Александр Кан. Солнечные сны (эссе о Корее)

Александр Кан

Александр Кан

          После нескольких лет непрерывной работы в Москве, редактором в  издательстве, где, казалось бы, ты сам себе давно уже не принадлежишь, а только – коллективу, ежедневным рабочим заданиям, многочасовым проездам в метро по маршруту «работа – дом – работа – дом», и наконец, накопившемуся тихому отчаянию от такой дурной бесконечности, – итак, после нескольких лет такого существования, вдруг оказаться в городе Сеуле, поражающим тебя своим высоким небом, нежным, мягким воздухом, абсолютно доброжелательной атмосферой, явилось для меня поистине сказкой! Или воплощением моего давнего, казалось бы, совсем забытого сна, о воплощении которого я даже не мечтал и не ведал.

          Именно с этим небывалым, диковинным ощущением я и проживал свои первые сеульские дни, очарованным странником гулял по улицам, вглядываясь в лица зазывавших хозяев кафе и прохожих, непременно отвечая на их доброжелательные улыбки, – своей робкой улыбкой неофита, оказавшегося впервые на земле своих предков. И, пьяный от радости, я счастливо понимал, что этот волшебный сон все никак для меня не закончится, и, быть может, не закончится для меня никогда.

         Это был декабрь 2002 года, и я приехал в Сеул на первый свой международный симпозиум по литературе и литературному переводу, чтобы принять участие в этом неординарном событии и прочитать свой доклад о литературе постсоветских корейцев. К тому времени, до 1994-го года, я написал восемь повестей и рассказов, несколько пьес и множество эссе, а в 1999-м – один огромный роман, в котором я попытался выразить все, что я чувствовал, видел и думал об этом мире. И на котором я решил завершить свой литературный опыт. Ибо жить дальше в постсоветском хаосе чистой литературой не представлялось возможным.

          Уже после, в той же Москве, в которую я уехал сразу после окончания романа, я часто думал о том, что если у меня и есть, что предъявлять гордо реющим знаменем этому миру, так это повесть под названием «Сны нерожденных». Это история об одной корейской семье, жившей на окраине мира, в Богом забытом поселке, где каждый из ее членов – отец, мать, сын и дочь, – проживая свою безрадостную, полную самых разных тягот, жизнь, так пронзительно мечтал, каждый по своему, о какой-то другой, настоящей, красивой и солнечной жизни, для которой – как трагически думалось им и мне, автору! – пока никто еще из нас не родился. Сегодня, впрочем, как и прежде, я абсолютно убежден, что этот маленький роман самым емким и пронзительным образом выражает экзистенциальное существо советских и постсоветских корейцев, однажды ступивших на чужую для них землю, и вот уже столетие, до настоящих пор, пытающихся многотрудно обрести свое истинное духовное рождение, свою идентичность.

         Именно поэтому, когда каждый из нас вдруг оказывается в Корее, то, путешествуя по стране, или, пребывая в том или ином городе, узнавая ее архитектуру, культуру и историю, общаясь с соотечественниками, читая книги и так далее, мы видим в этом неожиданном, непривычном, полифоническом и многослойном  пространстве в первую очередь… то другое, что мы успели и сумели представить, придумать, увидеть в своих снах, до первого свидания со своей исторической родиной. То есть, я говорю здесь о символическом аспекте родины для каждого, или – в этой связи – о той системе сугубо субъективных образов, воспоминаний, переживаний, знаков и представлений, которые построило наше неугомонное пытливое сознание, пока мы пребывали в многолетнем неведении об ином мире, в разлуке и оставленности. И поэтому пока только сны, сны еще не рожденных, как по отношению к своим духовным сущностям, так и по отношению к материнской Корее.

          И чтобы ни рассказывал очередной бодрый турист, посетивший и возвратившийся оттуда, о своих самых ярких впечатлениях, он никогда не скажет нам самого главного, или своего сокрытого, метафизического, связанного с глубоко интимным опытом своих переживаний по отношению к Родине. Ибо этот опыт сравним с переживаниями к самому близкому тебе человеку! Я говорю об этом столь убежденно, потому как, кому как не мне, родившемуся в Корее и имевшему отца, уроженца Пхеньяна, жестоко разлученного волею исторических судеб с нами, матерью, мной и сестрой, и, в конце концов, погибшего, – кому как не мне, скажите, знать об этом!?

         После симпозиума оставалось свободное время, и мудрый профессор-славист, Ким Хен Тэк, собственно и пригласивший меня с легкой руки писателя Анатолия Кима, на симпозиум, устроил мне настоящий подарок, – поездку в Пханмунджон. То есть туда, на север, как можно ближе к тому месту, где я родился! За что я ему всегда буду безмерно благодарен! Как сейчас, помню, стояла ясная, солнечная, сухая погода, своей оживленной русской речью в электричке мы привлекали внимание пассажиров, и даже какие-то мужчина и женщина, в конце концов, пересели к нам, поддержать разговор, оказавшись гражданами СНГ, искавшими, как водится, в Корее работу. И здесь уже «наши», помнится, не без иронии подумал тогда я… И так, под занимательные и замечательные беседы, мы совсем незаметно доехали до конечной станции, а после профессор бережно подвел меня к самой границе, к той самой знаменитой 38-й  параллели, о которой я так много слышал, и деликатно оставил меня наедине с собой.

          И я, в своих снах и мечтах, так долго думавший об этом моменте, затаил дыхание и с легким наклоном – или поклоном этой земле? – трепетно замер, пристально вглядываясь в безмолвные ландшафты с желтыми холмами, пытаясь опять же разглядеть, или представить, сквозь туманные дали, тот самый город, откуда начиналась моя жизнь и продолжалось мое происхождение.

          Эта звенящая пауза, быть может, является одним из главных моментов моей жизни, когда мне в одночасье представилось все мое прошлое, что вот я родился и вырос без отца, учился жить самостоятельно и быть самим собой, много трудился и много повидал, неожиданно начал писать, создавая свой художественный мир. И, какие бы удары на меня судьба ни обрушивала, я неуклонно продвигался  к какой-то, пока неясной для меня цели. И вдруг сейчас, на границе, я эту цель и обнаружил, почти достиг ее, завершая свой круг Возвращения, который, наконец, замкнулся.

           Уже после, когда мы возвращались с профессором в Сеул, а затем, через пару дней, по дороге домой, сидя в салоне самолета, я думал только об одном, что все-таки – да, все-таки! – все в этой жизни справедливо и правильно, при условии, если ты, выстраивая свой мир и жизнь, остаешься верным своим исканиям, истокам и корням. А если говорить в контексте литературы, то это значит, что Одиссей всегда возвращается к своей Пенелопе в Итаку, Хон Киль Дон обретает душевный покой в магической стране справедливости Юльдо, кафкианский землемер К. получает, хоть и на смертном одре, разрешение жить в Замке, а набоковский карлик Картофельный Эльф в своем отчаянном вызове этому «большому», бессердечному миру, побеждает, в конце концов, его своим огромным добрым сердцем. И, наконец, – поставлю в этот ряд и свои пронзительные посылы! – герои Снов Нерожденных однажды и обязательно обретут свое истинное духовное рождение, чтобы жить, творить, любить, с полным правом на простое человеческое счастье, и видеть, после всех своих славных трудов и деяний, уже совсем другие – солнечные сны!

12. 07. 05.

Поделиться в FaceBook Добавить в Twitter Сказать в Одноклассниках Опубликовать в Blogger Добавить в ЖЖ - LiveJournal Поделиться ВКонтакте Добавить в Мой Мир Telegram

Комментирование закрыто.

Translate »