Александр Кан. Голос и страх (Герой и Антигерой в прозе корейских писателей СНГ)

Александр Кан

Александр Кан

 

        Несомненно, всегда существует один вопрос, которым задаются люди, в пределах своей нации или поколения, – задаются в настоящем, оглядываясь на прожитое, и в то же время обращая свои взгляды в будущее. И вопрос этот таков. Кто он, «Наш Герой», какими характерными и уникальными свойствами он обладает, и вообще, абсолютным выразителем времени,  существует ли таковой? Тем более, этот вопрос актуален  для литературы того или иного народа, ибо без его разрешения национальная литература, и в еще большей степени литература диаспоры, то есть, всегда меньшинства, вообще не имеет смысла. Зададимся этим вопросом и мы, обращаясь к произведениям корейских писателей СНГ, выясним, кто в них есть герой, а кто антигерой, и насколько эти понятия относительны  или  абсолютны?

        И начнем мы свое исследование с вполне эмблематичного рассказа казахстанского писателя Хан Дина «Страх» («Живой Будда», пьесы, рассказы, публицистика, изд. «Жазушы», Алматы, 2001 г.), в котором автор напрямую ставит вопрос о Герое и всерьез его разрешает. Итак, все тот же злосчастный 1937 год. Корейцы насильственно перевезены  с Дальнего Востока в Казахстан, в частности, в Кзыл-Орду, где заново обустраивается Корейский педагогический институт, в котором работает преподаватель Ли. Собственно событийная канва рассказа начинается с того, как Ли вызывает к себе новый ректор института и, познакомившись с ним, невозмутимо предлагает ему сотрудничество с партруководством на предмет выявления незримых идеологических врагов.  Или, попросту говоря, предлагает ему стать доносчиком, «стукачом». В ответ Ли не ясен, не внятен, и  покидает он кабинет, не чуя ни ног под собой, ни себя, ни мира окрест себя, и так описывает его состояние автор: «Страх от сделанного ему предложения смешивался с омерзением от собственного ничтожества, будто он уже донес на кого-то. Донес, чтобы самому оставаться не тронутым, ходить на обед к жене, спать возле ее теплого тела».

        В таком омерзительном состоянии Ли пребывает несколько дней, вдобавок, совсем недавно он потерял близкого друга, на которого как раз кто-то донес. В памяти его всплывает одна и та же история, рассказанная другом о провокаторе-козле, который водил овец по узкому специальному коридору, в тупик, затем исчезал за персональной маленькой дверцей, а несчастных овец по очереди, жестоко и жутко, забивали на мясо…

       В выходные Ли вместе с женой отправляется в баню. Раннее утро, в бане еще мало народу, он парится, тщательно моется, точно пытаясь отмыть себя от грязи, облепившей его за последние дни,  и вдруг с тоской представляет, что если что-то случится, то  телу его, «крепкому телу, без складок и морщин», в первую очередь несдобровать. На обратном пути Ли с женой видят людскую очередь у магазина за сырдарьинским сазанами.  Жена встает в очередь, а Ли идет за деньгами домой, но по пути заходит в институт, в надежде занять денег у кого-нибудь из коллег. И там, в институте, в преподавательской комнате, он становится свидетелем кошмарной картины.

       Пьяный по своему обыкновению истопник топит печь ничем иным, как древними корейскими книгами, так бережно перевезенными лишенцами с Дальнего Востока. Там были десятки томов знаменитой корейской энциклопедии «Мунхэн биго», книги о географии Кореи, изданные в 11 веке, свод законов династии Ли, а «возле печи, прямо под ногами истопника, Ли заметил учебник «Тысяча иероглифов», по которому он и его сверстники учились в деревенской школе грамоте». Когда он спрашивает у пьяного истопника, почему он это делает, тот грубо, с попутным матом и оскорблениями, сообщает, что так распорядился ректор. Ли в полном ужасе, не знает, как остановить варвара, но тут к истопнику приходит его маленький сын, с трагическим известием о том, что некий дядя Вася, очевидно, собутыльник отца, попал под машину.

        Здесь стоит отметить особенности местных ландшафтов, описываемых автором. «По улицам города носился, чихая и фыркая, грузовик с расхлябанными бортами и полуоткрытым капотом. Пыль от него походила на дымовую завесу. А навстречу, как в колдовской связке, крутился песчаный смерч – одинокий столб, вращающий обрывки бумаги и куски истлевшего кизяка. Смерч был такой же постоянной достопримечательностью города, как и этот пьяный грузовик, несущийся сумасшедшими зигзагами вдоль улиц». Очевидно, под этот грузовик и попал несчастный дядя Вася.  В конце концов, истопник уходит вместе с мальчиком, предупредив, под угрозой смерти, чтобы Ли ни в коем случае не трогал книги. Едва они выходят, как преподаватель быстро собирает оставшиеся тома и перетаскивает их к себе в комнату, а в печь забрасывает стопки старых газет и бумаг, чтобы его не улучили в подмене.

        Последующие события в рассказе связаны с почти детективным укрытием бесценных книг, затем многотрудной отправкой их почтой в  республиканскую библиотеку в Алма-Ату. Ли отдает вокзальным грузчикам последние деньги, уговаривает почтового служащего принять книги без паспорта, ибо у него, инородца, нет паспорта, и наконец, в финале рассказа, спрятавшись в землянке, вблизи железной дороги, он с трепетом наблюдает, как его сокровища сгружают в почтовый вагон. Наконец поезд трогается, и в тот же момент, так пишет автор: «Стало тихо, и тут страх отпустил, совсем отпустил утомленного, измученного им корейца».

        Итак, в нашем ряду это первый герой, назовем его Героем-Хранителем,  в прошлом «утомленный, измученный страхом кореец», который стал героем благодаря совершенному им подвигу, и именно эти драгоценные книги, оказавшиеся в опасности, раскрыли в нем Личность, вдруг переставшую чего-либо бояться. Но проходит время, и  связь с традицией, культурным прошлым, корнями, неизбежно утрачивается, что незамедлительно отражается в произведениях корейских писателей, быть может, даже неосознанно.

        Рассмотрим рассказ следующего автора Цой Ен Гына под названием «Последняя пуля» (здесь и далее из сборника «Невидимый остров», изд. «Жибек Жолы», Алматы, 2004 г.). Итак. Сахалинское лето 1945 года. Герой рассказа Ким Чун Себ попал на Сахалин из Кореи не по своей воле. «Однажды в деревню, где он жил со своими родителями и тремя младшими сестрами,  пришли японские жандармы. Они согнали на площадь всех жителей и стали выбирать среди них крепких молодых мужчин. Родители Чун Себа, узнав о том, что сына забирают на остров, стали умолять, чтобы оставили кормильца семьи. Но все уговоры были напрасными».

        Таким образом, вырванный из родного гнезда, Чун Себ попадает в рабство к японцам. И, спустя время, все знают его в лагере как робкого, боязливого человека.  Работая на хозяев, он никогда не пререкается с ними, молча переносит тяжелый труд, их постоянные издевки. Однажды работавший с ним старик Хон не выдержал и спросил его: «Что ты за человек? Ни с кем не общаешься, все молчишь, да вздыхаешь… Что у тебя на душе? Может, помочь чем-нибудь?» В конце концов, сердобольный старик женит Чун Себа на красивой, тихой, работящей, из бедной семьи,  девушке Суни, в надежде на то, что брак поможет ему, изменит к лучшему.  У них рождается сын, оба, Суни, и Чун Себ, не любят шумные компании и ведут укромную семейную жизнь. У Чун Себа есть друг, Чун Ир, полная ему противоположность. Он весельчак, балагур, задира, всегда что-нибудь вытворял,  а в стычках с японцами умел за себя постоять. Однажды, на глазах у Чун Себа, его друг опять сцепился с японцем, в результате чего японец жестоко избивает его, а Чун Себ так и остается стоять в стороне. «Размазня ты, а не друг!» — с обидой бросает ему после Чун Ир, тот же, помня, что однажды друг спас ему жизнь, лишь молча опускает глаза.

        Таков наш главный персонаж, который продолжает жить своей тихой, от всего и  всех в стороне, почти мышиной жизнью.  Но меняются времена, японцы, проиграв войну, спешно покидают Сахалин, в город приходят русские. Эта перемена никак не сказывается в жизни Чун Себа, он по-прежнему всего боится, и когда в его дом, после убийства русского солдата, приходят, с проверкой документов, патрульные, хозяин опять же безропотно, без всякого сопротивления, уходит вместе с ними.  Вечером того же дня его отпускают, но липкий страх никак не оставляет несчастного Чун Себа.  Заметьте, как Страх становится ключевым понятием в нашем исследовании! И этот постоянный страх корейца накликает-таки на него беду.  А именно, в одну осеннюю холодную ночь кто-то стучит в окно к Чун Себу. Тот идет открывать, перед ним японец с пистолетом, очевидно, еще не успевший покинуть Сахалин.  Японец нагло требует вина и еды, и когда хозяин беспрекословно все ему подает, тот, насытившись, вдруг замечает в дальней комнате его перепуганную красивую жену.

        Дальше происходит последний ужас в жизни Чун Себа. Подвыпивший японец, размахивая пистолетом, набрасывается на Суни, правда, Чун Себ еще пытается как-то ее защитить, и хотя он намного сильнее японца, тот, очевидно, крепче духом, жестоко избивает его, затем опять набрасывается на молодую женщину. А муж, вместо того, чтобы защищать Суни и маленького сына до последнего,  парализованный страхом, выползает на карачках из дома, ложится с воем на землю и замирает под холодным звездным небом, не понимая, жив он или уже мертв. Затем раздаются три выстрела, – два сразу, один позже, – раскалывающие, точно хрустальный, свод неба над его головой. На утро выясняется, что после изнасилования Суни  все-таки умудрилась выхватить пистолет у японца и застрелить его. Затем, обесчещенная и опозоренная, рядом с окровавленным трупом, в обнимку с перепуганным сыном,  она ждет до рассвета мужа, и так и не дождавшись, третьим выстрелом убивает себя.

        Вполне логично может возникнуть вопрос. Что это за историю нечеловеческого унижения я вам сейчас пересказал? И что несет собой это литературное произведение, вдобавок, под названием, акцентирующим позор мужа, «Последняя пуля»? Какого героя или антигероя? Очевидно, последнее. Ибо Чун Себ, даже с учетом всего его тяжелых обстоятельств,  есть самый настоящий антигерой, патологически одержимый каким-то фатальным страхом, – настолько, что даже беда любимой жены не способна вывести его из проклятого оцепенения.

        Следует повторить, что если преподавателя Ли из рассказа «Страх» спасают от страха древние книги его предков, то у Чун Себа просто не такой силы, – катарсической, родовой, – которая могла бы вернуть его  в человеческое состояние. Таким образом, герой рассказа «Последняя пуля» есть самый настоящий Герой-Паралич, голем страха и гений паники, очевидно,  собравший в себе весь многовековой страх своих предков и пращуров, которому он, словно под взглядом гадюки, не в силах противостоять. Тогда впору задать вопрос. Как быть и что делать? Ведь на этом герое-антигерое собственно можно закончить наше исследование. И, тем не менее, утверждаю я, кровь, которая течет в жилах корейских героев и авторов, как любая кровь, неодолима, иррациональна в своей слепой, животворной силе, и если пока не случаются ее достойные воплощения, то все-таки еще есть надежда, что они  впереди.

       Обратимся к следующему автору и его произведению. Рассказ Лаврентия Сона «Внутреннее сопротивление». Герой рассказа: корейский юноша, приехавший, очевидно, в хрущевско-брежневские времена, в город Свердловск с намерением поступить в Уральский политехнический институт. Но в приемной комиссии, так пишет автор, пролистав мои документы, тут же возвращают их обратно, по причине моего слабого здоровья. Таким образом, все коллизии и перипетии этого скорее автобиографического очерка сводятся к попыткам юноши поступить в другое учебное заведение, «лишь бы была стипендия приличной, на которую можно прокормиться и одеваться». Наконец герой выбирает радиотехникум, где, очевидно, дают приемлемую стипендию, юноша сдает вполне успешно экзамены, но на последнем, по любимой им физике, (после неожиданного спора с педагогом о внутреннем сопротивлении радиопередатчика), ему ставят «3». В результате по конкурсу он не проходит. Что делать?

       Герой возвращается в свои «вагоны», там, в железнодорожном тупике, его приютила сердобольная проводница на пенсии, тетя Таня. Выслушав жалобы абитуриента, она советует ему обратиться за помощью, если уж не к самому директору техникума, то к начальнику их железной дороги. Ибо начальник, считай, царь, всегда рассудит, пожалеет, поможет… Так герой и поступает. Все последующие дни он мучительно обивает пороги  высокого кабинета, продолжая выслушивать, как и прежде, при поступлении, обвинения в своей «нерусскости». «Я же вам русским языком говорю, его нет. Вы по-русски хоть понимаете?». В конце концов, он попадает-таки к начальнику дороги,  тот, не дослушав, переправляет его к начальнику отдела кадров, последний же, неожиданно сжалившись над инородцем, идет просить за него перед директором техникума. И нашего героя зачисляют.

        Когда молодой человек, спустя три года, заканчивает техникум и  защищает диплом, он вдруг впервые вспоминает о свое защитнике, Аркадии Ивановиче, и решает посетить его со словами благодарности.  Но в управлении ему сообщают, что Аркадий Иванович три года назад скоропостижно умер, и так дипломированный специалист, в своем светлом порыве, остается ни с чем.

         Вот собственно и вся история, рассказывающая нам, очевидно, о внутреннем сопротивлении юноши перед жизнью, которая, конечно же, в силу своей заурядности, не имеет никакой художественной ценности. Для чего же тогда я привел ее в пример? А для того, чтобы показать появление в произведениях корейских авторов абсолютно нового, назовем его, наивного героя. Ведь только будучи абсолютно наивным, корейский юноша мог, выслушав наставления простой, добросердечной тети Тани, добиться того, чтобы, вопреки слабости здоровья и «позорной нерусскости», его приняли в учебное заведение. Соответственно наивным, от первого лица, является и тон всего повествования. Так что дает нашему размышлению этот  Герой-Наив? Очевидно, некий параллельный способ выживания и существования. Ведь если прежние герои, исторически старше данного, были опутаны и пронизаны неотвязным, липким страхом, то значит, автору, не способному совладать с этим злом, следует – здесь важный момент! – в одночасье забыть об этом страхе. Или, по крайней мере, сделать вид, что его никогда не было.

         Прямым доказательством данного утверждения является следующий рассказ того же автора под названием «Дон Базилио». Точнее и опять же, это не рассказ, а сказка, сказочка, с претензией на иносказание, о… некоем птенце из рода краснозобых казарок, то есть, утенке или, не важно, гусенке. Этот утенок, вылупившись из яйца, не обнаруживает рядом матери и, клятвенно пообещав своим еще не вылупившимся братьям и сестрам  найти ее, отправляется на поиски. При этом он вынужден скрываться от разнообразных хищников-врагов, кормиться по ходу всякими травами, почками, и вот, удача: на своем пути он встречает людей, очевидно, путешественников, которые проявляют заботу о нем, ласково называя его почему-то сначала Василием, а потом доном Базилио. В сложном общении с людьми этот чудо-утенок проявляет невиданные для птенца и вообще птицы  интеллект и сознание. Например, так он рассуждает о людях или «бескрылых»:  «Наевшись досыта, они, хищники, грабят бедный птичий люд про запас и в том не знают никакой меры. Какой пример они подают бескрылым, которые радостно и с энтузиазмом, достойным восхищения, стали пользоваться законами тундры и дремучих джунглей? И ведь мучаются они, переживают по поводу содеянного, но в отличие от дикого зверья, страдают инфарктами и  расстройствами гигантских желудков, и чтобы совесть особливо не мучила, они блаженно засыпают вместе с ее остатками возле каминов или плавятся в саунах».

        Как видите, этакий корейский Donald Duck, или неизвестный доселе тип птицы-моралиста. А, может, согласно мифологии, сакральный гусь, творец нового справедливого мира? … В конце концов, люди, или «бескрылые», в неподдельной заботе о высоконравственном доне Базилио, подбрасывают его в чужое гнездо. И после гусыня, так и не заметив, что в ее полку прибыло, отправляется со своим выводком на поиски, как водится, загулявшего отца. В конце концов, поиски завершаются успешно. Базилио обретает новую и полную семью, напрочь забывая о своих клятвах, кровных братьях и сестрах, и главное, о матери, и вместе с новыми родственниками собирается в увлекательное путешествие по  необъятному океану.

        Таким образом, герой-наив из рассказа «Внутреннее сопротивление» превращается в «Доне Базилио» в гипер-развитого утенка, и здесь мы можем констатировать появление нового героя, Героя-Оборотня, во всех смыслах этого слова. И это весьма симптоматично.  Ибо, если вспомнить знаменитое, набоковское «надоело быть человеком», а  тем более, корейским человеком, то, значит и, стало быть, можно превращаться в кого угодно! В гуся, утку, в любое магическое животное, или, что намного правдоподобней, в некоего другого человека, другой, более предпочтительной, расы, с другим,  более охранным цветом волос и разрезом глаз. Что есть еще один «спасительный» выход для корейских писателей СНГ, не правда ли? … И это отдельная большая тема, требующая особого рассмотрении, посему лишь отметим ее, чтобы однажды к ней вернуться.

        Итак, вопрошаем непраздно, каков же все-таки аутентичный герой в прозе корейских авторов? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к  исходной проблеме человеческого существования. Если земной мир так зол, агрессивен, полон страхов и ужасов, то, как же спастись от него, все-таки оставаясь человеком? Причем, своего рода и племени … Но ведь сейчас мы говорим о литературе, о творчестве, в лучшем случае, об искусстве, и разве само искусство, мир прекрасного, не является тем самым спасительным выходом для нашего героя? Является и еще как.

       Рассмотрим повесть Михаила Пака «Натюрморт с яблоками» («Танец белой курицы», романы, повести, изд. «Святигор», Москва 2002).  Москва. Наши дни. Герой – фотохудожник Дмитрий Ли-Маров.  Так, через двойную фамилию,   автор отмечает в своем персонаже, его принадлежность к двум культурам: корейской и русской.  Соответственно герой  полукровка, что опять же – иная кровь, – вызывает непрестанные, порой настороженные, вопросы у автохтонных персонажей повести, с которыми он встречается.  В чем заключается развитие истории? Фотохудожник Ли-Маров, как все или многие художники, не имеет ни постоянной работы, ни дома, он живет на подмосковной даче у друга, и время от времени выезжает в город, в поисках заработков.  При всем этом, его то и дело посещает яркие, не подернутые временем, воспоминания. Собственно с одного из них и начинается рассказ: о женщине по имени Эмилия, которая научила Дмитрия фотографировать и стала его первой любовью.  Воспоминания о ней так неотвязны, что герой поневоле ищет ее черты и образы в других женщинах. Так он знакомится в электричке с некоей Алиной,  которая впоследствии становится его близкой подругой. А еще его преследует иное видение – двойника, которого он безуспешно пытается вызреть, разглядеть в безликой московской толпе, однажды перепутав даже с магазинным манекеном.

       Эта – буквально! – страсть, тоска по некоему брату, другу, половинке, самым непосредственным образом отображает глубокое одиночество героя, которым пронизано художественное пространство рассказа. Неприкаянный московский люд – привокзальные бомжи,  бойкий инвалид в коляске, с пеной у рта требующий милостыню, как водится, неустроенные в личном плане московские женщины, угрюмые, вороватые продавцы в метро, друг Ли-Марова, у которого он живет на даче, сбежавший после развода неизвестно куда, девицы-модели, готовый отдаться за фотосъемку, и т. д., – вот те люди, которые  населяют печальный мир Михаила Пака.

       Однажды Ли-Маров вновь встречается с Алиной, так напомнившей ему в электричке Эмилию, и между ними заводится дружба, затем интимная связь. Алина проникается его проблемами и находит ему хороший заказ от иностранца. Художник наконец получает достойные деньги за свои фотографии, и вечером они весело отмечают это событие в ресторане. После ресторана  Алина сообщает Дмитрию, что должна ехать к дочери, но обещает обязательно приехать к нему завтра, и фотограф возвращается к себе, на дачу, один. Уже в сумерках, на подходе к дому, Ли-Маров замечает некую угрюмую компанию, идущую ему навстречу. «Не бойся, — говорит он себе, — они просто идут на станцию». Но, к несчастью и ужасу, он ошибается, местные урки  с диким восторгом набрасываются на него, жестоко избивают, забирают у него, бездыханного, все деньги, после чего  художник, добравшись-таки до дома, решает, в полном отчаянии, покончить с собой.

       Вот знаменательный момент во всем нашем размышлении! Впервые в рассматриваемом нами ряду, герой, Герой-Художник, решает покончить с собой, а точнее, – со своей Кровью, Одиночеством, Отчаянием и Страхами. Но в самый напряженный момент к нему спасительно приходит видение.  Прекрасная женщина, – то ли первая любовь Эмилия, то ли некий женский абсолют, идеал, – предлагает ему войти в райский сад, до грехопадения, чтобы вновь пройти человеческий путь, но уже с твердыми словами «мы ничего не боимся».  Какие важные, ключевые для нашего исследования слова, которые произносятся в прозе корейских авторов впервые. МЫ НИЧЕГО НЕ БОИМСЯ! А на следующее утро избитый, но живой Ли-Маров видит в окно, как бежит к его дому счастливая Алина. Итак, – здесь и заканчивается рассказ, – жизнь продолжается.

       Завершая наш путь по произведениям корейских авторов, мы можем констатировать, что встретившиеся нам герои таковы: Герой-хранитель, Герой-Паралич, то есть, Антигерой, Герой-Наив, затем Герой-Оборотень, по сути, также Антигерой, и, наконец, Герой-Художник.  А теперь вновь зададимся вопросом, кто и что есть главный герой и антигерой в прозе корейских писателей СНГ? Очевидно, сквозным, символическим и метафизическим героем этой национальной литературы является Кровь, которая течет в жилах авторов и их персонажей и которая избирает самые разные, достойные ли, уродливые, пути для своего воплощения. Очевидно, главным антигероем  корейской литературы является Страх, который не оставляет в покое ни одного из перечисленных нами персонажей. И наконец, есть третий немаловажный момент – это  отношение героя к миру. Каково же оно? С одной стороны, это Стыд за низменное в человеке. Ли-Маров, лежа на земле, под шквалом пьяных ударов, глядел в небо, и «оттуда некто смотрел вниз, наблюдая, как в темной ночи четверо избивали одного. Человеческая жизнь примитивна,  говорил тот с высоты, — В чем же тогда смысл? А нет смысла. Весь смысл человеческого существа – это бить себе подобного».  Какие безнадежные слова, тем более, если вспоминать всегда кровавую историю человечества! Но с другой стороны, как видим мы из того же рассказа, есть любовь к высокому в человеке, к лучшим его творениям, к искусству, к любимой женщине, ко всему прекрасному, что создано все тем же человечеством. И значит, Любовь всякий раз должна преодолевать Стыд, и это единственный императив, который не вызывает никакого сомнения.

       Теперь настала пора выйти за национальные пределы. Итак, если Герой-Кровь и Антигерой-Страх, у нас, писателей разных диаспор, народов, рас, могут быть различными, то посыл наш, Любовь, Преодолевающая Стыд,  всегда один и един. Он надмирен, абсолютен и лежит вне всякого национального пространства и времени. А писатель, собственно и являющий собой Голос Крови, должен, да, именно должен, в каждом своем произведении вызывать на бой этот Страх, сиречь, страхи человеческие. И раз уже речь зашла о писателях, – на самом-то деле самых главных героях, –то вспомним напоследок незабвенные слова Уильяма Фолкнера, из его нобелевской лекции 1950-го года, давно ставшие хрестоматийными. Заметьте, как они актуальны сегодня!

       «Легко говорить, что Человек бессмертен просто потому, что он все выдержит. Когда отзвонит и угаснет последний перезвон колокола судьбы с одинокой скалы, бесцельно повисшей в красном зареве на краю тьмы, — даже тогда останется еще один звук: слабый, но неистребимый голос Человека. Я не признаю этого! Я верю, что человек не просто выстоит, он восторжествует. Он бессмертен не потому, что никогда не иссякнет голос человеческий, но потому, что по своему характеру, душе человек способен на сострадание, жертвы, непреклонность. Долг писателя – писать об этом, помочь человеку выстоять, укрепляя человеческие сердца, напоминая о мужестве, чести, надежде, гордости, страдании, жалости, самопожертвовании, – о том, что составляет славу человечества. Голос поэта не может быть простым эхом, он должен стать опорой, основой, помогающей человеку выстоять и восторжествовать». 

 

03.09.07.

Поделиться в FaceBook Добавить в Twitter Сказать в Одноклассниках Опубликовать в Blogger Добавить в ЖЖ - LiveJournal Поделиться ВКонтакте Добавить в Мой Мир Telegram

Комментирование закрыто.

Translate »