Человек-легенда

Хван Ман Гым

Владимир КИМ,
Заслуженный журналист Узбекистана

В далеком 1959-м году, когда мне было тринадцать лет, я впервые услышал о Хван Ман Гыме. Уже тогда он был председателем колхоза.

Последующие десять лет я работал на стройке, служил в армии, учился в вузе. Хван Ман Гым по- прежнему возглавлял хозяйство.

Пролетело еще лет десять: за моей спиной — работа в университетской многотиражке, затем в газете «Комсомолец Узбекистана» и, наконец, в Ташкентском корпункте «Ленин кичи». А Хван Ман Гым все продолжал нести бессменную вахту руководителя колхоза «Политотдел».

Я был молод и в поисках собственного призвания мог круто изменить жизнь, оставить прежнее дело и начать с нуля. А он был добровольно прикован к своему колхозу, к своей выборной должности. И цепь эта — чувство ответственности перед людьми, которые из года в год оказывали ему высокое доверие — руководить коллективным хозяйством. И каким хозяйством! Ухе в 70-х годах оно стало греметь на весь Союз своими урожаями, уровнем жизни, социальной инфраструктурой.

Известно, что при Хрущеве началось укрупнение хозяйств. Цель здесь была двоякая — с одной стороны, создать колхозы-гиганты, а с другой, избавиться от нищих хозяйств. Самих колхозников, конечно, никто не спрашивал, как не спрашивали у кулаков — хотят ли они раскулачивания. А здесь получалось то же самое ограбление: люди работали, не разгибая спины, и на тебе — объединяйтесь с соседями, которые точно в таких же природно-климатических условиях довели свое хозяйство до разорения.

Так вот, колхоз «Политотдел» объединил вокруг себя свыше десяти колхозов. Что скрывать, было немало людей из числа бывших руководителей обанкротившихся хозяйств, которые пытались «свалить» Хван Ман Гыма и самим занять его место. Для этого использовались всякие приемы, в том числе и взывание к национальным чувствам. И если учесть, что в колхозе корейцы к тому времени составляли всего 20 процентов, то ясно, что они вполне могли рассчитывать на успех. Но ни узбеки, ни казахи, ни русские, ни татары (в колхозе проживали люди многих национальностей) не пошли на поводу у интриганов, потому что они верили в своего председателя, видели, как он живет, общается с колхозниками, а главное, как он относится к работе.

Журналистские тропы привели меня к личной встрече с Хван Ман Гымом лишь в 1984 году. Мне довелось слышать доклад Хван Ман Гыма на отчетном годовом собрании колхоза. Было это за полгода до нашей личной встречи.

Так получилось, что я приехал в «Политотдел» за пять минут до начала собрания и успел только поздороваться с секретарем парторганизации Василием Семеновичем Паком. Большой зал заседаний был заполнен до отказа. И в зале стояла такая тишина, что он казался пустым — так интересно и заманчиво говорил председатель о том, как работали люди на протяжении года, о перспективах развития хозяйства, о многом другом, что было важно и нужно знать колхозникам.

Собрание затянулось: я уехал, не дождавшись его окончания. На следующий день позвонил Василию Семеновичу, чтобы уточнить кое-какие данные. Секретарь парторганизации упрекнул меня:

— Вы куда, молодой человек, вчера делись? У нас же после собрания был банкет для участников собрания и гостей. Тимофей Григорьевич спрашивал про вас, а никто не знает. Чуть не заставил поехать за вами. Нельзя так поступать, молодой человек!

Мне стало неловко и… приятно. Хотя я понимал, что в интересе, который проявил ко мне Хван Ман Гым, «виновата» не моя персона. Просто до меня должность завкорпункта газеты «Ленин кичи» занимали Ки Сек Пок и Хе Хак Чер — люди одного с ним поколения. Поколения, на долю которого выпало немало испытаний. Оба моих предшественника в 46-м были направлены в Северную Корею, воевали, добились высоких званий и наград. Достаточно сказать, что Ки Сек Пок возглавлял редакцию самой главной газеты КНДР — «Нодонг синмун», имел звание генерал-лейтенанта. Отблеск авторитета моих предшественников падал и на меня.

Нет, не робость журналиста-новичка удерживала меня от встречи с Хван Ман Гымом, а желание, присущее, в общем-то, любому человеку, — не уронить себя перед Личностью. Или — и так бывает — боязнь разочароваться в Личности.

Прошло несколько месяцев, и случай не только ускорил встречу, но и позволил мне предстать перед Хван Ман Гымом совершенно в другой роли, нежели журналиста.

А случаем этим явился Ташкентский международный кинофестиваль стран Азии, Африки и Латинской Америки. В то время я как раз интенсивно изучал корейский язык, и кинофестиваль предоставлял отличную возможность попрактиковаться в устной речи в качестве переводчика делегации, прибывшей из родины предков. КНДР раньше участвовала в работе Ташкентского кино-форума, но потом по каким-то причинам перестала. И вот в 84-м снова изъявила желание. Скорее всего, из-за того, что поменялись отношения между Северной Кореей и Союзом. Перед самым началом кинофестиваля из Пхеньяна тронулся в Москву специальный поезд: в нем северокорейский лидер-отшельник Ким Ир Сен решил совершить официальный визит в СССР. Это событие придавало делегации кинематографистов из КНДР особый статус на кинофестивале.

Знакомя корейских кинематографистов с программой фестиваля, спросил — чего они желали бы дополнительно? И тут руководитель группы неожиданно сказал: «Мы хотели бы съездить в колхоз «Политотдел», встретиться с председателем Хван Ман Гымом».

Оказывается, еще в прошлые разы корейские кинематографисты были гостями «Политотдела», и от них нынешние участники знали и название колхоза, и фамилию его руководителя.

Я, конечно, записал их пожелание, но ничего организовывать мне не пришлось. Потому что в тот же день в гостиницу приехал Николай Васильевич Ким — заместитель председателя колхоза «Политотдел» по культуре и спорту с приглашением от Хван Ман Гыма. Оставалось только утвердить с руководством кинофестиваля дату поездки.

… Майским солнечным днем мы поехали в колхоз «Политотдел». Когда переехали реку Чирчик, и за окнами автобуса развернулась панорама ухоженных полей, я стал рассказывать об истории переселения корейцев с Дальнего Востока в Узбекистан. Как их расселяли в пойме этой реки, где были сплошь тугаи, и как наше старшее поколение осваивало их, занимаясь рисоводством. А потом научились выращивать хлопок, кенаф. Сколько корейцев стали Героями Социалистического Труда. Что район, куда мы едем, носит название Коммунистический. И что в районе шесть крупных колхозов и во главе каждого — кореец. А самый именитый и прославленный колхоз — это «Политотдел» с неизменным председателем Хван Ман Гымом. Что именно сюда привозят высоких гостей — от первых лиц государства до космонавтов, именитых писателей и артистов.

Хван Ман Гым встречал нас перед правлением колхоза. Николай Васильевич представлял гостей. Когда очередь дошла до меня, председатель удивленно вскинул брови и с одобрением заметил: «Вроде и сорока нет, а корейский язык знает». А потом пояснил гостям: «Такая вот наша судьба, только старики знают родную речь».

Все это он говорил по-корейски. Легко и свободно. Так что мои услуги переводчика в тот день больше не понадобились. Сам председатель водил гостей по колхозу, рассказывал и отвечал на вопросы. Мы побывали на ферме, теплице, в доме культуры и, наконец, в доме колхозника. И везде люди относились к председателю без чинопочитания. Почтительно — да, но без угодливости, с уважением, но без раболепия. И это хорошо запомнилось.

После осмотра колхоза был дан обед, который состоял преимущественно из корейских блюд. Приглашая гостей к столу, Хван Ман Гым заявил:

— Все, что вы видите и будете пробовать — это самое, что ни на есть, исконно корейское, — и, уловив сомнение гостей, пояснил, почему он так считает. — Вдали от родины предков, мы могли легко потерять многие традиции и поэтому очень бережно относимся к тому, что передало нам старшее поколение.

За обедом он вел себя как чуткий и внимательный хозяин, интересный собеседник и ненавязчивый тамада. Сам он ел мало, но с аппетитом, пил чисто символически, но радушно угощал гостей. Впоследствии мне не раз доводилось видеть, как тепло и непринужденность этого человека благотворно влияют на общую атмосферу за столом.

Как-то я был приглашен на обед председателей колхозов Коммунистического района. Хван Ман Гым среди них был, конечно, самым заслуженным человеком, но это ни в коей мере не отражалось по его отношению к коллегам. Они были друзьями и соратниками в нелегком деле. Впоследствии кто-то раньше, а кто-то позже сошел с дистанции, но никогда я не слышал от них нелестных слов друг о друге. Когда я делал материал о председателе колхоза «Ленинский путь», то попросил Хван Ман Гыма охарактеризовать коллегу. И вот что он мне рассказал:

— Терентий Васильевич Эм — это удивительно прекрасный и цельный человек. В его жизни был такой случай. В 16 лет он отправился с Дальнего Востока в Москву поступать в вуз. И поступил. Проучился год и на летние каникулы поехал в Ростовскую область, где еще один удивительный человек, наш соотечественник, организовал сельскохозяйственную артель. Три десятка молодых корейцев, переехав юг России, занялись рисоводством. То есть по существу предугадали на многие годы вперед сельскохозяйственное направление целого края. А, может, просто их опыт послужил этому направлению, не знаю. Но хозяйство процветало и на лето сюда съезжалось немало студентов-корейцев на заработки. Многие артельщики переженились на местных русских девушках, а председатель мечтал только об одном — как с Дальнего Востока переманить педагога корейского языка и какого-нибудь деятеля культуры, чтобы создать национальный ансамбль.

К несчастью, юный Эм попал туда в 37-м году, когда в недрах НКВД уже готовилось спецпереселение корейцев. Была проведена всесоюзная операция по выявлению корейцев, проживающих за пределами Дальнего Востока. И вот в один прекрасный день всех корейцев этой артели арестовали, в том числе и приезжих студентов. Повезли их в районный центр, стали допрашивать. Сначала — председателя артели. Первым делом спросили — где ваш партбилет? Отобрали и выбросили в мусорную корзину. Председатель возмутился, но ему жестко сказали — для вас уже больше никогда не будет партбилета.

Юного Терентия спасло то, что он был несовершеннолетним. Следователь пожалел его и отпустил, предварительно наказав ехать в Среднюю Азию, куда, как он слышал, переселяют всех корейцев. Но юноша не послушался совета энкеведешника и вернулся в Москву. Оказалось, что он уже отчислен из вуза. Педагог-женщина приютила его у себя, дала денег на поезд «Москва-Андижан». В поезде тоже совершенно незнакомые попутчики подкармливали его. В Андижане идти было некуда, и он стал околачиваться на вокзале. И надо же, такое в жизни везение — возле какого-то магазина встретил братишку. Оказывается, вся семья приютилась через дорогу в доме у одного сердобольного узбека.

Закончил Хван Ман Гым эту историю, случившуюся с его товарищем, так:

— Все, что случается в жизни, идет на пользу, если человек извлекает из этого урок. Терентию Васильевичу повезло, потому что он встретил порядочных людей, которые оказали ему помощь. И он это запомнил на всю жизнь, и сам всегда старается походить на этих людей.

А вот как рассказывал Хван Ман Гым о другом своем коллеге — председателе колхоза «Узбекистан» Августе Романовиче Киме.

— Часто я замечал, как печаль застилает глаза Августу Романовичу. И я знал, что в такие минуты он вспоминал трагическую судьбу своих родителей, репрессированных в 37-м году. Десять с лишним лет он не знал о судьбе отца и матери ничего. Но есть в этом мире какая-то всевышняя сила, которая благоволит к несправедливо обиженным людям. В пятьдесят каком-то году Август Романович ехал с сестрой в поезде и разговорился с попутчиками, оказавшимися жителями одной из сибирских деревень. Те и рассказали, что рядом с ними находился лагерь для репрессированных, где были и корейцы. Что освободили одну кореянку, отсидевшую десять лет, муж которой умер в зоне. Бедняжке некуда было деваться, осталась она жить в деревне, что зовут ее так-то и зарабатывает на жизнь шитьем. Прекрасной, между прочим, оказалась портнихой.

Брат и сестра стали с волнением расспрашивать об этой женщине и все больше убеждались, что многие приметы сходятся — имя, возраст, умение шить. И, собравшись духом, поехали они в эту деревню, находившуюся бог знает, в какой глухомани, и разыскали эту женщину, которая действительно оказалась их матерью. Вот ведь как бывает в жизни! Я всегда относился к Августу Романовичу с уважением, но когда услышал эту удивительную историю, то по-новому взглянул на него.

Так получилось, что мне не довелось написать о Хван Ман Гыме стоящего очерка. Но такое желание было, и я как-то сказал ему. Помню, как он усмехнулся и заметил: «А надо ли? Я и так весь на виду. Но в этой стране все может поменяться в одночасье. Сколько примеров, когда люди стремительно возносились и так же стремительно падали. Главное, остаться в памяти людей достойным уважения человеком».

***

Источник: Газета “Корейцы Узбекистана” № 2

Мы в Telegram

Поделиться в FaceBook Добавить в Twitter Сказать в Одноклассниках Опубликовать в Blogger Добавить в ЖЖ - LiveJournal Поделиться ВКонтакте Добавить в Мой Мир Telegram

1 комментарий

Translate »