Санкт-Петербургский государственный университет
Восточный факультет Центр корейского языка и культуры
«100 лет петербургскому корееведению» Материалы международной конференции, посвященной столетию корееведения в С.-Петербургском университете 14-16 октября 1997 года
St. Petersburg State University Oriental Faculty Center for Korean Language and Culture
Proceedings of the International Conference «100 years of the Korean Studies at St. Petersburg University»
Санкт-Петербург, 1997
Francine Bradette, художник
А. Ф. Троцевич
(Институт востоковедения РАН. Санкт-Петербург)
Несколько слов о западном влиянии в современной корейской прозе. (Ким Сынок. Рассказ «Поездка в Мучжин. Путевые записи». 1964 г.)
Исследователи современной литературы республики Корея обращают внимание на влияние западных философских течений на формирование облика корейской прозы 60—70-х годов. Среди этих идей особое место занимает экзистенциализм. В самом деле, читая рассказы Ким Тонни (1913—95), Чхве Инхуна (p. I936), Ким Сынока, замечаешь, что, как правило, герои в них одиноки, отчуждены от окружающего мира и все их попытки общения с другими людьми терпят неудачу. На примере рассказа Ким Сынока[1] «Поездка в Мучжин. Путевые записи» я хочу попытаться показать, как вписывается западный экзистенциализм в корейский «культурный пейзаж».
Рассказ написан от лица героя. Это — записи дневникового типа об увиденном, о встречах и впечатлениях. В рассказе четыре главных события, расположенных во временной последовательности и определяющих структуру рассказа — в нем выделены четыре части, имеющие каждая свое название: «Автобус на Мучжин», «Люди встречаются ночью», «Длинная дорога по дамбе, которая тянется в море», «Вы покидаете Мучжин».
Герой, Юн Хичжун, директор преуспевающей фармацевтической фирмы, женатый на богатой вдове, едет отдохнуть на неделю в Мучжин — город своего детства, чтобы отвлечься от дел и переменить обстановку. Мучжин стоит на берегу моря и в нем нет ничего, стоящего внимания; единственная его достопримечательность — туманы. Юн Хичжун встречается со школьными друзьями, которые восхищаются его успешной карьерой. В доме одного из них он знакомится с учительницей музыки Ха Инсук. Завязывается роман. В результате одного лишь свидания Юн открыл, что благодаря этой девушке вернулось его прежнее «чистое Я», утраченное в заботах о карьере и жизненном благополучии. Юн понимает, что они должны быть вместе и решает взять девушку в Сеул. Но на следующее утро после свидания его будит телеграмма от жены: дела фирмы требуют немедленного возвращения в Сеул. В отчаянии Юн Хичжун пишет письмо Инсук. говорит о любви, о невозможности жить без нее, просит поверить ему и обещает, что в Сеуле они будут счастливы вдвоем.
Письмо было искренним порывом человека, наконец-то избавившегося от одиночества. Герой перечитывает письмо— и рассудок убивает порыв: Юн рвет письмо и покидает Мучжин.
Рассказ пронизан идеей одиночества человека в социальном мире — мыслью, которую развивает философия экзистенциализма. Одинок герой, который приезжает в город своего детства и видится со старыми друзьями, но связи с ними давно потеряны, и встречи не приносят Юну ни чувства радости, ни удовлетворения. Он с ними чужой, наблюдатель со стороны. Пожалуй, не случайно автор проводит героя через встречи с людьми, не нашедшими себе места в социальном мире. Это — встреча в Тэгу с помешанной женщиной, над которой все смеются и которой никто не сострадает. Это — «встреча» с мертвым телом девушки из винного дома, от одиночества и безысходности покончившей с собой (по словам полицейского, обычный случай в Мучжине). Не чувствуют здесь одиночества лишь самодовольные обыватели, которые живут по общепринятым нормам, как школьный товарищ героя. «Мир Мучжина» стал для Юна настолько далеким, что даже могила матери вызывает у него не чувства, а мысли: вот истинно почтительный сын пришел в непогоду поклониться могиле.
Одинока Ха Инсук. Она томится в провинциальной глуши, где ее принимают как «украшение», которое к тому же хорошо поет шлягеры. А она любит классику, и ее любимая ария мадам Баттерфляй здесь остается невостребованной. Инсук — красивая, умная девушка, но на ней нельзя жениться: она — никто по своему социальному статусу (во всяком случае так ее оценивает Чо — школьный товарищ Юна). Героиня мечтает попасть в Сеул к друзьям, она боится, что этот провинциальный городок просто сведет ее с ума. Может быть, девушка-самоубийца на берегу моря, которую видел Юн, — намек на возможную судьбу Инсук, в конце концов забытой героем рассказа в этом захолустье.
Юн Хичжун, холодный и равнодушный к людям, ночью внезапно переживает свое «бытие в мире». Герой провожает домой после вечеринки красивую, незаурядную девушку. Они с Ха Инсук идут берегом реки. С рисовых полей доносится громкое кваканье лягушек, и вдруг у него возникает странное ощущение, будто голоса лягушек поднимаются в небо и превращаются в мерцающие звезды. Звуки как бы исчезли и стали видимым сиянием звезд, которые приблизились к нему и приняли четкие яркие очертания. Юну показалось, что он сходит с ума, что его сердце сейчас разорвется. Это ощущение своего «Я» во вселенной, которое пережил герой корейского рассказа, весьма напоминает описание чувства единения с космосом героини рассказа Альбера Камю «Жена»: одинокая женщина в чужом мире, ночь, пустыня, бесчисленные звезды, скользящие к горизонту, и — внезапно возникшее ощущение общности с движением звезд и огромностью неба — ощущение, которое принесло ей умиротворение.
Встреча с Инсук вернула Юну утраченный мир любви и чистых отношений. И вот — телеграмма. Она возвращает героя обратно: звезды погасли, исчезло переживание своего чистого, неповторимого «Я», он опять управляющий преуспевающей фирмы, такой же делец, как другие.
Мне кажется, что в рассказе Ким Сынока идеи западного экзистенциализма сплелись с корейскими культурными представлениями, и в частности с буддизмом. Так, сцена внезапного открытия героем бесконечных далей космоса весьма напоминает буддийское просветление, да и сам рассказ, как мне кажется, построен по образцу буддийской притчи о заблудшем монахе, который пожелал вернуться к мирской жизни. В Корее на сюжет такой притчи в XVII в. писателем Ким Манчжуном был написан целый роман «Сон в заоблачных высях»[2]. Мирская жизнь представлена здесь как сон — медитация, в которую погрузил героя наставник. Испытав радости и страдания, герой задумывается над смыслом земного существования, над ценностями богатства, славы и любви. Как только у него появились такие мысли, явился наставник и ударом посоха пробудил его ото сна. Усадьба, красавицы-жены исчезли в клубящихся облаках, и герой снова увидел себя юным монахом в горном монастыре.
В рассказе Ким Сынока, как и в романе Ким Манчжуна, даны два пространства — истинной реальности и мира заблуждений (в облаках и туманах). Заблуждения связаны с Мучжином. Нереален сам город, он придуман автором. В действительности такой город не существует, поэтому название рассказа — «Поездка в Мучжин. Путевые записи» сразу говорит о том, что здесь речь пойдет о путешествии в нереальность. В начале рассказа сообщается, что Мучжин славится постоянными туманами, к тому же слово «мучжин» записано иероглифами «туман» и «переправа», т. е. город называется «туманная переправа». Туманы и облака всегда служили в дальневосточной литературе символами заблуждения и иллюзорности. Как мне кажется, здесь заложен смысл «двойной иллюзорности»: иллюзией представляется не только само пространство, но и возможность в него попасть. В ночном Мучжине («туманной переправе»), окутанном туманом, герой обретает свое «чистое Я» и свободу жить по своей воле. Туманный Мучжин, таким образом, помечен знаком истинной ценности, в отличие от Сеула, где царят общепринятые представления: главное для человека — добиться успеха (Юн женат на богатой вдове и это обеспечило ему высокую должность и престижное положение в обществе).
Истинные ценности в рассказе оказываются мимолетными и преходящими как сон и туман, с реальностью же связан суетный мир страстей. Сон-буддизм (кит. чань) рассматривает переход сознания от заблуждений к реальности как мгновенный акт — внезапное пробуждение. В рассказе героя пробуждает от сна телеграмма жены, она возвращает его из мира иллюзий к действительности. Функционально телеграмма — тот же удар посохом монаха-наставника, о котором идет речь в романе «Сон в заоблачных высях».
Юн возвращается в Сеул. Счастье единения с космосом, любовь — все поглотил мучжинский туман. Так, Ким Сынок, давая буддийское деление на два пространства, меняет понимание ценности этих пространств: иллюзорен не мир страстей, а стремление человека обрести свое «чистое Я». Мирская жизнь, деньги и есть та «истинная реальность», в которой дано жить человеку. Прорыв к свободе «Я» эфемерен как туман и может случиться только в воображаемом Мучжине, во сне, в тумане.
Современный прагматический мир, отчуждение человека корректируют в рассказе буддийские представления. Так, буддизм оставляет человеку надежду: он может выйти за пределы суетного мира страданий и обрести гармонию. Рассказ Ким Сынока заканчивается трагично — герои обречен пребывать в бесконечном круговороте карьеры, престижа, богатства. Он слишком слаб и не в состоянии вырваться из этого круговорота, чтобы стать самим собой.
Литература
- Камю Альбер Жена // Новый мир. 1969. № I.
- Who is Who in Korean Literature. Seoul. 1996
- Kim T’ae-gil. A Study of Values as Presented in Contemporary Korean Novels With an Emphasis on the Political Conciouness of the Intellectuals//Korean Journal. 1981. Vol. 22. N 5.
_____
[1] Ким Сынок родился в Японии, в Осака в I94I г. Окончил Сеульский университет по специальности французская литература. Как писатель впервые выступил в 1962 г.
[2] Роман переделен на русский язык под названием «Облачный сон девяти». См., в кн.: Записки о добрых деяниях и благородных сердцах. Л.. 1985
***
Комментирование закрыто.