровати и сажают рядом вооруженного милиционера.

— Михаил Георгиевич, —  сразу после рукопожатия спросил  Скворцов – как там наш подопечный ? Выживет?

— Конечно, выживет. Я удивлён, что после такой аварии он легко отделался. Недельку-другую, конечно, должен полежать. Все-таки закрытая черепно-мозговая травма, ушиб головного мозга. Ну, и еще перелом грудины, треснули три ребра, и перелом ключицы. Надо понаблюдать, могут ещё быть ушибы легкого и внутренних органов брюшной полости. Пациент в сознании, даже немного поел.

— А в камере он не может доболеть?

— Давайте поговорим на эту тему через неделю. Сейчас трогать его не стоит. Можете пообщаться с ним.

Когда Скворцов вошел в палату, сидящий на стуле у дверей сержант поднялся и поздоровался.

Савельев выглядел неважно. Лицо было очень бледным. Грудь и ключица плотно стянуты корсетом из бинтов. Скворцов подошёл к кровати, помолчал и спросил:

— Тебя как зовут?

 Парень открыл рот, но ничего не сказал.

Скворцов оглянулся, увидел медсестру и спросил: «Может, он пить хочет?»

Парню поднесли  стакан воды, и он сделал глоток.

— Я спросил, как тебя зовут?

— Федя, — раздался слабый голос.

— А фамилия?

— Савельев.

— Это ты Амаяка завалил?

Савельев прикрыл глаза и промолчал.

— Откуда в Счастливый приехал?

Савельев отвел взгляд.

Ладно, хрен с тобой, молчи. Потом поговорим. В дверях палаты появился криминалист Игнатьев.

— Илья, привет! Откатай у этого  пальцы.

— Понял, Сергей Павлович.

В АН-24 из Счастливого летели вчетвером. Айсен с Ореховым сидели впереди, а Влад с Ириной Дмитриевной на последних сидениях  за ними. Она у окна, а он, прикованный наручниками  к её правой руке, рядом. У трапа их встречала дежурная машина горотдела.

Оформив в изолятор Цветкову, Айсен, Орехов и Влад поднялись к Скворцову. Было около девяти вечера.

— Устали, мужики? — весело спросил Сергей Павлович. — Попьем чайку с дороги и поговорим.

 Он открыл  холодильник, стоящий в углу кабинета, и стал вынимать  тарелки с  нарезанными колбасой и сыром. Потом  открыл банку сайры, положил на стол буханку черного хлеба и большой пучок зеленого лука. Снова нырнул в  холодильник и вытащил оттуда вареные яйца и бутылку водки. На подоконнике  закипел чайник.

— Будем считать, что рабочий день закончен.

Через полчаса Скворцов с Ореховым закурили.

— Итак, — начал Сергей Павлович, — что мы имеем?

Услышав знакомое вступление, Влад потянулся к сумке за блокнотом.

— На трассе перед Герценом задержан Федор Савельев, который подозревается в убийстве сапожника Амаяка Багаряна. Большая удача, что Валет его не пристрелил. Так что испытание пулемёта,  будем считать, проведено.  Сейчас этот Федя в больнице под стражей. Досталось ему прилично, но не смертельно. Пока ничего не говорит.

Но есть новость. Наш криминалист Илья Игнатьев в больнице откатал пальцы Савельева и обнаружил, что  его отпечатки схожи с отпечатками на ноже из квартиры Екатерины Лазаревой.  Два года назад мы этот нож, если помните, нашли рядом с погибшим в аэропорту Савиковым. В машине, в которой мчался Савельев, на заднем сиденье обнаружили  рюкзак. Среди вещей в нём нашли охотничий якутский нож со следами крови и баночку из-под сапожного крема с двадцатью пятью необработанными алмазами. Размером от  3 до 5 карат каждый.

— Когда Цветкова узнала о смерти любовника, она заговорила, — сказал Орехов. —  Она уверена, что Багаряна убили за то, что он вышел из-под контроля  хозяина из Еревана. Давтян, которого со спичечным коробком алмазов задержали в Красноярском аэропорту, был курьером. Отправляясь на юг за товаром, он каждый раз отвозил партию похищенных Цветковой алмазов.

— До тех пор, пока не стал в самолете пересчитывать валютные чеки в «Березку».

— Верно. Давтян приходится Багаряну родственником. И он должен знать человека, которого они все называют хозяином. Федя этот появился в поселке за несколько дней до убийства.

— По словам моего источника, Багарян очень плохо воспринял его появление. Называл его шакалом, — сказал Айсен.

— Да, то же самое сказала Цветкова, — подтвердил Орехов. – Алмазы, которые  пыталась провезти в соленой рыбе,  она в Москве должна была передать новому знакомому Амаяка. Именно этот человек согласился забирать у них алмазы за гораздо большие деньги, чем давал хозяин.

— Что за фигура? – спросил Скворцов.

— Это гражданин Израиля Зиц Семён Маркович. Постоянно проживает в Израиле, но часто гостит в Москве. Имеется номер его телефона. По нему-то  Цветкова и должна была  связаться по приезду.

Я думаю, надо выходить на  коллег из МВД СССР. Палыч, а ты помнишь Сашу Исаева, опера  из Якутска,  который с нами работал по   Ионесяну? Он сейчас в Москве служит. В седьмом отделе Главного управления по борьбе с экономическими преступлениями.

— Это отдел по борьбе с преступлениями в сфере оборота драгоценных камней и драгоценных металлов?

-Да. Наш, так сказать, отраслевой отдел. Давай я от тебя ему в Москву позвоню. Там еще  рабочий день в разгаре. Всего шестнадцать часов.

— А что, давай!

Когда Орехов минут через пятнадцать положил трубку, то сказал:

— Разговор сами слышали. Короче, Саша пробьет телефон и адрес этого Зица.  Наверняка  понадобится проводить оперативные мероприятия. Скрытое наблюдение, прослушку, да вообще мало ли чего. Необходимо, чтобы под реализацию нашего дела в Главке создали опергруппу. Поэтому  готовим спецсообщение, засылаем в Якутск, а оттуда за подписью руководства  нашего министерства пусть летит  в МВД страны.

Майор  Александр  Исаев работал в МВД уже больше года. После дела Ионесяна его пригласили на службу в Москву. В седьмом отделе  Главка, специализирующемся по выявлению незаконного оборота драгоценных металлов и драгоценных камней, возникла необходимость  в человеке, знающем алмазодобывающую промышленность  и особенности оперативного обслуживания таких объектов. Александр как нельзя лучше подходил  для этого. Львиная доля рабочего времени сотрудников центрального аппарата уходила на подготовку различных справок и докладных. Ничего не поделаешь. Такова специфика управленческой деятельности. Однако  он вскоре обратил на себя внимание именно как оперативный работник. В командировках по стране Исаев сразу активно начинал участвовать в работе по конкретным делам. В итоге его поездки  заканчивались реализацией оперативной информации. Грамотно встраиваясь в деятельность местных оперов,  ему удавалось  добиваться  результатов. Спецсообщения об изъятии драгоценного сырья в ходе удачных  разработок поступали после его командировок из регионов. Надо сказать, стиль работы Исаева напоминал стиль его  якутского друга Геннадия Орехова.

На следующее утро после разговора с Ореховым  в кабинете Александра раздался звонок  от начальника Главка.

— Александр Юнусович, зайди ко мне.

— Есть, товарищ генерал, — ответил Исаев и направился к дверям.

Генерал Птицын возглавлял Главк около месяца. Он прибыл из Санкт- Петербурга, где руководил борьбой с экономическими преступлениями местного ГУВД.  Будучи опытным служакой, он безошибочно из всего объема поступавшей ему информации вычленял сообщения, которые могли стать  перспективными в работе. В спецсообщении из Якутска он увидел перспективу. Да такую, о которой с гордостью, в случае удачи,  можно было бы докладывать на второй этаж.  Там располагалось  руководство министерства.

Когда  Александр вошел в кабинет, он увидел  за приставным столиком начальника своего отдела полковника милиции Смолина Павла Витальевича.

— Александр Юнусович, ты знаком с этой информацией? – спросил генерал, протягивая Исаеву листок с сообщением.

— Разрешите? — Исаев взглянул на Смолина. Тот кивнул головой.

— Так точно. Вчера со мной на эту тему разговаривал по телефону мой сослуживец из МВД Якутии Орехов Геннадий Иванович.

— И что скажешь?

— Информация очень серьёзная. Якутяне на днях возбудили два уголовных дела. Одно в связи с  убийством организатора хищений алмазов Багаряна, другое по факту изъятия в аэропорту поселка Счастливый  кристаллов драгоценного сырья у любовницы Багаряна Цветковой Ирины Дмитриевны. Наши коллеги просят помощи в проведении оперативно-технических мероприятий в отношении гражданина Израиля Зица Семёна Марковича. Именно ему Цветкова собиралась в Москве передать алмазы.

Товарищ генерал. Два года назад в  Якутии  была раскрыта группа расхитителей алмазов, возглавляемая Давидом Ионесяном. Драгоценных камней  изъяли на несколько миллионов рублей. И там не обошлось без трупов. В квартире Екатерины Лазаревой, сотрудницы  института алмазодобывающей промышленности, были обнаружены тела.  Её и любовника Гагика Ионесяна.  Он приходился родным племянником Ионесяну. Способ убийства  тогда  и  сейчас схожи. Подозреваемый,  некий Федор Савельев, пытался скрыться, но был задержан. При нем, кстати, тоже  обнаружены алмазы. Два года назад  Ионесян не назвал своего хозяина. Хотя мы подозревали, что камни уходили в Армению. Думается, наблюдение за Зицем даст нам возможность получить ответы на многие вопросы.

Генерал молчал. Одновременно он внимательно изучал Исаева. Видно было, что  доклад ему понравился.

—  Создаём оперативную группу. Задействуем седьмой отдел.  Ты, Павел Витальевич, организуешь  проведение всех требуемых мероприятий. Анализ поступившей информации и связь с якутскими коллегами на Исаеве. Докладывать о результатах мне после шести вечера  каждый день. Через два часа жду с планом  оперативных мероприятий.

Со стороны можно было подумать, что больной находится в прострации. Федор Савельев лежал неподвижно, и взгляд его был устремлен на датчик пожарной сигнализации. Однако, когда дежурный милиционер встал и вышел из палаты, пациент  забеспокоился.

 У сержанта Приходько скрутило живот. Настолько, что он еле добежал до туалета. «Грибочки тёщины, мать их ети, — уныло размышлял Приходько, сидя на унитазе. – Точно из-за них. Больше не из-за чего. Ничего, мужичок этот на койке никуда не денется. Он же пристёгнут».

Тем временем почти забытые чувство беспокойства, а потом и страха начали охватывать Савельева. Это началось еще в детдоме. Как-то старшие пацаны  закрыли его в актовом зале. Он просидел там всю ночь.  Самая страшная ночь в его жизни. Шестилетнему мальчишке начало казаться, что его никогда больше не выпустят отсюда. Под каждым стулом слышался шорох. В пианино на сцене раздавались чьи-то гулкие вздохи. Когда наступил вечер, ужас ребенка усилился. Хоть бы кто-нибудь пришел, шептал он. Кто-нибудь! Когда утром воспитательница вошла в актовый зал, то на полу перед дверью она увидела скорчившегося мальчика. Растолкала его, а он, увидев живого человека, вдруг схватил воспитательницу за ногу, прижался к ней и, тихо подвывая, повторял: «Не уходи, не уходи…»  Страх перед одиночеством в  помещении остался  у Савельева на всю жизнь. Вот и сейчас показалось, что милиционер ушёл из палаты навсегда.

 Влад подходил к палате Савельева. На третьи сутки  он решил, а почему бы не попытаться поговорить  с этим Федькой. Предупредив Скворцова, Лежнев отправился в городскую больницу.

За дверью Влад услышал протяжный  вой. Распахнув дверь, он увидел, что больной, повернувшись на бок, дергал наручник  и дрожал. Капитан подошел к кровати и потряс Федьку за плечо. Так же, как сделала это много лет назад воспитательница в детском доме. Федька повернул голову и на той же ноте снова завыл:  «Не уходи…». Дверь  открылась и, подтягивая ремень, в палату вошел Приходько.

В эту встречу Влад ничего не добился от Савельева. Тот, успокоившись, лежал на спине и делал вид, что не слышит вопросов.  Выйдя из палаты, сыщик в коридоре встретил главврача.

— Михаил Георгиевич, здравствуйте! Долго ему еще лежать?

—  Парень идет на поправку. Ушиб головы практически прошел, зрачки нормальные. Мы ему даже томографию сделали. Внутренние органы без изменения. Ну, а кости на груди и ключица у молодого человека срастутся быстро.  Только фиксирующие повязки придется делать недельки две-три.

— Когда я пришёл к нему, он лежал на боку и выл. А когда подошел и потряс за плечо, то он стал просить, чтобы я не уходил.  Странно.

— А что милиционер? При нём этот Федор выл?

— Милиционера в палате не было.

—  Надо с нашим психиатром проконсультироваться. Телефончик у меня есть. Доктор Васюков вам позвонит.

Психиатр перезвонил Владу к концу рабочего дня.

— Вы знаете,  Влад,  мне удалось поговорить с Савельевым. Кстати, можно к вам так обращаться?

— Конечно, доктор.

— Так вот, мне удалось поговорить  с этим парнем. Судя по всему,  реакция на работников милиции у него своеобразная. Со мной же он поговорил. В основном о своем детстве. Он детдомовский. Дошкольником его заперли на целую ночь в актовом зале.  На первый взгляд у него признаки аутофобии — боязни находиться в помещении в одиночестве. Но только в том случае, если его запирают против воли. Дома в своей комнате или в автомашине он может находиться совершенно спокойно. Но если запереть его насильно, начинается приступ. Хочу вам сказать, что это моё первое впечатление о Савельеве. Окончательный  диагноз я поставить пока не вправе. С этим больным нужно определенное время находиться рядом и работать.  Считается, что аутофобия возникает из-за отсутствия физической связи с родителями и полученной в детстве психической травмой.

— Спасибо за консультацию.

— Не за что.

Тем временем Александру Исаеву пришли первые стенограммы прослушивания  телефона Зица.  Тот несколько раз разговаривал с Ереваном и Тель- Авивом. Заинтересовал  разговор с неким Вагабом.  Этот Вагаб сказал, что у него приготовлен для московских друзей целый чемодан сладостей и пара бутылок отличного коньяка. Он хочет прилететь в столицу первого октября. На следующий день Вагаб снова упоминал сладости, коньяк и свой приезд. Создавалось впечатление, что вчерашнего разговора не было. И на третий день он навязчиво передавал Зицу ту же информацию.  Как будто  собеседники специально повторяли одни и те же фразы, которые своей периодичностью напоминали пароль.

На следующее  утро  Влад снова появился в палате Федора Савельева.

— Федя, кончай меня бояться. Ты же парень не из трусливых. По-моему,  просто ментов не выносишь. Правильно, я таких, как ты, тоже не очень люблю. Но работа есть работа. И ты мне кое-что должен рассказать. Значит, у нас такой расклад. Попался ты прочно. Обстоятельно с тобой будет разговаривать следователь. Ему ты расскажешь, зачем убил Багаряна, а два года назад поигрался ножиком с Гагиком Ионесяном и его бабой. Это еще два трупа. Но сейчас ты мне скажи, кто такой Вагаб.   Федя, отсюда через недельку тебя переведут в изолятор временного содержания. Но ситуация такова, что там остались только одноместные номера.

Судя по всему, такой вариант с ИВС Савельев  предчувствовал. Он понял, что ему дают шанс.

— Вагаб мне как отец, — сказал он.

27 сентября Геннадий Иванович Орехов с Айсеном погрузились на московский рейс, чтобы принять участие во встрече  Вагаба с  Зицем.  В Москву  они летели  пять часов.  В Домодедово их встретил Исаев и сразу повез в гостиницу МВД. По дороге Александр  рассказал, что удалось сделать. Контроль телефонных разговоров показал, что некий Вагаб прилетает первого октября. Зиц собирается его встречать.

  Владу удалось разговорить Федора Савельева.  Тот упомянул Вагаба как человека, заменившего ему отца. В шестилетнем возрасте он взял мальчишку на воспитание из ереванского детского дома. До шести лет его, можно сказать, воспитывало государство. Сам Вагаб в детстве с Федором общался  мало. Он отдал его в многодетную семью, живущую неподалеку. Поскольку помогал  этой семье довольно щедро, то и у светловолосого славянского ребёнка особых проблем не было. Он рос, учился в школе, изредка бывал в гостях у бородатого человека,  взявшего над ним опеку. Лет с девяти  Вагаб стал чаще звать его в свой дом, где маленький дворик окружала высокая каменная стена. Здесь Федька познакомился с мужчинами, приходившими в гости. Некоторые из них давали ему фрукты и сладости. Между собой они называли Вагаба Монахом. Может, потому, что тот все время одевался в чёрное. Однажды Монах познакомил мальчика с невысоким худощавым парнем и сказал: «Это Самед.  Будет учить тебя бороться, чтобы никто не смог тебя обидеть.»

Теперь после школы Федька стал тренироваться с  Самедом в том же дворике, где  сидел Монах перед своей печкой.  Самед заставлял мальчишку отжиматься, поднимать камни, колоть дрова. Потом учил его разным приёмам. Но это  была не такая борьба, как возились в школе друг с другом пацаны. Самед учил неожиданно бить противника кулаками и ногами. Наносить удары в голову, горло,  сердце, в солнечное сплетение.  Главное, говорил он, чтобы ты всегда победил своего врага. Использованием  кулаков и ног тренировки не ограничивались. Парень научил Федьку метать нож и наносить им неожиданные удары. Убить врага можно чем угодно, говорил он. Для этого любую вещь можно использовать. От камня и палки до простого карандаша.

К двадцати годам Федька изменился. Он превратился в крепкого юношу, невысокого,  собранного и опасного. Однажды Монах, которого он слушался беспрекословно, сказал ему: «Никогда не дерись на людях. Лучше уйди, и пусть тебе вслед смеются. Будешь наказывать только тех, кого надо».

Монах стал посылать Савельева с  заданиями в разные города страны. Простоватое лицо юноши ни у кого не вызывало   вопросов. Федор передавал  письма, посылки, чемоданы и сумки различным людям, не спрашивая ни о чём.

 Иногда приходилось выполнять, по словам Монаха, задания-наказания. Он мог избить до полусмерти практически любого.  А потом успел исполнить и несколько смертных приговоров.  Для него такое было проще, чем прутиком срубить головку одуванчику.  Монах подметил у парня равнодушие к боли и чужим страданиям еще в детстве.

Потом с отдельными поручениями Федор Савельев  стал летать в Якутию. Два года назад он наказал там по приказу Вагаба  Гагика Ионесяна. Лазарева подвернулась под руку.

Савельев рассказал Владу, что Багарян, по заданию Монаха, один раз отвозил алмазы в Москву. Но потом Монах сказал, что Амаяк стал вести свою игру. В этот раз надо было наказать Багаряна и привезти оставшиеся у него алмазы.

В  разговоре с Амаяком, состоявшимся в сапожной будке, тот сказал Федьке, что ему надоело работать и рисковать ради Монаха. Теперь камни будут возить подруга Ирина и он сам. Это были его последние слова. Неуловимым и стремительным движением Савельев рассек ему горло.  Потом обыскал мастерскую и нашел в тумбочке баночку с алмазами. Взял из кармана убитого ключ от джипа и поехал в общежитие.  Там спокойно переночевал. В пять утра он вернулся к мастерской сапожника и погрузил труп в Ленд Крузер. Монах приказал сбросить тело Багаряна в озеро грязи на хвостохранилище фабрики. «Там еще много непромытых алмазов. Теперь они все будут принадлежать ему». Потом Савельев вернулся в общежитие.

Когда дежурная Клава  в 7 утра начала, как обычно,  протирать полы на втором этаже, Федька вышел из комнаты и позвонил с  телефона вахтёрши в милицию. Передав анонимное сообщение про Цветкову, он собрал рюкзак и вышел на улицу.  Плотно позавтракал в столовой и пошел в соседний двор, где вчера оставил машину.  Не торопясь, разогрел двигатель и поехал на окраину поселка на автозаправочную станцию.

Монах ещё дома проинструктировал о пути отхода из Счастливого. После «наказания» Багаряна ему надо было по трассе на попутке добраться до Герцена. Там сесть на рейсовый автобус, приехать в Город и улететь самолетом в Москву.  В столице они должны были встретиться. Федька сначала так и собирался добираться до Герцена.  Но подвернулся Ленд Крузер. Поэтому поехал на нём.

Первого октября в аэропорту Домодедово приземлился ТУ-134 из Еревана. Вместе с толпой пассажиров из самолета вышел высокий мужчина с седой бородой в чёрном пиджаке и чёрной рубашке. Помахивая  дипломатом, он направился к автобусу. Из аэровокзала  вышел через стеклянные двери и сел в вишневую тойоту. За рулем сидел полный мужчина в больших роговых очках. Они посмотрели друг на друга и вдруг с изумлением увидели, что перед машиной наперерез   встала чёрная Волга. Одновременно распахнулись обе двери, сильные руки вытащили и уложили на асфальт водителя и пассажира.

Свой груз Монах вёз, не таясь. В то время в Аэрофлоте не было такого тщательного досмотра багажа и ручной клади.  Под  слоем пакетов со сладостями были обнаружены 138 крупных необработанных алмаза и два килограмма золотого песка. Судя по всему, интересы Монаха распространялись и на золотодобывающие районы.

Господин Зиц, как потом установило следствие, обеспечивал переправку валютных ценностей за рубеж. Узнав о задержании своего хозяина, заговорил и Давтян. Однако чего-то нового, кроме объемов перевезённого им сырья, он рассказать не смог.

Через несколько дней Монах и Зиц были этапированы из Москвы в следственный изолятор  Якутска.

                                                    ***

Айсен Петрович Федоров смотрел на проносящиеся в окне покрытые снегом деревья и думал,  как быстро бежит время. Заместитель министра внутренних дел Республики Саха, полковник полиции, он  вспоминал, сколько раз ему приходилось по служебным делам ездить по этой дороге. Вот и сейчас  вместе с начальником Управления внутренних дел улуса они должны посетить подразделения полиции в населенных пунктах, лежащих вдоль трассы: Светлый, Герцен, Слава, Счастливый.  Айсен Петрович возглавлял плановую инспекторскую проверку МВД Республики Саха в районе алмазодобытчиков. В городских и поселковых  отделениях внутренних дел алмазного края  работают сотни сотрудников, на балансе стоит значительное количество автотранспорта и вооружения, зданий, гаражей. На водохранилище в Герцене плавает даже милицейский катер. И всё это должно работать отлаженно и с пользой для дела.

Район — житница северной республики. Часть средств от добычи алмазов   стала  источником для развития городов и поселков Якутии. В последние годы  интенсивно  строился и расширялся Якутск. Всё-таки столица. Но, попадая в сельские улусы, путешественник по Северу  нередко мог столкнуться с деревнями,  застывшими в своем развитии на многие десятки лет.

Инспекционная бригада начинала работу в Городе, а Айсен Петрович, вместе с начальником местной полиции, решил лично посмотреть и проверить службу там, где прошла его молодость.

Жена Айсена Петровича Туйара была родом из села Мегино-Алдан.  Как-то летом, уже работая заместителем министра внутренних дел Якутии, Айсен с семьей  поехал туда, чтобы встретить с родными праздник Ысыах. Туйара захватила с собой двухтомник с романом «Алампа» про  якутского писателя Анемподиста Софронова. Эту книгу написал народный Писатель Якутии, её земляк.  От мамы Туйара узнала, что  Писатель гостит в Мегин-Алдане, поэтому и решила взять у него  автограф.  Айсен Петрович знал и много слышал о нём, но лично знаком не был.

Во дворе стояла большая лиственница. Под ней у маленького костерка из сосновых чурочек  сидел Егор Петрович. Увидев гостей, он очень обрадовался.  Женщины захлопотали, накрывая стол здесь же под открытым небом.

После застолья Егор Петрович сказал:

— Скоро в селе будет Ысыах, а я здесь устроил свой  обряд  Алгыс. Сам знаешь, у якутов принято встречать гостей издалека поклонением духу огня.

Потом продолжил:

— Айсен Петрович, я рад, что ты с женой приехал ко мне. Я немало читал в газетах об алмазных делах в вашем районе. Упоминалось и твоё имя. Мне очень интересно послушать о твоей работе.

Айсен долго рассказывал Писателю о своей жизни в Городе. О друге Владе, который сейчас работает начальником отдела в Управлении уголовного розыска МВД России. Тепло говорил о Скворцове и Орехове, которые уже  на пенсии.

 Рассказал он и о крупном хищении в Счастливом на алмазодобывающей фабрике. С  тех пор прошло уже больше тридцати лет. Но у Айсена  события эти стоят перед глазами будто совершились вчера.

Айсен Петрович с улыбкой вспоминал, как перед возвращением домой  искал по московским магазинам мандарины и сосиски, чтобы побаловать своих.  Потом он пробился в Детский мир и купил огромный набор для новорожденных.  Лежневым.

Егор Петрович сходил к дровнику и набрал еще чурочек, опустился на траву и сказал:

— Я недавно смотрел статистику. За всё время у нас в Якутии добыли алмазов на 72 миллиарда долларов. Мне кажется, что с такими деньжищами жизнь у нас на Севере должна быть получше. Посмотри в магазине, сколько стоят фрукты и овощи. А бензин! Да мало ли что. Посмотри, как живут на селе простые люди. Да, построены хорошие школы и больницы. Но их так у нас мало. Не считая воров, с которыми ты боролся всю свою жизнь, кто еще пользуется этим богатством? На встречах читатели меня спрашивают, почему в Кувейте и Эмиратах люди, благодаря природным богатствам своей земли, так хорошо живут?  Ну что я отвечу?   И все-таки знаешь, я уверен, что мы еще увидим другую жизнь. Своё небо в алмазах.

 В 2011 году народного Писателя не стало. Айсен вспоминал их  встречу и грустно смотрел в окно. Слева осталась дорога на поселок Слава.  Машина устремилась на Север.  Начался подъём на Лысую гору. Так между водителями назывался этот последний  перед Счастливым перевал.

 Гора действительно была лысой. На обдутой  ветрами вершине были разбросаны невысокие гранитные останцы. Местные называют их киhилээхи  (место, где есть люди – якутск.)  Причудливые гранитные формирования издалека  напоминали человеческие фигурки.  Впереди на дороге стояли люди и несколько автомашин.  Все смотрели вверх. В тёмной выси буйствовало северное сияние. Оно было бесшумным и одновременно яростным. Гигантские зеленые ленты, окаймленные разноцветными сполохами, перекатывались по  ночному небу. Было около пяти вечера, но полярная ночь давно вступила в свои права. Внезапно северное сияние пропало, и в пространстве над головами рассыпались миллионы блестящих звездочек.

«Наше небо в алмазах», — подумал Айсен.

                                                                                                                                                                Деревня Долгое Ледово

                                                                                                                                                                11 февраля 2022 года.

***

Начало — Георгий Кан. ГЛАЗ СТРЕКОЗЫ. Маленькая повесть. Часть 1

Источник: https://literra.online/publications/authors/georgiy-f-novikov/glez-strekozy-povest

Мы в Telegram

Telegram