Валерий КИМ (г. Кемерово)
Посвящается памяти Владислава Викторовича Хана
После поражения царской России в войне с Японией из Кореи бежало много корейцев, среди которых были самые разные люди: корейские дворяне-конфуцианцы, участники народного восстания «Тонхак», партизаны Армии Справедливости, простые крестьяне и разночинцы. Самые бедные из них принимали православие и оседали в Приморской или в Амурской области и занимались земледелием. Бывшие инсургенты (повстанцы) и партизаны Армии Справедливости создавали в Маньчжурии новые партизанские отряды и продолжали борьбу с японскими военными формированиями на территории Северо-восточного Китая. А те, что знали русский язык и имели русские деньги или золото, отправлялись в Москву и в столицу Российской империи в надежде обрести новую родину или, хотя бы, сносную жизнь политического эмигранта.
В семье такого корейского эмигранта в Москве родился Ким Чер Сан (1904—1938 гг.). Он служил редактором-переводчиком в советском издательстве «Иностранный рабочий» и проживал в Москве в Капельском переулке, д. 3, кв. 7. В ноябре 1937 г. был арестован и расстрелян в феврале 1938 г. «за шпионаж».
У Ким Чер Сана и его русской жены Нины Валентиновны Всесвятской (учительницы русского языка и литературы) родился Юлий Черсанович Ким (23.12.1936 г.) — будущий популярный советский бард, поэт, драматург, писатель и… диссидент, боровшийся за права человека с советской социалистической системой…
Место рождения отца Ким Чер Сана в Корее не известно. Можно только предполагать, что он выучился говорить и писать по-русски еще на Дальнем Востоке. И судя по жизни его сына и внука, он был из корейских разночинцев, многие из которых становились возмутителями королевского спокойствия и зачинщиками народных восстаний. Поэтому вероятнее всего, что отец Ким Чер Сана участвовал в восстании «Тонхак» 1894—1895 гг., а после его поражения бежал на русский Дальний Восток, где выучился русскому языку, а потом отравился в Москву в поисках работы в качестве переводчика у корейских торговцев…
Не менее интересная судьба у тех корейцев, что в силу политических обстоятельств оказались в Санкт-Петербурге в конце 19 — начале 20 веков.
Кореец Им Дин То (1888—1938 гг.) был из семьи корейского дворянина, жившего в Сеуле. Его отец Им Джо Хен служил управляющим у корейского князя Ли Бом Джина (1852—1911 гг.). По повелению князя Им Дин То выучился говорить и писать по-русски. Поэтому, когда король Коджон отправил Ли Бом Джина в Санкт-Петербург для организации там корейской дипломатической миссии, князь взял с собой мальчика-подростка в качестве личного слуги и переводчика.
В Санкт-Петербурге Им Дин То выполнял не только работу слуги, но и… тайного осведомителя. Князь Ли Бом Джин брал мальчика-слугу на все встречи с русскими дипломатами, министрами и даже с Николаем Вторым. Корейский слуга обладал отличной памятью и хорошо освоил разговорный русский язык. Поэтому он передавал все разговоры русских министров и Николая Второго своему хозяину, притворяясь, что не понимает русский язык. А тот записывал эти разговоры и отправлял с дипломатической почтой в Сеул — императору Коджону.
После потери Кореей своей независимости в 1910 году японцы потребовали возвращения Ли Бом Джина в Сеул в связи с закрытием корейской миссии. Но князь отказался выполнить этот приказ и продолжал считать себя посланником Кореи в России. Но… это продолжалось недолго.
В 1911 г. Ли Бом Джин покончил жизнь самоубийством и Им Дин То пришлось искать себе новую работу. Он нашел ее в книжном издательстве «Каспери», выпускавшем в Санкт-Петербурге историческую и приключенческую литературу. По моему мнению, Им Дин То решил стать русско-корейским писателем или хотя бы журналистом.
Биографические факты жизни и гибели Им Дин То мне стали известны после рассекречивания следственных «дел» бывших корейских интернационалистов, проживавших в Ойротской автономной области в 1923—1938 гг.
В следственном «деле» Им Дин То, хранящимся в Госархиве Республики Алтай, записано, что он имел русский псевдоним Николай Павлович. Поэтому возможно, что после Февральской революции этот кореец проживал в Павловске, а не в Санкт-Петербурге. Так поступали многие корейские политические эмигранты, называя себя по имени места, где они проживали. Например, мой дед Ким Вон Ген, проживая в Горном Алтае, в общении с русскими называл себя Николаем Петровичем. Нетрудно догадаться, почему – если знать, что в 1919 году он проживал в Петрограде на бывшей Николаевской улице (сейчас Марата).
Но… творческие мечты Им Дин То были разбиты Октябрьской революцией и большевиками. Вместо литературной деятельности Им Дин То вместе с бывшим военным атташе миссии Пак До Сиком пришлось пойти служить в ВЧК — как специалистам по «восточному вопросу».
В 1923 г. Им Дин То был направлен в Ойротскую автономную область в качестве секретного агента, следившего за ойротскими корейцами. Эти корейцы служили в отрядах ВЧК охранниками в разных губернских городах Западной Сибири, но были уволены из этой правоохранительной организации по причине того, что они отказались от гражданства СССР.
Что касается Им Дин То, то я, изучая историю причин расстрела ойротских корейцев 12 января 1938 г., пришёл к выводу, что Им Дин То писал в Ойротии книгу о корейской партизанской войне с японцами. Но… эта неопубликованная книга стала «веским» доказательством того, что все ойротские корейцы были… «японскими шпионами и диверсантами». В том числе и мой дед Ким Он Ген (Вон Ген).
По официальным данным Им Дин То умер в тюремной больнице осенью 1938 г. Но сын расстрелянного корейца Ко Сан Ика Альберт Васильевич Косаник считал, что Им Дин То… отправили в «опломбированном вагоне» в японскую Корею — готовить восстание против японцев. Так это или нет — мне не известно. В СССР все могло быть. Даже самые невероятные ситуации и загадочные смерти.
В настоящее время потомки Им Дин То живут в Горно-Алтайске и в Москве. Но со мной они не общаются. Возможно потому, что потомки многих ойротских корейцев считают Им Дин То виновным в их гибели. Но сам я так не считаю, изучив историю и причины их расстрела. Виновны были Сталин и Ежов, а также партийные функционеры Ойротской автономной области.
К сожалению, в адресных книгах Санкт-Петербурга за 1912—1917 гг. нет ни одной записи о местах проживания Им Дин То. Одно из двух: или он жил в столице под русским псевдонимом, или в одном из её пригородов. Возможно, в Новой деревне, где до своего самоубийства проживал Ли Бом Джин. А с 1912 г. в Павловске — судя по русскому псевдониму.
Не менее интересна и загадочна судьба еще одного корейца, проживавшего в 1898—1916 гг. в Санкт-Петербурге. Звали его Ким Пён Ок.
В «Википедии» записано, что Ким Пён Ок родился в 1874 году в Корейской королевстве. Он служил при дворе короля Коджона в качестве переводчика русского языка. Но в 1898 г. приехал в Санкт-Петербург как переводчик корейской дипломатической миссии, возглавлявшейся в то время высокопоставленным придворным Мин Ён Хваном (1861—1905 гг.) и князем Ли Бом Джином.
Историей жизни Ким Пён Ока несколько лет назад заинтересовался историк-кореевед Сергей Курбанов. Он опубликовал статью в международном научном сборнике «THE KOREANPENINSULA IN SEARCH FOR PEACE AND PROSPERITY» за 1919 г. под названием «Первый преподаватель-кореевед Петербургского университета Ким Пён-Ок (1874—?): неизвестное интервью».
Статья Курбанова очень заинтересовала меня, так как она посвящена известному корейцу, следы которого я обнаружил (весьма возможно!) в Мурманске 1917—1920 годов.
В некоторых архивных документах госархива Мурманской области упоминаются управляющий политотделом Корейского революционного комитета Ким Пён Ок, а также Пак Кан Ок, председатель КРК и Сек Ни Черниговский, заместитель председателя КРК (см. статью «Корейцы на Мурмане» на сайте «Корё Сарам», опубликованную 24.06.2022 г.).
По этим причинам я решил выяснить, имеют ли эти трое человек какое-то отношение к корейцам, проживавшим перед Февральской революцией в Санкт-Петербурге. Весьма возможно, что они были высланы из столицы по требованию японского посла Мотоно как опасные политические эмигранты, связанные с корейским освободительным движением и большевиками.
Что касается Мин Ён Хвана, то этот высокопоставленный корейский придворный был известным политиком из клана Мин, дипломатом и генералом корейской армии. Он считался консервативным сторонником реформ Чосона на европейский манер, но, в конце концов, потерпел поражение и покончил в Сеуле с собой.
В статье Сергея Курбанова сказано, что после отставки Мин Ён Хвана с поста главы корейской дипломатической миссии в России в 1899 г. Ким Пён Ок ушел из миссии и стал преподавать корейский язык на факультете восточных языков Санкт-Петербургского императорского университета. В том же году он издает первый в мире учебник корейского языка для русских военных разведчиков.
В 1904 году Ким Пён Ок женился на Марии Матвеевне Матвеевой (сестре милосердия и дочери генерал-майора) и принял православие под именем Евгений Николаевич. Он поддержал Россию в русско-японской войне, надеясь на ее победу и защиту всех корейцев в их антияпонской борьбе.
Но… судьба Ким Пён Ока после Февральской революции не известна.
Документы, сохранившиеся в мурманском архиве ГАМО, заставляют предполагать, что Ким Пён Ок вместе со своей женой Марией был сослан в Романов-на-Мурмане или в город Колу как политический эмигрант, представлявший опасность для союза России и Японии.
Этот вывод подтверждается тем, каким слогом и каким почерком составлен протокол собрания корейцев в Мурманске от 16 мая 1920 г. Недаром я посчитал, что его написал кореец, хорошо знавший русский язык и русскую орфографию. Этим человеком мог быть только Ким Пён Ок! Вряд ли кто-то из бывших корейских партизан был способен так грамотно и литературно составить по-русски этот исторический документ очень большого значения (см. очерк «Корейские инсургенты на Мурмане», опубликованный в журнале «Север», № 11—12 в 2021 г.).
Ким Пён Ок, которому в 1920 году было 46 лет, вполне мог быть управляющим политотделом Корейского революционного комитета в Мурманске! Вот только его дальнейшая судьба до сих пор остается не известной. Возможно, что он вместе с бывшими партизанами в качестве переводчика выехал в Иркутск, оставив жену в Мурманске, Тюмени или в Петрограде. И ее ждала судьба русских жен корейцев, погибших во время Гражданской войны или расстрелянных в годы сталинских репрессий.
Эти выводы подтверждаются статьей Сергея Курбанова о Ким Пён Оке, опубликованной в сборнике Института Дальнего Востока РАН в 2019 г. В этой статье говорилось, что «все корейцы, проживавшие в русской столице, находились под наблюдением тайной полиции». В том числе Ким Пён Ок (Евгений Николаевич Ким), женатый на русской женщине Марии Матвеевой из сословия нижних гражданских чинов.
По данным тайной полиции (Охранного отделения), Ким Пён Ок часто встречался с подозрительной кореянкой Надеждой Тимофеевной Ким, за которой велось постоянное наблюдение как за женщиной очень опасной по своим политическим убеждениям и встречавшейся с офицерами русской армии, отвечавшими за снабжением русского фронта в Маньчжурии.
Кроме того, Сергей Курбанов нашёл в газете «Биржевые ведомости» за № 252 от 1905 года интервью с Евгением Николаевичем Кимом (Ким Пён Оком), в котором он высказывает довольно критические взгляды на будущее Кореи и роль Японии в международной политике на Дальнем Востоке. Из этого интервью понятно, что Ким Пён Ок был на стороне корейских патриотов, боровшихся за независимость Кореи от японской экспансии.
К сожалению, Сергей Курбанов не нашел документы о деятельности Ким Пён Ока ни в Санкт-Петербургском университете, ни документы о нём в архивах Тайной полиции после 1905 года. И это обстоятельство заставляет предполагать, что Ким Пён Ок ещё до Февральской революции был выслан из столицы по политическим причинам вместе с другими корейцами. Хотя в адресной книге «Весь Петроград» за 1917 г. он упоминается как проживавший на 5 линии Васильевского острова в доме № 66. Но… дело в том, что данные в адресной книге за 1917 год собирались в 1916 году! То есть Ким Пён Ок (Ким Евгений Николаевич) проживал в Санкт-Петербурге (Петрограде) до Февральской революции, а после неё «исчез в неизвестном направлении»…
Что касается жены Ким Пен Ока Марии, то в книге за 1917 год она (без отчества и без фамилии) записана вместе с мужем на улице Батенина, 9 — недалеко от Лесного проспекта.
Вот только Охранное отделение при Временном правительстве продолжали существовать! И эта правоохранительная организация могла сослать Ким Пён Ока и его русскую жену за «подстрекательскую деятельность»… в Колу или в Мурманск. Мужа — в качестве переводчика, а жену — как сестру милосердия. Несмотря на то, что официально они жили по разным адресам и встречались в Петрограде редко. То есть их брак был похож на фиктивный. Но таким ли он был на самом деле?!
К сожалению, по словам мурманского архивиста Дмитрия Е. в архиве ГАМО документов о политическом ссыльном Ким Пён Оке и его жене Матвеевой Марии Матвеевне не имеется. Их надо искать в архивах Санкт-Петербурга.
На всякий «пожарный» случай я решил найти в адресных книгах Санкт-Петербурга более подробные записи о Ким Пён Оке и его жене Марии за 1900—1917 гг. Тем более, что у меня очень большой опыт изучения адресных и справочных книг Санкт-Петербурга и Москвы со времени поисков документов, связанных с проживанием моей бабушки Смирновой Любови Александровны в Москве, а её корейского мужа Ким Вон Гена в Санкт-Петербурге и в Петрограде до и во время Гражданской войны.
И вот что из этих книг я узнал.
В адресной книге за 1905 г. записано, что Ким Пен Ок Евгений Николаевич и Мария Матвеевна Матвеева проживали вместе на улице Кронверкской, 20 — кв. 2. Место работы мужа — Санкт-Петербургский императорский университет.
А вот в книге за 1906 г. в адресах проживания мужа и жены Ким есть изменения: муж живет на Академической, 4 и работает по прежнему адресу, а жена проживает в Гусевом переулке, 3 — в центре города.
В книге за 1907 год Ким Пен Ок живет по прежнему адресу, а вот его жена — на Николаевской улице, 32. Тоже в центре города. В этом доме, кстати, проживали в 1919 г. мой дед Ким Вон Ген и его жена (не фиктивная!) Любовь Александровна. Не случайно ли?!
В книге за 1908 год Ким Пен Ок проживает на Невском, 78 и работает по прежнему адресу, а вот его жена — на Александровском участке, 16 версте Пушкинской ж.д. в доме № 34.
В книге за 1909 год Ким Пен Ок проживает на Васильевском острове, 6 линии, в доме № 1, по прежнему месту работы, а его жена — на Серпуховской улице, 6 — в Московской части города.
В книге за 1910 год Ким Пен Ок проживает на Васильевском острове, 6 линии, 1, по прежнему месту работы, а его жена оказывается на Невском, 104.
В книге за 1911 год Ким Пен Ок проживает на Васильевском острове, 6 линии, в доме № 1, по прежнему месту работы, а вот его жена — на ул. Шамшева, 12 (в Петроградской части).
В книге за 1912 год Ким Пен Ок проживает на Васильевском острове, 5 линии, в доме № 66, по прежнему месту работы, а его жена Мария (без отчества) — на Шамшева, 12.
В общем, можно сделать первый вывод: брак между Ким Пен Оком и Марией Матвеевной мог быть фиктивным. Они числились супругами номинально. Ведь по православным и российским законам разводы делались только в исключительных случаях.
Но идём дальше.
В книге за 1913 год Ким Пен Ок проживал на Васильевском острове, на 5 линии, в доме № 66 по прежнему месту работы, а его жена — на Шамшева, 18.
В книге за 1914 год Ким Пен Ок проживал на Васильевском острове, на 5 линии, в доме № 66, по прежнему месту работы, а его жена… исчезла из адресной книги. Вероятно, просто не стала записываться в нее.
В книге за 1915 год Ким Пен Ок проживал по прежнему адресу и по прежнему месту работы, а его жена вновь появилась в книге, проживая на Лахтинской, 9. Опять в Петроградской части.
В книге за 1916 год Ким Пен Ок проживал по прежнему адресу и по прежнему месту работы, а его жена проживала на Александровском участке, в посёлке Славянка, на Резервной улице, 34. То есть в Царско-Сельской части.
За то, что кореец Ким Пен Ок имел фиктивный брак с русской женщиной, его могли и наказать. Но если он был православным, то такое наказание было минимальным. Была возможность откупиться деньгами или вообще не откупаться по взаимному соглашению.
Но вот где Ким Пен Ок был тогда, когда произошла Февральская революция? Об этом адресные книги умалчивают. Но если преподаватель корейского языка в Санкт-Петербургском императорском университете после первой русской революции примкнул к социал-демократам или даже к большевикам, и занимался в стенах университета большевистской пропагандой, то это было чревато для него очень суровым наказанием. Весьма возможно, что он уже в те годы вступил в партию РСДРП. За это его могли в 1916 году на Мурман сослать — как интернированного по законам военного времени!
По этим серьезным причинам следы Ким Пен Ока перед Февральской революцией надо искать в архивах Охранного отделения полиции. Ведь известно, что тайная полиция вела за ним слежку — как за корейским политическим эмигрантом. Следил за ним, через своих агентов, и посол Японии в России Мотоно. И мог потребовать высылки Ким Пен Ока в отдаленный район России. Лучше всего — на Кольский полуостров, где требовались переводчики с корейского языка на строительстве Мурманской железной дороги и Мурманского порта. На последнем работал и мой дед Ким Вон Ген. И это значит, что он был знаком с Ким Пён Оком и его женой Марией Матвеевой, сестрой милосердия.
Найдя в Интернете весьма интересные данные о Ким Пён Оке, я еще раз решил поискать информацию о председателе Корейского революционного комитета Мурманска Пак Кан Оке. Возможно, что он тоже до ссылки на Мурман жил в Санкт-Петербурге и был знаком с Ким Пён Оком.
Так это и оказалось!
В адресной книге «Весь Петроград» за 1915 год есть Пак Кан Ен Павел Андреевич, проживавший на Васильевском острове, 5 линии, в доме № 30. Но где он служил и чем занимался — не известно.
Посмотрим, есть ли сведения о Пак Кан Ене в других адресных книгах. В адресной книге за 1914 г. есть данные о Пак Кан Ене и Пак Кан Ен Хилье Генриховне, акушерке и массажистке, проживавших по тому же адресу. Эти же данные есть и в книге за 1913 год.
В адресной книге за 1916 год есть данные о супругах Пак, проживавших на Васильевском острове, но уже на 3 линии, в доме № 8. Такие же данные есть и в книге за 1917 год — последний год Российской империи. Вот только данные за этот год собирались в 1916 году.
Поэтому можно утверждать, что супруги Пак Кан Ен и Пак Кан Ен Хилья Генриховна, также, как и супруги Ким Пён Ок и Матвеева Мария Матвеевна (проживавшие также на Васильевском острове, на 5 линии, в доме № 66) очень хорошо знали друг друга и вместе были отправлены на Мурман как политические ссыльные!
На всякий случай, чтобы выяснить, где работал или служил Пак Кан Ен, я просмотрел также адресные книги за 1910—1912 гг. И вот что выяснил.
В книге за 1910 год нет записи о Пак Кан Ен. Зато в книге за 1911 год есть запись о Пак Евгении Софроновиче (?), проживавшем на Черниговской улице, 5. Что интересно, по этому адресу находился Санкт-Петербургский университет ветеринарной медицины. Поэтому можно предполагать, что Пак Кан Ен (Евгений Софронович) учился или работал в этом университете, основанном в 1808 году!
Но в книге за 1912 год появился Пак Кан Ен Павел Андреевич, проживавший на Васильевском острове, на 5 линии, в доме № 30 вместе с Хильей Генриховной, массажисткой и акушеркой (!).
Итак, весьма возможно, что Пак Кан Ок (Кан Ен) был сослан на Мурман в 1916 году вместе с Ким Пён Оком по политическим причинам. Поэтому они и возглавили Корейский революционный комитет в Мурманске, что проводили агитационную работу среди сосланных на Мурман бывших инсургентов и партизан отряда «Доыгун», командиром которого был мой дед Ким Вон Ген. Об этом я узнал, занимаясь расследованием происхождения и жизни своего деда в Корее, в Маньчжурии, в царской России и в советской РСФСР (см. очерк «По следам Ким Вон Гена», опубликованный на сайте «Корё Сарам» 11.04.2024 г.)
Кроме Ким Пён Ока, в состав Мурманского совета входил кореец Сек Ни Черниговский — заместитель председателя Корейского революционного комитета. По словам мурманского архивиста Дмитрия Е. этот кореец во время оккупации Мурманска англичанами и белогвардейцами владел в городе лавкой и прачечной, а также скупал у населения книги. Но его происхождение также не известно.
По мнению мурманского архивиста Дмитрия Е. Сек Ни Черниговский вел подпольную работу среди корейцев, готовя их к восстанию против белогвардейцев и англичан. Что касается русской части его корейского имени, то по моему мнению это тоже псевдоним.
Посмотрим, есть ли в адресной книге «Весь Петроград» за 1916 год кореец с фамилией Сек.
Как всегда, адресная книга принесла мне очередной сюрприз! В ней были записаны… две женщины с фамилией Сек: Сек Ки Мария Петровна, проживающая на Клинском проспекте, 17 и Сек Ки Тереза с улицы Моховой, 31.
На первый взгляд ничего интересного для меня в этих улицах нет. Дом № 17 на Клинском проспекте находился недалеко от Технологического института. А дом № 31 на Моховой улице располагался недалеко от Набережной реки Фонтанки и у Набережной реки Мойки. Но… не эти две улицы привлекли мое внимание. Дело в том, что от площади Московские ворота начинается… Черниговская улица, проходящая мимо Новодевичьего монастыря! Уж не в честь ли этой улицы Сек Ни Черниговский взял себе политический псевдоним?! Тем более, что Университет ветеринарной медицины тоже находился на Черниговской улице!
В адресной книге «Весь Петроград» за 1915 год Сек Ки Мария Петровна и Сек Ки Тереза по-прежнему записаны на Клинском проспекте, 17 и на Моховой, 31.
В адресной книге «Весь Петербург» за 1914 год записаны Сек Ки Мария Петровна с Клинского проспекта, 17 и Сек Ки Тереза с Моховой, 31 — артистка!
В адресной книге «Весь Петербург» за 1913 год записаны те же самые данные.
В адресной книге «Весь Петербург» за 1912 год записаны Сек Ки Мария Петровна с Пушкарской улицы, 13 и Сек Ки Тереза с Моховой, 31.
Однако в адресной книге «Весь Петроград» за 1917 год осталась одна Сек Ки Мария Петровна, проживавшая по-прежнему на Клинском проспекте, 17. А вот артистка Сек Ки Тереза исчезла из адресной книги! Может, по политической причине?.. И вместе с ней исчез из Петрограда ее муж или любовник Сек Ки, проживавший, по-видимому, на Черниговской улице, но без записей в адресной книге.
Таким образом, можно предполагать, что заместитель председателя Корейского революционного комитета Мурманска Сек Ни Черниговский взял себе политический псевдоним не в честь украинского города Чернигова, а в честь Черниговской улицы, на которой он проживал. И на этой же улице располагался Университет ветеринарной медицины. В котором, к тому же, работал кореец Пак Кан Ок.
Вот таким образом я выяснил, что трое корейцев, проживавших в Санкт-Петербурге перед революцией, оказались в Коле или в Романове-на-Мурмане как ссыльные. Поэтому во время восстания 21 февраля 1920 г. они возглавили Корейский революционный комитет, участвовавший в восстановлении советской власти в Мурманском крае. Хотя долгое время считалось, что в февральском восстании 1920 г. участвовали не корейцы, а китайцы из Маньчжурии.
Есть в «Открытом списке» информация о секретаре мурманского Корревкома Ли Хене. Он действительно был китайцем из северо-восточной провинции Шаньдун. Родился в 1888 г. То есть в 1920 г. Ли Хену было 32 года. Был малограмотным, беспартийным и проживал после Гражданской войны во Владивостоке, где работал на крабоконсервном заводе. Арестован 30 марта 1938 г. за шпионаж и расстрелян 2 сентября 1938 г.
Правда, вызывает сомнение подпись Ли Хена в одном из мурманских документов, сделанная красивым почерком по правилам дореволюционной русской орфографии. Возможно, за него расписались по-русски Ким Пен Ок или Мария Матвеева. Или этот китаец хорошо знал письменный русский язык и тоже служил в Мурманске переводчиком, но уже среди китайцев. Вот только китайцы не имели своего революционного комитета и подчинялись решениям Корревкома. Точно также, как китайские коммунисты в Тюмени подчинялись корейским коммунистам, руководившим корейско-китайской секцией при Губкоме РКПб. Членом этой секции был и мой дед Ким Вон Ген с 1920 г.
Итак, помимо бывших корейских инсургентов и партизан Армии Справедливости в Мурманске и в Коле в 1916—1920 гг. могли находиться и несколько корейских политических ссыльных. Проживавших до ссылки в Санкт-Петербурге (Петрограде).
В Интернете есть информация о том, что на Кольский полуостров ссылали по разным причинам еще с 1654 года. Среди ссыльных были опальные священники и еретики, участники народных восстаний, сторонники оппозиции царской власти, крестьяне-бунтовщики, политические инакомыслящие, участники Первой русской революции…
Места размещения ссыльных находились в разных населенных пунктах Кольского полуострова: в городе Кола близ современного Мурманска, в поселке Александровск в Кольском заливе, в селе Кузомень в Кандалакшском заливе.
Что касается политических ссыльных корейцев, сосланных в Мурманский край во время Первой мировой войны, то вероятнее всего они могли жить в городе Кола, который от Романова-на-Мурмане находился на расстоянии всего 10 верст. В 1907 году в нем жили 37 ссыльных, среди которых было много социал-демократов, которые в 1917 году были освобождены из-под надзора и перебрались в Мурманск. И если в Коле кроме русских и русскоязычных ссыльных находились политические эмигранты из Кореи, то они наверняка занялись пропагандой социалистических и антияпонских идей среди бывших инсургентов и партизан Армии Справедливости, работавших на строительстве Мурманского порта и железной дороги.
Вот каким образом создавался Корейский революционный комитет в Мурманске — из ссыльных корейцев, отправленных в Колу и в Романов-на-Мурмане по требованию японского посольства в Петрограде.
Мурманский архивист Дмитрий Е. подтвердил, что в Коле перед переворотом 21 февраля 1920 г. находилось много большевиков. Они проводили агитацию по свержению белой власти в Мурманске. Но агитировали ли они среди корейских рабочих, Дмитрию Е. не известно. Зато известно, что помимо комендантской команды численностью 200 человек в конце 1019 года была создана рабочая рота из военнопленных в 200 человек. Среди этих военнопленных были бывшие русские красноармейцы, но иностранных пленных в рабочей роте не было.
Кроме того, Дмитрий Е. в своих исторических изысканиях пишет, что по плану большевистского восстания 30 рабочих городостройки должны были занять склады с оружием. Убив охранявших склады шведских солдат, организаторы восстания планировали привести к складам рабочих и вооружить их. Правда, до убийства шведов не дошло, так как они сдались восставшим добровольно и сами открыли склады с оружием. Без всякого кровопролития…
Но какой национальности были рабочие городостройки, Дмитрию Е. не известно.
Сохранились и опубликованы воспоминания первых большевиков Мурманска о том, как они готовились к восстанию и как оно проходило. Но в большинстве воспоминаний о корейцах нет никаких упоминаний. Случайно или преднамеренно?
Пётр Лопинцев, служивший в комендантской команде, в своих воспоминаниях о событиях 21 февраля 1920 года только вскользь упоминает о вооружении большого количества китайцев оружием, захваченным на складах.
Более подробные воспоминания о восстановлении советской власти в Мурманске принадлежат Тимофею Дмитриевичу Аверченко — большевику с 1917 г., члену Мурманского Совета первого состава и председателю Мурманского ревкома второго состава. Он участвовал в восстании 21 февраля 1920 г.
По словам Тимофея Аверченко главной задачей восставших был захват складов с оружием и боеприпасами. Этот захват был произведен быстро, так как охранявшие склады датчане не оказали никакого сопротивления. К восставшим морякам и портовым грузчикам присоединились рабочие-китайцы.
При этом следует отметить, что среди грузчиков наверняка было много маньчжурских корейцев, для которых носить большие тяжести было привычным делом. Но сколько их было — точно не известно. Зато Аверченко утверждал, что вооруженных китайцев было 50 человек. И некоторые из них после восстановления в Мурманске советской власти вступили в партию РКПб. Вот только непонятно, кто это были на самом деле — китайцы или маньчжурские корейцы? Аверченко писал в своих воспоминаниях, что одного знакомого китайца-коммуниста он встретил в Хабаровске в 1926 г. Этот коммунист был направлен на работу в Китай. Вероятнее всего, в китайскую Маньчжурию для организации там партизанского коммунистического движения. Но китайцем ли он был?!
Маньчжурских корейцев было много в партизанском отряде «Доыгун», созданном конфуцианцем Лю Ин Соком в 1910 г. и воевавшем в Маньчжурии с японцами до 1915 г. То есть до начала Первой мировой войны, когда Япония и Китай договорились о вытеснении всех корейских партизан в японскую Корею и в Амурскую область России. Именно по этой причине в 1915 г., когда был убит японцами Лю Ин Сок, Ким Вон Ген и партизанский отряд «Доыгун» под его командованием перешли в Амурскую область и сдались русским властям. Их на один год отправили на дальний зейский прииск в ссылку, а в конце 1916 г. — по Сибирской железной дороге в Архангельск, а оттуда — в Мурманск.
Не исключено, что китаец-коммунист на самом деле был маньчжурским корейцем, отправившимся в 1920 г. в Тюмень, а оттуда — на Восточный фронт для войны с японцами. А люмпенизированные этнические китайцы после восстановления советской власти в Мурманске остались на жительство в этом городе, создав на его окраине свой поселок, названный в честь Сунь-Ятсена — первого президента Китайской республики.
Следует учитывать, что большинство китайцев после окончания строительства Мурманской железной дороги выехали в 1917 году в Петроград и в Москву, стремясь как можно скорее вернуться в Китай — до начала военных действий между большевиками и сторонниками Временного правительства. А те маньчжурские китайцы, что остались в Мурманске, на окраине города построили себе домишки из разного брошенного материала и зажили вполне китайской жизнью. До русской революции им не было дела.
Кроме того, многие русские в те годы путали корейцев с китайцами. А потому всех «желтых» называли «китайцами». И тех корейцев, что приняли участие в восстании 21 февраля 1920 г., по-прежнему называли «китайцами». Возможно потому, что многие корейцы были из китайской Маньчжурии. То есть по документам они считались китайцами.
К сожалению, сами корейцы, участвовавшие в мурманском восстании 21 февраля 1920 г., не оставили своих воспоминаний. И причины этого хорошо известны. Если только Им Дин То, бывший слуга посланника Ли Бом Джина, много общавшийся с ойротскими корейцами, работавшими на строительстве Мурманской железной дороги и Мурманского порта, их не записал. И это вполне возможно!
Дмитрий Е. в своих изысканиях не нашел никаких упоминаний о том, что корейские рабочие в Мурманске приняли участие в свержении белой власти. Но он признал, что корейские рабочие оказались более организованными во время большевистского переворота. И Корейский революционный комитет был создан по типу Мурманского революционного комитета. А китайского революционного комитета в Мурманске не существовало.
Зато Дмитрий Е. в мурманской газете «Северная правда» за 18 января 1921 г. нашел очень интересную для меня заметку, связанную с Тюменью и с тюменской Корейской революционной организацией, председателем которой был в 1920-1923 гг., как стало мне известно, мой дед Ким Вон Ген. И вот что было в той заметке сказано:
«ИЗВЕЩЕНИЕ.
Представитель — уполномоченный Корейской Революционной организации города Тюмень тов. Тиян-Тиун, делегированный в г. Мурманск для ликвидации дел Корревкома, просит учреждения Мурманского края и Мурманской желдороги срочно до 1 февраля с.г. изготовить расчеты эвакуированных в г. Тюмень корейских граждан в сентябре и октябре месяцах с.г., а также прошу судебные учреждения срочно вне очереди назначить к разбору находящиеся дела корейцев.
Причитающиеся деньги за работу корейским рабочим из всех артелей выдавать тов. Хомансони, избранному делегату Корейским общим собранием.
Прием для личных справок в г. Мурманске: Железнодорожный поселок, № 811, кв. 7, ежедневно, кроме праздников. От 10 час. Дня до 1 февраля 1921 г.
По ликвидации имущество Корревкома передается в Отдел Управления Мурманского Исполкома.
Представитель Уполномоченный Корейской Революционной организации Тиян-Тиун.
Зарегистрировано: Председатель Корревкома Паккенок»
(«Северная правда». 1921 г. 18 января. — № 7. — с. 2)
Упоминание о корейце Тиян Ти Уне в архивных документах мне удалось найти на сайте «Список жертв» среди репрессированных. Он родился в 1900 г. в Корее. Принял гражданство СССР. До ареста в 1935 г. проживал в Хабаровске и работал инструктором орготдела крайисполкома. В 1935 г. был арестован и осужден в 1936 г. за антисоветскую агитацию на 5 лет ИТЛ. Реабилитирован в 1960 г. В 1921 г. Тиян Ти Уну было всего 21 год.
Не этого ли корейца Тимофей Аверченко встречал в Хабаровске в 1926 году? Вполне возможно!
Список корейских рабочих на эвакуацию в Тюмень за 1920 г. состоит из 82 человек. Что это за люди, мурманским архивистам неизвестно. Но проанализировав его, я выяснил, что в нем 17 человек были репрессированы и расстреляны в СССР в 1938 г. А вот судьба других 65 человек не известна. То ли они погибли во время боев с японцами в 1921—1922 гг., то ли выехали с Дальнего Востока в Маньчжурию.
Но… следы этого отряда нашлись в документах Госархива Архангельской области. В частности, по моему запросу была найдена докладная записка от января 1917 г. В ней говорилось об отряде корейцев, находившихся в деревне Подборье на санитарном карантине до отправки в Архангельск на строительство железной дороги на остров Мудьюг. Корейцы потребовали в ультимативной форме вместо черного хлеба для питания белый хлеб. Вероятно потому, что они заболевали от чёрного хлеба и не могли его есть. Ведь корейцы относятся к группе восточно-азиатских народов, предпочитающих варёный рис и мясную пищу вместо хлеба. Белый хлеб в виде булочек они немного могли есть, а чёрный вызывал у них желудочную болезнь.
Всего корейцев в Подборье было 84 человека. То есть почти столько же, сколько в списке на эвакуацию в Тюмень в мае 1920 г. (ГААО, Ф. 1233, Оп. 1, Д. 38, Л. 1 об.). Только двое отсутствовали в этом списке. И я могу объяснить это тем, что двое корейцев из отряда «Доыгун» в конце 1917 г. или в начале 1918 г. выехали из Мурманска для того, чтобы выяснить обстановку в столице после Октябрьского переворота. По моему твердому убеждению это были Ким Вон Ген и его помощник Ким Вон Гири.
Весной 1917 г. корейцев вывезли из Архангельска в Мурманск для достройки Мурманской железной дороги и Мурманского порта. Поэтому можно утверждать, что именно они были записаны в списке на эвакуацию в Тюмень. И судя по тому, каким языком написано воззвание этих корейцев от 16 мая 1920 г., можно смело считать, что они были не просто наемными рабочими, завербованными в Маньчжурии на строительные работы в Мурманском крае, а… бывшими партизанами отряда «Доыгун» Армии Справедливости! Командиром которого в 1915 г. после гибели Главнокомандующего Армии Справедливости Лю Ин Сока стал… мой дед Ким Ван Ген (Вон Ген по-корейски).
Кроме всего сказанного, я обратил внимание на то, что в мурманском списке корейцев на эвакуацию в Тюмень есть двое человек с фамилией Ю: Ю Мен Ок и Ю Ха Дин. И если предположить, что эти корейцы были из бывшего партизанского отряда «Доыгун», то возможно, что они являлись родственниками Главнокомандующего Армией Справедливости Лю Ин Сока. Ю Мен Ок был рабочим железной дороги, а Ю Ха Дин работал в Корейском революционном комитете Мурманска (см. очерк «По следам Ким Вон Гена» на сайте «Корё сарам»).
И это означает, что присутствие двух корейцев с фамилией Ю в списке корейцев на эвакуацию из Мурманска в Тюмень также подтверждает мою версию о присутствии отряда «Доыгун» в Мурманске в 1917—1920 гг.
Я написал письмо Сергею Олеговичу Курбанову по поводу Ким Пён Ока и его жены Марии Матвеевны Матвеевой. Мне хотелось узнать, к какому выводу пришел Сергей Олегович в отношении того, что Ким Пён Ок, Пак Кан Ок, Сек Ни Черниговский и Мария Матвеевна Матвеева были сосланы в 1916 году в Колу или в Романов-на-Мурмане. Там они работали переводчиками между русскими техническими специалистами и корейскими рабочими. И одновременно вели большевистскую пропаганду среди корейцев. Поэтому, когда в феврале 1920 года в Мурманске готовилось восстание против интервентов Антанты и белогвардейцев, к русским восставшим присоединились 50 корейцев, а не китайцев. И список этих корейцев в количестве 82 человек хранится в мурманском госархиве ГАМО. По данным Госархива Архангельской области, они были доставлены в Мурманск весной 1917 г. из Архангельской губернии (где находились на карантине) и работали на строительстве Мурманского порта. Среди них были рабочие железной дороги, грузчики торгового порта, матросы маломерных судов, рабочие Совнархоза и Корревкома…
К сожалению, Сергей Курбанов написал в своем ответном интернет-послании, что не может ни подтвердить, ни опровергнуть мои выводы, так как не занимается сейчас этим вопросом. А что касается Марии Матвеевны Матвеевой, то по мнению Курбанова русскую жену Ким Пён Ока звали Марией Матвеевной… Батениной. Правда, добавил он, что, возможно, ошибается, так как не может вспомнить фамилию жены Ким Пён Ока точно…
Такой ответ меня, конечно, разочаровал. Но и заканчивать переписку с ведущим специалистом по истории Кореи 20 века мне не хотелось. Поэтому я написал Курбанову, что проверю записи о Марии Матвеевне Батениной в адресных книгах Санкт-Петербурга за 1904—1917 годы.
В результате поисков в адресных книгах Марии Батениной, я понял, что с этой фамилией произошла досадная ошибка. Жена Ким Пен Ока в книге за 1917 г. записана просто как Мария. А дальше идет слово Батенина, 9. Поэтому вероятнее всего, Сергей Курбанов посчитал, что в 1916 году женой Ким Пён Ока была… Мария Батенина. А на самом же деле улица Батенина (Александра Матросова) пересекает Лесной проспект и с одной стороны упирается в Выборгскую набережную, а с другой — в улицу Харченко (бывший Антоновский переулок).
История жизни Марии Матвеевой меня заинтересовала не только потому, что она была женой известного корейца. Ведь моя бабушка по отцу около 20 лет прожила в Санкт-Петербурге и во время пролетарской революции вышла замуж в Петрограде за командира корейского партизанского отряда «Доыгун» Ким Вон Гена. Поэтому мне было интересно узнать происхождение Марии Матвеевой и то, где она жила после возвращения из ссылки в Мурманском крае.
Я еще раз прочитал в Интернете статью Сергея Курбанова о первом корейском переводчике Ким Пён Оке. И в этой статье сказано, что его русской женой была Мария Матвеева, происходившая из сословия низших гражданских чинов. В 1904 году ей было 30 лет и у нее была сестра Вера Матвеевна (Коргузинская) 37 лет. Если Вера была родной сестрой Марии, то их общего отца звали Матвеем. Поэтому Мария Матвеева имела отчество Матвеевна и родилась в 1874 г.
Правда, в статье Курбанова сказано, что отец Марии и Веры был коллежским регистратором, а в адресных книгах сказано, что Мария Матвеевна Матвеева была дочерью генерал-майора. И как это понимать? Может, Мария записала отца в адресной книге генералом для того, чтобы улучшить свое социальное происхождение?.. А сама работала всего лишь сестрой милосердия в военной лечебнице Лейб-гвардии Конного полка и поэтому была под наблюдением тайной полиции.
Чин коллежского регистратора давал право на личное почетное гражданство. И в адресных книгах «Весь Петербург» за 1906—1912 гг. записан Матвеев Матвей Матвеевич, почетный гражданин, проживавший на Петроградской стороне на Большом проспекте, 90.
Матвеев Матвей Матвеевич, почетный гражданин, в последний раз упоминался в адресной книге за 1912 год. Он по-прежнему проживал на Большом проспекте, 90, но уже с личным телефоном 40060. Но это означает, что он умер в 1912 году, так как записи в адресные книги собирались за год до публикации…
Весьма возможно, что именно почетный гражданин Матвеев Матвей Матвеевич и был отцом Марии Матвеевой. Вот только никак не генерал-майор и не дворянин, а чиновник низших разрядов и коллежский регистратор.
Мне могут возразить, что судьба Матвея Матвеевича Матвеева не имеет прямого отношения к судьбе Ким Пен Ока. Но по моему мнению это не совсем так. Ведь я уверен в том, что Мария Матвеева была сослана в Колу или в Романов-на-Мурмане вместе с Ким Пён Оком. А это значит, что она и там исполняла работу сестры милосердия — в первую очередь среди рабочих корейцев.
При строительстве Мурманского порта происходило много травм и несчастных случаев. В том числе и с моим дедом. И первую помощь могла оказывать корейцам сестра милосердия Мария Матвеева, которую Ким Пён Ок обучил корейскому языку. И возможно, что это она писала красивым каллиграфическим почерком протоколы Корейского революционного комитета в 1920 году. Поэтому я считаю, что мой дед Ким Вон Ген знал эту русскую женщину во время жизни в Мурманске — как и её корейского мужа.
Весьма возможно, что именно Ким Пён Ок направил моего деда в Петроград в конце 1917 года или в начале 1918-го для связи с большевиками вместе с его помощником Ким Вон Гири и с Марией Матвеевой.
О корейце Ким Вон Гири в документах тюменского архива ГАСПИТО сказано, что он был инвалидом и кандидатом в члены РКПб. Вероятно, инвалидность он получил как маньчжурский партизан. После 1923 г. по данным сайта «Открытый список» он выехал в Маньчжурию и жил в деревне Люшигоу Хунчунского округа. Был арестован в 1932 г. за незаконный переход границы и осужден на 10 лет ИТЛ. Реабилитирован только в 1989 г.
Но Ким Вон Ген и его товарищи не знали, что весной 1918 года интервенты Антанты займут весь Кольский полуостров и железная дорога на Мурман будет перекрыта. По этой причине Ким Вон Ген не смог вернуться в Мурманск к своим товарищам и встретиться с Ким Пён Оком. Это произошло только в 1920 г. в Тюмени, где Ким Вон Ген возглавил Корейский революционный комитет и Корейскую революционную организацию (отдельный взвод ДТЧК, охранявший железнодорожную станцию Тюмень).
Когда стало известно о том, что в Мурманском крае восстановлена советская власть, Ким Вон Ген, как председатель Корейского революционного комитета Тюмени, написал письмо в Мурманск своим товарищам. Он известил их о том, что в Тюмени создается Корейская революционная армия из бывших военнопленных тюменского концлагеря и обратился к своим товарищам из отряда «Доыгун» с предложением срочно покинуть Мурманск и выехать в Тюмень, присоединившись там к корейским интернационалистам.
Но по разным причинам корейские рабочие смогли выехать из Мурманска только в конце 1920 г., да и то не все. Руководители Мурманского Совета не хотели их отпускать по причинам невозможности быстрой замены. Пришлось в это дело вмешаться представителю Корейского временного правительства Хан Хен Куону и зав. отдела Востока ВЦИК Вознесенскому.
Летом 1921 г. корейские интернационалисты выехали из Тюмени в Иркутск, где должны были пройти военную подготовку перед отправкой на Дальний Восток для боев с японцами.
Что касается Марии Матвеевой, то вероятнее всего, что она, вернувшись в Петроград из Мурманска, осталась там проживать до окончания Гражданской войны. Но так как следы Ким Пён Ока и бывших корейских партизан из отряда «Доыгун» навсегда потерялись, то возможно, что Мария Матвеева вышла снова замуж за русского человека и осталась проживать в Ленинграде.
Правда, в «Книге памяти жертв политических репрессий Новгородской области» есть запись о Матвеевой Марии Матвеевне, 1873 г.р. В ней записано, что эта женщина проживала в деревне Медянки Демянского района и была лишена избирательных прав в 1932 г. Но ее дальнейшая судьба в той книге не упоминается. Также кратко она упоминается и на сайте «Открытый список». И это очень странно. Или совсем не странно, так как лишение избирательных прав в начале 1930-х годов происходило очень часто в отношении бывших дворян, мещан, чиновников и интеллигентов. Сначала лишали права избирать, а через несколько лет стали отправлять на «исправление» в отдаленные районы Сибири и Дальнего Востока…
Судя по карте, деревня Медянки Новгородской области расположена между Москвой и Санкт-Петербургом недалеко от городов Демянск, Осташков и Валдай.
В «Википедии» о деревне Медянки Новгородской области сказано очень мало. В 2010 году там проживали всего 10 человек. Церкви там не имелось, а потому до революции это была небольшая деревенька. Но… дело в том, что рядом с этой деревенькой когда-то располагалась усадьба богатого человека. Поэтому сейчас этот населенный пункт, расположенный в одном километре от Медянок, так и называется — Усадьба. Правда, никаких старинных построек в Усадьбе не сохранилось. Возможно потому, что во время Великой Отечественной войны все постройки Усадьбы были разрушены. Это подтверждается тем, что в центре деревни Медянки существует… братская могила! Вероятнее всего, там похоронены красноармейцы, сражавшиеся в 1942-1943 гг. за город Демянск, расположенный от Медянок в 19 км. Вторая братская могила находится по другую сторону от Усадьбы — в большой деревне Вотолино. Там сейчас есть и фельдшерско-акушерский пункт и почта, и остановка автобуса, и школа…
Может, Мария Матвеевна Матвеева, жена Ким Пён Ока, действительно была дочерью отставного генерал-майора, имевшего свою родовую усадьбу близ Медянок?.. Отец, выйдя в отставку как генерал-майор, мог устроиться в Санкт-Петербурге коллежским регистратором в одно из учреждений города. Например, в лечебницу Лейб-гвардии Конного полка? И такое возможно!
В 1942—1943 гг. вокруг Демянска образовался «котел», в который попали несколько немецких дивизий. Командование Северо-Западного фронта, выполняя приказ Сталина, целый год пыталось разгромить немецкие дивизии, но неудачно. В результате ожесточенных боев огромные потери несли как советские войска, так и немецкие. Огромное количество самолетов, танков, пушек и живой силы противников было уничтожено, но не принесло победы Красной армии. Немцы сумели прорвать Демянский котел и уйти на более выгодные позиции между городом Осташков и озером Ильмень. Правда, в конце концов прорыв Демянского котла позволил освободить Демянск 23 февраля 1943 года и перебросить остатки советских дивизий на Калининский фронт.
Из этой забытой для многих битвы можно сделать вывод о том, что если Мария Матвеевна Матвеева, бывшая жена Ким Пён Ока, действительно жила в Медянках Демянского района, то она вряд ли пережила то сражение не на жизнь, а на смерть. Потому и сохранилось в Демянском районе множество братских могил, в которых похоронены не только бойцы Красной армии, но и сельские жители, не сумевшие выйти из окружения…
Могла жена Ким Пён Ока поселиться после Гражданской войны в Медянках? В принципе могла — если ей пришлось покинуть Ленинград по серьезным причинам. Ведь она происходила из сословия военных и чиновников, а ее отец был почетным гражданином Санкт-Петербурга. Об этом легко было узнать с помощью адресных книг. Поэтому Марию Матвееву наверняка изгнали из Ленинграда как дочь царского генерала и чиновника. Ей пришлось поселиться в деревне на родине своего отца. Она не могла доказать, что является женой корейского революционера, пострадавшего от царской власти. Ведь Ким Пён Ок — вероятнее всего — выехал из Мурманска в Тюмень, а потом в Иркутск и следы его затерялись где-то на Дальнем Востоке.
Мария Матвеева могла вернуться на родину своего отца и работать в Медянках фельдшером. Паспорта у нее не было и поэтому до поры — до времени она могла жить спокойно. Могла и выйти там замуж за крестьянина-единоличника. Но это и послужило лишению ее избирательных прав. Была ли Мария Матвеева репрессирована — не известно. Возможно, что она не дожила до 1937 года и это спасло ее от отправки в концлагерь и от кошмара Демянского котла в 1943-м!
***
Мы в Telegram
Валерий, замечательная статья в память Влада!