Из жизни коре сарам. Николай Цой — мечтатель и романтик

Зоя Цой

…Что знаем мы про братьев, про друзей,

что знаем о единственной своей?

И про отца родного своего

мы, зная все, не знаем ничего…

Е. Евтушенко

Перебирая отцовский архив и стараясь хронологически выстроить годы его жизнедеятельности, я поймала себя на мысли, как хорошо отец знал каждого из нас, и, что я так до конца и не узнала его. Остаётся только догадываться, чем он жил, о чем думал, как находил смысл в этой непростой для него реальности. Незадолго до его ухода я начала снимать небольшие домашние видео, где отец делился своими воспоминаниями. И, как это часто бывает, из-за нехватки времени я забросила это дело, понадеявшись на то, что все успею наверстать. Но мы предполагаем, а бог располагает… Отца не стало, а непрочитанная книга его жизни лежит передо мной и я пытаюсь восстановить целостную ее картину. Охватить в одной главе это нереально, поэтому их будет несколько. Я решила проживать это шаг за шагом, так как убеждена, что любая частная хроника — фрагмент целой эпохи, и потому, надеюсь, для многих людей она будет созвучна…

Глава 1. Кореец.

Из отцовских рассказов я знаю, что моего дедушку в 3-х летнем возрасте перенес на спине прадед через реку Туманган, что является пограничной сразу для трех стран: Северной Кореи, Китая и России. В то время в аннексированной Японией Корее бесчинствовали новоиспеченные хозяева, уничтожая на корню все исконно корейское, стараясь стереть в пыль малейшее напоминание о корейской культуре. Даже национальный корейский цветок Мугунхва вырубали на корню, так что корейцам приходилось выращивать эти цветы на кладбищах. Прадед, разорившийся дворянин, не захотел жить под японским игом и в поисках лучшей доли перебрался в Россию, Приморский край. Поселились они в селении Обоннен в километрах ста от бухты Ольга. После смерти прадеда переехали в селение Герим До, где их и застал трагический 37-й. По воспоминаниям отца в тот момент их было восемь: его отец Ги Хен, мать Чхун Дя, старшие два брата Дин Сек и Ен Сок, он — Коля, сестренка Роза и младшие, Петя и Федя. Старшие носили корейские имена, но из-за того, что после них несколько детей умерло во младенчестве, дедушке посоветовали пойти к русскому батюшке и дать ребенку русское имя, что должно было прекратить мор. Так, моего отца назвали Николаем в честь Святого Николая Чудотворца и, начиная с него, детям в их семье стали давать русские имена.

37- й год обернулся трагедией для всех советских корейцев. Отец вспоминает скорые сборы в дорогу, что пришли какие-то мужики, сказали взять лишь самое необходимое и уезжать, но куда и зачем никто не знал… Нары по краям вагона и печь-буржуйка — все, что их ожидало в вагонах, где их везли хуже, чем скот. Каждое утро начиналось с разговора взрослых о том, кто умер прошлой ночью. Хоронить запрещалось, поезд останавливался только в положенных по инструкции местах, а умерших сбрасывали прямо с вагонов. Это всего одна из тех ужасных реалий, с которыми им пришлось столкнуться и не было возможности избежать. Называемые переселенцами, по сути, они оказались заключенными в этих адских вагонах и лишенными всех человеческих прав.

Из записей отца

Его мысли в набросках

Наконец, они прибыли в Казахстан, их высадили на 25-м разъезде и разместили в заброшенные дома без окон и дверей. Взрослые замесили глину, насобирали камней, обломков кирпичей и соорудили импровизированную корейскую печь-кудури. Соседи-казахи притащили куски стекла и вперемешку с глиной заделали окна, дверь занавесили тряпьем. Так и началась история переселенцев на новой земле. Вскоре маленький Петя заболел корью, но ни врача, ни лекарств, ни подводы добраться до районного центра не было и через два дня он умер. Это была первая потеря близкого человека для отца и врезалась в его память на всю жизнь. Весной их отвезли на 23-й разъезд, через который проходили товарняки и пассажирские поезда. Жили впроголодь, питались объедками, которые находили вдоль железной дороги. Отец вспоминал: «Однажды на запасном пути стоял военный эшелон. Я стоял возле вагона с кухней и ждал, когда повар выбросит пустые консервные банки из-под тушёнки и прятал их в кустах саксаула. Повар заметил, подозвал меня, протягивая буханку чёрного хлеба и две банки тушёнки, но я был дикий и боялся подходить. Тогда он сам спрыгнул с вагона и сунул их мне. Я без оглядки побежал домой, толком не поблагодарив повара. У всех нас был настоящий праздник в тот день.»

Через три года папин отец, узнав, что в Узбекистане живут наши родственники, перевез свою семью туда. Только начали обживаться и животы детей перестали пухнуть от голода, как началась война, 2-я мировая. Зимой дети в школу почти не ходили, не было обуви. Однажды кто-то из сверстников придумал брать сноп рисовой соломы и босиком, перебежками, мчать до школы. Когда ступни уже коченели, они становились на сноп на пару минут и бежали дальше. Да и в классе под ногами — все тот же сноп. Так и учились…

После трагической осени 37 года, среди голода и нищеты, радостным и ярким событием для отца, тогдашнего мальчишки, стал приезд Кзыл-ординского корейского театра в их колхоз. Все, у кого не было денег на билеты, толпились вокруг клуба и слушали представление оттуда. Сказать, какое сильное впечатление произвело на него выступление артистов, значит не сказать ничего. После их отъезда он уединился, все бродил по окрестности, не находя себе места. По его ощущениям, песня Ариранг никак не вязалась со степью и камышами. В его понимании это была жизнеутверждающая мелодия Востока — мелодия рек, гор, водопадов, его далеких родных мест. Он еще долго размышлял о судьбе артистов, восхищался самоотверженностью этих творческих людей, идущих босиком по болотам, и в зной, и в стужу, но несущих многовековую культуру корейского народа — древнюю, самобытную.

Из его архива

С детства отец рос мечтателем — ему нравилось выходить к речушке возле дома, наблюдать за причудливыми красотами Приморья. Ему грезилась бухта с выходом в море, хотя за многие километры их окружал густой лес. Взрослые поражались, откуда он, мальчуган, никогда не выезжавший за пределы своего дома, мог знать, что там за лесом, действительно есть эта бухта. Это так и осталось загадкой для него. Прожив всю сознательную жизнь в Узбекистане, он в глубине души тосковал по родным местам. Будучи уже в преклонном возрасте, в дождливые дни он часами стоял у окна и смотрел вдаль, глазами художника вспоминал живописные дальневосточные пейзажи. Еще, он вспоминал, что его мать, видя его тягу к рисованию, несмотря на тяжелые времена, все же купила ему альбом и краски. Возможно, это и послужило толчком к выбору будущей профессии. Позднее, получив образование и став художником-скульптором он не раз вспомнит об этом с большой теплотой и благодарностью.

Памяти его матери

В этой главе я намеренно опускаю детали творческой биографии отца, чтобы сделать акцент на корейской теме, которая всегда волновала его и стала лейтмотивом всей его жизни. Отец всегда гордился тем, что он — кореец, с гордостью озвучивал все достижения корейцев издавна и по сей день. Собирал статьи, открытки, марки, любые изображения корейцев, упомянутых историей. Красной нитью через всю жизнь отца проходит мечта о воссоединении Кореи. Как-то на одной из с’емок на УзТВ его спросили, может ли он что-то дополнить к тому, что говорили до него участники передачи, а речь шла о мирном сосуществовании разных национальностей в Узбекистане. Он сказал, что будет рад объединению Кореи. Тогда это могло показаться не совсем уместным, но, видимо, для него это было действительно важным. Он был немногословен и, если говорил, то непременно о том, что его волновало. Когда отец побывал на границе Севера и Юга, он оставил запись на ленте именно с этим пожеланием. Да и поездка на историческую родину на склоне лет, о которой он так мечтал, стала для него глотком свежего воздуха. Он с упоением делился впечатлениями об увиденном и о том, что наконец его нога ступила на землю далеких предков.

Из записей отца

Когда он поделился со мной своими мыслями и набросками по корейской теме, я уговорила его сходить в Ассоциацию корейских культурных центров и озвучить их там, что мы и сделали. Эскизы портретов корейских героев: Александра Мин, Афанасия Ким, Александры Ким-Станкевич и других борцов за свободу он хотел перенести на холст и подарить культурному центру с той же целью — напоминать корейцам о нашей истории. Также, мечтал воздвигнуть памятник выдающемуся корейскому адмиралу 16 века Ли Сун Сину — «Нельсону Азии», вошедшему в мировую историю, как конструктор первых в мире броненосцев — кобуксонов (кораблей-черепах) и выдающийся флотоводец, знаменитый своими победами над морским флотом Японии в Имдинской войне и не проигравший ни одной битвы. В последние годы одной из основных идей отца было создание корейского парка с реконструкцией сезонных народных игр и спортивных состязаний, ведь традиция корейцев играть в кругу семьи и друзей, имеет древние корни. В его замыслах в центре парка располагался мемориальный комплекс со стремящимися ввысь стелами, где в рельефных цифрах 37 года представлена панорама былой трагедии. Он мечтал, что этот памятник станет местом единения разных возрастов: в окружении бабушек и дедушек малышня будет прогуливаться вокруг, юные корейцы будут знать и чтить свое прошлое, молодожёны возлагать цветы — так восстановится связь поколений.

Один из эскизов памятника

Некоторые наброски деталей памятника

К сожалению, годы были уже не те и этим идеям суждено было остаться лишь в его набросках и записях, зато отец смог воплотить в жизнь свою детскую заветную мечту. Имя Хон Бом До — национального героя Кореи, возглавлявшего движение корейских партизан против японских захватчиков за независимость своей Родины, и впоследствии ставшего красным командиром корейского стрелкового батальона в годы советской власти на Дальнем востоке, до недавнего времени не было широко известно на постсоветских просторах. Но вместе с тем это имя занимало особое место в жизни и творчестве отца. С детства его мечтой было создать портрет этого легендарного командира. В студенческие годы отец вылепил первый бюст для выставки, который, к сожалению, затерялся и остались только снимки.

Первый бюст Хон Бом До, выполненный отцом в студенческие годы

Впоследствии, к нему приезжали корреспонденты корейской газеты «Ленин Кичи» дважды: в первый раз — Леонтий Ким и Виктор Ан, когда отец озвучил свою мечту и показал им фотографию Хон Бом До, а во второй — Ким Гук Чен, Фёдор Магай и Брутт Ким с предложением сделать бюст военачальника. Кстати, фотография оказалась у него не случайно. Бредивший созданием портрета, через своих друзей-артистов в Казахстане, отец попросил фото у самой Ли Хам Дек, известной и почитаемой артистки в кругах корейской диаспоры. Он переснял фото, а оригинал с дубликатом отправил ей обратно со словами благодарности. Во вторую встречу Ким Гук Чен пояснил, что корейские ветераны, прошедшие гражданскую и отечественную войны и воевавшие под началом Хон Бом До, написали Юрию Андропову с просьбой прославить память их командира, на что он, тогда генсек КПСС, дал распоряжение исполнить их просьбу. Таким образом, наш отец, Николай Цой в соавторстве с художником Владимиром Хегай, выковали бюст Хон Бом До в меди и отправили в г. Кзыл-Орда, где он был установлен в память о национальном герое Кореи. Сбылась мечта нашего отца увековечить память своего легендарного соотечественника.

Из сайта «Коре сарам»

По его убеждению да и по факту, где бы мы ни жили и как бы ни называли себя: коре сарам, корейцы Севера или Юга, в наших жилах течет одна кровь, нас объединяет один генетический код. В год 100-летия Хон Бом До Корея напомнила корейцам по всему миру славное имя своего настоящего патриота, во всех СМИ освещалась передача останков национального героя со всеми подобающими такому историческому событию почестями, на уровне первых лиц Кореи и Казахстана.

Возвращение генерала Хона на родину

Отец был бы счастлив узнать о том, что генерал Хон вернулся на Родину и, наконец, обрел покой. И меня, в свою очередь, переполняет чувство радости и гордости за то, что наш отец, скульптор Николай Цой, член Союза художников СССР, внёс свой непосредственный вклад в дело воспевания корейского национального героя Хон Бом До и сделал это не в угоду правящему строю, а по велению своего сердца в те времена, когда про него мало кто упоминал.

В мастерской

На этом заканчивается одна из глав из жизни моего отца. Николай Цой — кореец, малый по форме, но глубокий по содержанию, до последнего оставался мечтателем и романтиком и ушел со светлой верой в мечту об объединении Кореи и единстве корейской нации.

Продолжение следует..

***

Источник: Zoya Tsoy 

Мы в Telegram

Telegram