Анатолий СМИРНОВ
В 1912 году Новокиевским (Краскино) погранкомиссаром стал подполковник Никита Дмитриевич Кузьмин. В годы Русско-японской Кузьмин был начальником разведки Восточного отряда, который действовал на берегах реки Ялу, в непо-средственной близости от Уссурийского края, участвовал в боевых действиях на побережье (Порт-Артур и Дальний).
Он начал службу в Новокиевском урочище в 1887 году. Никита Дмитриевич великолепно стрелял, был наблюдателен, физически вынослив. Командование доверило ему охрану Южно-уссурийской границы, осуществлять защиту строителей железной дороги. В 1894 году ему поручили разведку («исследование») уже нескольких районов в Уссурийском крае. В 1896 году Кузьмин выполнял секретное, до сих пор неизвестное задание командования: был командирован в распоряжение военного агента России в Сеуле.
Н. Д. Кузьмин постоянно занимался самообразованием, и в начале 1897 года стал инструктором Корейской императорской гвардейской охраны. В окружном штабе являлся адъютантом. Тогда это была должность официального разведчика. В тридцать три года он поступил в Восточный институт во Владивостока, который закончил в мае 1903 года.
Уже в начале войны с Японией Н. Д. Кузьмина высоко ценили как разведчика в Объединенном штабе маньчжурской армии. В 1905 году Кузьмин многократно направлялся в особые командировки: в китайский город Харбин, на станцию Кетрицево, Посьет, на берега Амура. В декабре 1912 года Никита Дмитриевич за «отличие по службе произведен в полковники».
Возглавив Южно-Уссурийский погранкомиссариат, Кузьмин столкнулся с такими трудностями, каких не было у его предшественников. К осени 1914 года практически не осталось профессионально подготовленных формирований (и разведчиков) по защите российской границы. Как пограничники, так и армей-ские подразделения, казаки, прикрывавшие границу, были переброшены в окопы мировой бойни. Пограничники на фронтах Первой мировой войны вынуждены были выполнять не свойственные им задачи стрелковых подразделений. Однако большинство заамурских пограничников проявляло смелость, отвагу и высокий боевой дух. Сказывался опыт боев с хунхузами. Вот почему австрийцы называли их «маньчжурскими чертями».
С каждым днем войны ухудшалось и финансовое обеспечение пограничников, что сразу же сказалось на качестве работы с агентурой. Количество сообщений от агентов стало уменьшаться.
Видя ослабление охраны границы, из Китая и Кореи усилился поток нарушителей, начиная от «неопасных» обыкновенных бродяг до настоящих шпионов. Заметил Кузьмин и еще одну новую тенденцию: в условиях нехватки товаров быта и ширпотреба, многие русские железнодорожники, сельчане приграничья и особенно казаки, чтобы выжить, стали заниматься спекуляцией, контрабандой.
Еще раньше, в преддверии Первой мировой войны, Япония резко активизировала разведдеятельность, в том числе и в России. С этой целью создавались так называемые японские тайные общества. Начальник штаба Приамурского военного округа 13 июня 1912 года докладывал военному губернатору Приморской области М. М. Манакину:
Японские подданные, проживающие на территории Приамурского военного округа, образуют тайные общества, не спрашивая на организацию таковых разрешения у русской администрации. Каждое общество имеет свой устав на японском языке, напечатанный или рукописный (скорописью) и утвержденный японским консулом города Владивостока, который является главным руководителем и вдохновителем сих последних… Каждое из таких обществ имеет своего председателя, товарищей председателя (заместителей), советников и делопроизводителей, состоящих на жаловании… По сведениям, имеющимся в штабе округа и всесторонне проверенным в вверенной Вам области, функционируют следующие нелегализированные японские общества: в городе Владивостоке — «Сейбери Нихондин» с отделениями в городах Никольск-Уссурийске, Хабаровске и Николаевске-на-Амуре; женское общество «Урадио Хонгенси Худикай» с отделениями в других городах; «Урадзио Киорюлсинкай» с отделениями в других городах; в городе Хабаровске — «Хабу Нихондзинкай»; в Имане (сейчас Дальнереченске Приморского края); Бикине; Муравьеве-Амурском (сейчас Лазо Приморского края) — «Иман Динакай»; в селе Спасском (сейчас город Спасск-Дальний) — «Спасск Хусоокай»; в Новокиевском и Посьете — «Спасск Хусоохай». И все эти общества субсидируются японским правительством через местное консульство деньгами под видом вознаграждения за регистрацию японцев в районах, указанных выше. Все эти вышеперечисленные тайные общества, с названиями весьма невинного свойства, представляют в своем целом чрезвычайно стройную и отлично налаженную тайную организацию, направленную для достижения целей, диктуемых японским правительством через консульские власти, главным образом всестороннего освещения и изучения русской жизни и военной подготовленности России во всех отношениях. Все члены помянутых японских обществ и организаций, независимо от проведения в жизнь целей, предначертанных их уставами, осуществляют указанный в сих уставах девиз: «Все знай, что делают русские там, где ты живешь — это твои враги, с которыми опять придется воевать…»
Осенью 1914 года Кузьмин добыл крайне важные сведения о Японии. До этого времени думали, что возможна агрессия Японии против России. Миролюбивые заявления японских дипломатов русские воспринимали с недоверием. Поэтому информация Кузьмина о том, что японцы перебросили часть своих сил глубоко на юг с целью захвата колоний Германии и ее союзников в юго-восточной Азии, была крайне важной. Перепроверенная по другим каналам, она позволила высшему командованию России принять решение о переброске части армии и погранстражи с берегов Тихого океана и КВЖД на Западный фронт.
Под руководством погранкомиссара Кузьмина в 1916 году подполковник Владимир Клавдиевич Арсеньев совершил несколько командировок по ряду маньчжурских городов. Он мог разговаривать и на маньчжурском, и на китайском языках. К тому же свободно общался с местными удэгейцами и орочами. Кстати, ряд таких командировок был у него и при погранкомиссаре Смирнове. Во главе отряда, в котором находились и полицейские, Арсеньев дважды гонял хунхузов в Приморье. В его дневнике сохранились записи, где в разделе «сведения о япон-ских шпионах» был вопросник: «Не заходили ли японцы в данные местности, что здесь делали, о чем выспрашивали?» Был и другой раздел: способы выполнения задач. Все записи Арсеньев вел на русском и дублировал на других языках — китайском и удэгейском. Некоторые записи для себя шифровал и вел их только на иностранных языках.
В январе 1913 года отряд Арсеньева гонял хунхузов в верховьях реки Бикин, где было задержано шестнадцать лиц китайской национальности, многие разбежались. В верховьях Имана отряд уничтожил тридцать шесть лесных баз. Двадцать девятого января 1913 года Арсеньев телеграфировал губернатору Гондатти: «Экспедицию закончил. Люди отлично работали. Прошу дать городовым месячный отдых. К составлению отчета приступил. Капитан Арсеньев».
Таких отрядов в распоряжении Южно-Уссурийского погранкомиссара было от четырех до шести.
В 1897 году в Новокиевском начал службу разведчик Б. И. Бунин (1876-1919). Он принимал участие в подавлении восстания ихэтуаней, был ранен. В аттестации за тот период было отмечено его необыкновенно мужественное поведение в боевых действиях. После ранения он навсегда остался инвалидом, хромал, но разведку не оставил. С разведотрядом побывал в занятой японцами Корее.
Погранкомиссару Кузьмину пришлось в течение нескольких лет нейтрализовывать деятельность крупного японского разведчика Акаси (1864-1919).
Полковник М. Акаси был кадровым военным. В молодости окончил в Токио военный колледж и Академию. Служил за границей — в Китае и на Тайване, военным атташе во Франции. С таким багажом он и прибыл в 1902 году в Россию. Зная несколько языков, он установил контакты с финскими, польскими, еврейскими лидерами России, которые вели борьбу с домом Романовых и православием. В начале войны России с Японией он пытался организовывать беспорядки на оборонных предприятиях в различных городах России, в первую очередь в Петербурге.
На успех выступления Акаси не рассчитывал, так как в столице только гвардейских частей было расквартировано более двадцати. Но, по его замыслам, восстания должны были поджечь Финляндию, Польшу и Закавказье, где национал-революционные вожди жаждали отделения от России и, конечно, собственной власти. Восстание против царизма поддерживали и большевики в лице Красина — руководителя боевой технической группы при петербургском комитете РСДРП. В частности, таким путем он намеревался получить оружие.
Полковник Акаси встречался в Стокгольме с Кони Целлиакиусом — руководителем финской партии активного сопротивления. Целлиакиус сразу же согласился передавать деньги на оружие и вывел Акаси на лидера грузинской партии социалистов-федералистов революционеров «Сакартвело» — Г. Г. Деканози. К операции подключился знаменитый боевик — эсер Борис Савинков, позже обезвреженный советскими чекистами с участием разведки погранвойск. Но информация о переброске оружия была получена от доносчика (так тогда именовались некоторые агенты) корнетом Агафоновым, несшим службу в Финляндии. В то время эта страна входила в состав России и пограничные заставы Отдельного корпуса пограничной стражи находились на ее территории. А дальше подключилась пограничная разведка и жандармерия. Оружие по назначению не попало.
После России Акаси находился в Германии. Получив серьезный опыт работы в разведке, он был назначен на ответственный пост в Корее. Предшествующий опыт позволил Акаси и его коллегам начать усиленный поиск работников и разведчиков Южно-Уссурийского комиссариата на территории Кореи и Японии, а также попытаться внедрить своих разведчиков на территорию Приамурского генерал-губернаторства. Противоборством этому занимался пограничный Южно-Уссурийский комиссариат с привлечением к разработке жандармских и прочих структур. Наличие японских резидентов было зафиксировано во Владивостоке, в Уссурийске и Новокиевском. Таковы первые итоги появления в Корее Акаси и его команды. Организуя в Новокиевском и других населенных пунктах мастерские по ремонту часов, прачечные, «дома отдыха» (публичные), японцы обычно дейст-вовали через других лиц, как корейцев, так и славян. Японцы работали тонко: люди, которые выполняли их задания, порой и не догадывались, что работают на японские спецслужбы.
Активность японцев насторожила пограничного комиссара Кузьмина и другие службы. Но Акаси попал в поле зрения русской разведки еще в бытность погранкомиссаром Смирнова. Начальник жандармского полицейского управления Уссурийской железной дороги полковник Р. П. Щербаков в 1910 году пришел к мысли, что для отражения происков противника необходимо использовать в мирное время дальнюю разведку, то есть «ввести новый прием — поставку своих агентов из местных жителей в центр организации японской разведки в Корее, для обнаружения способов, приемов и методов разведки, а также для освещения тех ближайших задач, которые преследуют японцы…». С позиции нынешнего времени, это предложение трудно представить новаторским предложением. Но при отражении тайной агрессии японцев методы дальней разведки тогда не использовались как система. А если и использовались, то лишь во время войны. Только с 1911 года началось создание контрразведывательных органов в пограничной полосе. В 1911 году свою работу начало КРО штаба Приамурского округа в Хабаровске. В 1913-1914 годах контрразведывательные пункты начали функционировать в Уссурийске, Владивостоке, Новокиевске, Благовещенске. Но их деятельность не увидел инициатор — полковник Р. П. Щербаков: в мае 1913 года он был переведен в центральную часть империи и дальнейшая его судьба неизвестна.
Окружной КРО в Хабаровске возглавляли ротмистр Е. Л. Белоручев (июль 1911-го-сентябрь 1912-го), ротмистр В. В. Фиошин (сентябрь 1912-го — июнь 1914-го), штаб-ротмистр А. А. Немыскин (июнь 1914-го — февраль 1918-го).
В 1918 году при Временном правительстве в России на эту должность был назначен Алексей Луцкий, один из создателей советской разведки и контрразведки на Дальнем Востоке, в том числе пограничной разведки и погранвойск. В 1920 году вместе с Сергеем Лазо он был сожжен японцами в топке паровоза.
Особо ощутимых успехов добились разведчики границы во время Первой мировой войны. Альвман Александрович Немыскин, прибывший из столицы империи, уже имел опыт службы на границе, к тому же почти три года он прослужил в КРО Генерального штаба. Вскоре он стал подполковником (1915), полковником (1918) и даже произведен в генерал-майоры (1919) атаманом Г. М. Семеновым.
Японские спецорганы во главе с Акаси жестоко преследовали корейцев. Преследуемые корейцы вынуждены были скрываться в других странах мира, включая Россию. Большинство русских чиновников и работников пограничного комиссариата не спешило выдавать по требованию японцев бежавших в Россию корейцев. Русские помнили, что еще недавно, в 1904-1905 годах японцы обстреляли Владивосток, высаживали десанты на Сахалине и Камчатке, постоянно подталкивали хунхузов к нарушениям границы и грабежам мирного населения как в России, так и в Корее. Жители пограничных государств отлично понимали: спецслужбы Японии являются общим врагом — для России, Кореи и Китая. Поэтому многие корейцы соглашались активно помогать русской разведке.
М. Акаси выполнял в Корее несколько задач. Одна из них (1907-1914) — борьба с антиправительственной антияпонской деятельностью, в том числе недопущение создания подпольных сообществ. Вторая — борьба с русской разведкой, включая разведку пограничного комиссариата Южно-Уссурийского края. Третья — внедрение японской агентуры на Дальний Восток. В результате проведенных мероприятий против Акаси, его деятельность была парализована. Поэтому его дальнейшее пребывание в Корее потеряло смысл.
Повлияло на его отъезд и ранее подписанное секретное приложение к договору о выдаче преступников, заключенному Россией и Японией в мае 1911 года. Оно было направлено и против русских врагов монархии, нашедших себе приют в Японии. Данный документ не имеет аналогов в дипломатической практике России.
М. Акаси и его люди не смогли полностью ликвидировать «антиправительственную деятельность» корейцев, как и не смогли создать из числа корейцев антирусские группы боевиков.
Ликвидация деятельности Акаси в Корее подтолкнула к борьбе с японцами большую группу патриотов Кореи из числа представителей просвещенного общества, которые впоследствии оказывали помощь сначала царской, а потом и советской разведке. К этому кругу принадлежал Ким Ген Чхон (1883-й — после 1928-го), выходец из феодально-аристократической семьи, которого с целью привлечения на сторону Японии даже обучали в стране самураев; Ли Дон Хви (1873-1935), бывший офицер императорской гвардии, талантливый просветитель; Ли Бэн Чо (1895-й — после 1930-го), выходец из интеллигентной семьи, юрист; Чон Хи Ен (1891-й — после 1935-го), интеллигент, получивший элитарное высшее образование. Сотрудничали с царскими и советскими спецслужбами молодые офицеры Ли Ен, Чхве Ен (Цой Ен), Чон Ир Чу (Тен Ир Му) и другие.
Получив урок во время войны 1904-1905 годов и сделав необходимые выводы, российская разведка, включая пограничный комиссариат Южно-Уссурийского края, начала перестройку. Действуя в различных районах Восточной Азии, в том числе и Корее, она достигла серьезных успехов: к разведработе были привлечены ценные кадры. Все эти события с учетом растущего потенциала России привели к тому, что Япония не выступила против России в крайне критические дни 1914 года. Это были дни, когда правительство Японии решало: выступать против России или начать грабить колонии Германии в Азии. Проявляя колебания, правительство выбрало второй вариант. В те же дни 1914 года М. Акаси после отставки с поста начальника полиции Кореи был вынужден ее покинуть. Последние годы жизни Акаси прошли на Тайване. Так, несмотря на некоторые отдельные успехи, М. Акаси, в целом, проиграл русской разведке и русскому пограничному разведчику Кузьмину. Японский разведчик умер в чине полного генерала и звании барона.
Отголоски деятельности Акаси выявлялись на границе уже в советское время. Японцы в ряде случаев оказывали корейским наймитам серьезную помощь. В 1909 году за удачную разведработу на территории России и услуги, оказанные Японии по аннексии Кореи, такую помощь получил тридцатипятилетний Ли Хай Чен, в молодости бедный крестьянин. Он получил льготный банковский кредит и приобрел на него рисовую плантацию и золотой прииск. Впоследствии он помогал захватчикам своей родины «успокаивать» соотечественников. С 1935 года он вновь стал проявлять активность, в том числе направленную против СССР. С 1939 года УНКВД по Приморскому краю и разведотдел Гродековского погранотряда начали операцию по его нейтрализации. Операция закончилась успешно. Москва высокими наградами отметила отличившихся. Но мину-то «замедленного действия» заложил Акаси.
Находясь в гуще событий, Н. Д. Кузьмин за повседневностью и не заметил, как пришла революция. Не особенно вдаваясь в ее истоки, он, как русский патриот, продолжал выполнять свои функции. Только в 1922 году Новокиевский погранкомиссариат прекратил свою деятельность. Как оказалось — навсегда. Кузьмин в Гражданской войне не участвовал.
Царским правительством деятельность Н. Д. Кузьмина была отмечена: к 1917 году полковник Кузьмин имел награды — ордена Святой Анны второй и третьей степени, Святого Станислава второй степени с мечами, Святого Станислава третьей степени, многие медали. В начале 30-х годов Н. Д. Кузьмин подвергся репрессиям. Умер и похоронен в городе Владивостоке.
Прошло почти сто лет. И сейчас в Новокиевском (Краскино, Хасанского района, Приморского края) из-за неудобств, связанных с благоустройством и отдаленностью, тяжела военная служба. А тогда, сто лет назад, тем более. Но настоящие русские патриоты, каким был пограничный разведчик Кузьмин и многие другие, несли тяжелую службу во имя России, во имя Отечества в любых условиях.
Комментирование закрыто.