У каждой страны есть свой народный танец-символ, широко известный миру или не очень. Скажем, Испания. И сразу всплывает в памяти танец с кастаньетами. Фламенко! Или Италия. Тарантелла! Исландия – джига, Украина – гопак, Польша – краковяк, Грузия- лезгинка, Греция – сиртаки… И так далее.
Я — кореец и потому не могу не спросить: а какой танец символизирует Корею? Думаю, все дружно, и я вместе с вами, воскликнут – конечно, танец с веерами. Именно этот танец или нечто похожее на него вертелись в голове, когда мне предложили поехать в Ташкентский центр образования, чтобы познакомиться с учителем танцев, приехавшим из Южной Кореи. И который как раз проводил занятие. Но от увиденного я поначалу несколько опешил. Нет, это был не плавный и мелодичный танец с веерами, а нечто другое – буйная и одержимая пляска. Пожилой мужчина с проседью в волосах громко ударяет тонкой палочкой в барабан. И под эти ритмические звуки группа девушек выделывает разные движения, которые трудно было на первый взгляд назвать танцевальными. Но по мере того, как я наблюдал, мне уже не казались дикими их прыжки и пируэты. В них была своя грация и целеустремленность. И дирижёр этого танца с чрезвычайно живой мимикой лица, c возгласами одобрения или подстегивания невольно манил мой взор. Всегда притягателен человек, увлечённый своим делом. В данном случае этим делом являлось – преподавание танца с масками. Запомните его корейское название – «тхальчум», потому что придёт время, и мы с вами будем первыми зрителями его триумфального представления в Узбекистане. А пока — просто интервью с Учителем популярного корейского танца.
— И Ген Чоль сонсенним, ваше детство пришлось на 60-е годы XX века, когда в Корее об артистах всё ещё бытовало мнение, как о профессии низменной и пошлой. Как отнеслись родители и родственники к вашему увлечению танцами?
— Крайне отрицательно. Самый низкий престиж с древних времён был у тех, кто забивал скот, выделывал кожу. Так вот, профессия актёра ценилась ещё ниже. Их называли «тантара», которая означает нечто иное как пустой звук. А мне нравилось танцевать. И именно характерные танцы, такие как «тхальчум» — танец с масками. Нравилось делать замысловатые движения, прыгать, размахивать руками. И ещё петь, разговаривать. Ведь этот танец – целое сценическое действие, интермедия, которая родилось в далёкой древности и являлась предтечей нынешних театральных постановок.
Мои родители были скромными госслужащими. В семье четверо детей, я – старший. И надо же, сетовали отец с матерью, этот старший пошёл по кривой дорожке, хочет стать, страшно сказать, «тантарой». Был момент, когда даже убежал из дома и несколько дней скитался по друзьям и знакомым. В конце концов, всё это противостояние вылилось в компромиссное решение: после школы я поступил в университет, как хотели родители. Но танцы не бросил, и все университетские годы свободное время отдавал своему увлечению. В 1991 году получил государственный диплом учителя танцев, стал членом одной из 18 ассоциаций по охране народного танца «тхальчум».
— Но неужели в вас не закрадывалось желание посвятить себя полностью любимому делу? Мир знает много примеров, когда люди круто меняли свою судьбу и через лишения и трудности добивались успеха?
— Но не на поприще узкого характерного танца. Как я уже говорил – танец с масками — это небольшой танцевальный спектакль со своим сюжетом. Всего их насчитывается двенадцать. Вот, скажем, один из них. Некий старик на старости лет начал блудить. Нашёл молодуху и гуляет напропалую. Жена не остаётся в стороне и застаёт их врасплох. Скандал. Но старик с молодой любовницей изгоняют старуху и исполняют счастливый танец. И старый развратник не знает, что его ожидает такой же конец, как и у его жены. Молодой избранник уводит его возлюбленную, оставив старика на бобах. Эти танцы исполнялись, в основном, не на театральных подмостках, а на улицах, площадях. Коллектив артистов включал от 15-ти до 30-ти человек. Ну какие могли быть у них заработки? Так что это искусство держалось и держится на энтузиастах.
— На первый взгляд кажется, что ничего нет особенного в этом танце. Прыгай, размахивай руками. Тем более, что на лице маска, которая тебя скрывает?
— А вы попробуйте средствами танца изобразить радость, гнев, отчаяние, ревность! Именно от того, что каждое движение отработано, они кажутся естественными и трогают душу. Для всех танцев с масками есть базовые элементы, которыми пользуются потом в той или иной сцене. И эти элементы шлифуются годами. А маски тоже разные – из бумаги, дерева, или тыквы-горлянки (пагади). Именно они вместе с костюмами придают яркость и характерность танцу.
— А вы сами изготовляли маски?
— Ещё бы! Особенно из пагади. Это очень увлекательно – найти материал заданного размера, проделать отверстия, разрисовать соответственно характеру персонажа. И когда у вас всё готово – костюмы, маски, заучены роли, движения, то вы выходите на сцену, полный куража. В этом есть что-то восхитительное. А если ещё и зрители дружно поддерживают криками и аплодисментами, то происходит тесное единение душ и их… очищение. В этом мне видится роль театра вообще и танца в частности.
— Когда наши предки полтора века назад переселялись на русский Дальний Восток, они, конечно, меньше всего думали о сохранении народных танцев. Их заботили вопросы более жизненно важные – как обустроиться, выжить, получить образование. И по мере выживания на чужбине начали много чего терять из своего национально-культурного уклада. С потерей родного языка терялось всё, что связано с ним – песни, фольклор. Раз не поём корейские песни значит нет музыки, нет музыки – нет танца. Словом, от корейского у нас остались лишь азиатская внешность да национальная кухня. Тридцать лет назад в своей книге «Ушедшие вдаль» я писал, «всё, что мы потеряли вдали от родины предков, можно возродить, но то, что мы приобрели, отнять нельзя». Все эти годы идёт процесс возрождения, но как медленно и как тяжело. Вы ощущаете значимость своей роли в этом важнейшем для всех зарубежных корейцев процессе?
— Стараюсь ощутить. Я побывал в сорока с лишним странах, где живут наши соплеменники, выступал, учил. В Узбекистан попал впервые. Вообще-то должен был поехать в Казахстан, но в последний момент пункт командировки поменялся. И я не жалею об этом. Здесь я встретил то, чего жаждет душа любого учителя – старательных, увлечённых и дисциплинированных учеников. Такое усердие дорогого стоит. С ними работать легко, поскольку все они имеют базовую выучку. И трудно в то же время, поскольку всегда надо быть на высоком профессиональном уровне.
— Вы по образованию дендролог, но многие годы работали в косметической фирме, у вас неплохой служебный список. Но могли бы достичь большего, если бы меньше свободного времени отдавали танцу. Не жалеете? Как к вашему увлечению относились на работе, жена, дочь, родные?
— Считали меня странным человеком. Удивлялись моему пристрастию к танцам, от которого одни расходы и никаких материальных благ. Помню, как однажды на фирме мне поставили ультиматум — или ты отказываешься от командировки в Канаду со своими танцами, или по возвращению считай себя уволенным. Я не отказался от командировки, и меня не уволили. С тех пор я думаю, что все, кто считает меня странным, в душе завидуют моему увлечению. Ведь это, согласитесь, дано не каждому. А в косметической фирме я проработал 22 года, после чего меня с почётом проводили на пенсию. Потом много лет делил время между своим увлечением и обязанностями председателя собрания одного из 25-ти районов Сеула. В то собрание избирался три раза. По моей инициативе район стал ежегодно проводить фестиваль масок. Сейчас я лично мало провожу репетиций, этим заняты многочисленные ученики. Больше занимаюсь программой и методикой преподавания, контролем и судейством качества выступления.
— А кто вас посылает в, так сказать, танцевальные командировки?
— Фонд помощи зарубежным корейцам. По рекомендации Ассоциации «тхальчум», а также Общества памяти Хон Бом До, в котором я состою многие годы и которым руководит известный деятель У Вон Сик. Все мы – участники грандиозной правительственной программы по сохранению национальной культуры и оказанию содействия в её возрождении в деятельности корейских диаспор в разных странах. Так что мы на переднем крае «халлю» — этой несущейся по всему миру корейской культурной волны.
— Ваша командировка завершится к новому году. Значит ли это, что секреты танцевального мастерства с успехом переданы и можно ожидать скорой премьеры?
— Могу заверить, что первоначальный курс подготовки пройден со всей основательностью. Но до премьеры далеко. Нужны костюмы, маски другие реквизиты. И я всё время ломаю голову, где всё это достать? Решим этот вопрос, значит – будет премьера, которая и будет венцом моей командировки в Узбекистан. Всё прояснится в следующем году.
А вот что говорит о сотрудничестве с мэтром Маргарита Хан, художественный руководитель ансамбля «Корё»:
«Занимаясь с И Ген Чолем, мы очень хорошо прочувствовали именно яркий характер и манеру народного танца, его ритм и динамику. Помимо танца он научил ещё петь народные припевки. Для нас это кстати, потому что номер планируем внести в наш очередной мюзикл. И ещё хотелось бы добавить, что для «корё сарам» возрождение своей национальной культуры является важнейшей и почётной миссией. Потому что без этих традиционных танцев и песен мы теряем свою этническую личность, свою душу, свой образ. Наш учитель — это просто подарок Бога за приверженность и трудолюбие в деле Возрождения и популяризации корейской традиционной культуры».
И, последнее, в 2022 году на 17-м заседании Межправительственного комитета по охране нематериального культурного наследия ЮНЕСКО было принято решение о включении корейского танца в масках «тхальчум» в Список нематериального культурного наследия ЮНЕСКО. По этому случаю президент РК Юн Сок Ёль в своём поздравлении ассоциациям охраны танца «тхальчум» подчеркнул: «Это великий подвиг, достигнутый потом и самоотверженностью корейцев, которые смогли сохранить традиции танца, несмотря на многочисленные трудности». Подвиг таких людей, как наш учитель танца И Ген Чоль.
Владимир КИМ (Ёнг Тхек),
фото Виктора АНА
***
Источник: «Корейцы Узбекистана №24(100)
Мы в Telegram
Комментирование закрыто.