Наш человек в ООН: Ольга Когай о жизни и работе в Найроби и Вене

Я — обычная девочка из семьи советской интеллигенции. Папа – летчик-истребитель, а впоследствии юрист, мама – инженер-программист, сестренка — штурман. Музыкальная школа, кружки, спорт, гимназия, Плехановка, работа и книги, книги. Я ненормальный книгочей, с очень раннего детства это было моим самым интересным квестом  – складывать буквы в слова, а те — в предложения, и за этим открывался удивительный мир. Я люблю хорошие книги, хорошую музыку, хороших людей и хорошую еду, люблю ездить по миру и открывать что-то новое для себя и в себе, люблю учиться и удивляться.

Моя карьера началась на домашней кухне за чаем и разговором с мамой. Я заканчивала бакалавриат в Плехановке, и за плечами было несколько лет преподавания английского языка на учебных курсах.

«Тетя Валя слышала от тети Тамары, которой говорила тетя Саодат, у которой зять брата свата… что можно устроиться на работу в ООН. Каким-то интерном или волонтером, что ли. Бесплатно. Отработаешь год и получаешь дипломатический паспорт. А через пять лет дадут гражданство во всех странах мира. Так сказала тетя Саодат, у которой зять брата свата… Может, попробуешь, дочь?» – подмигнула мне мама.

Какой двадцатилетний дурак откажется от дипломатического паспорта и гражданства во всех странах мира?! Тетя Саодат врать не может, а я не дурак! И вот я стою напротив большой деревянной двери на Шевченко, 4 с надеждой стать этаким космополитом через пять лет, а между делом изменить мир. World peace!

Меня взяли интерном в финансовый отдел после небольшого интервью. Это было началом моего личного «make the world smile». Интерном я проработала около трех месяцев, потом был короткий контракт еще на месяца два-три, после чего я ушла в Фонд народонаселения ООН. «Обещанного» гражданства до сих пор не дали.

Сейчас я работаю в Управлении ООН по наркотикам и преступности (UNODC). Начинала в Узбекистане и могу с гордостью сказать, что ташкентский офис считался одним из сильнейших, поэтому нас часто просили поделиться опытом или провести оценку эффективности других офисов, помочь в найме сотрудников или даже открыть офис с нуля, как это случилось в Абудже, столице Нигерии. Было сложно, но очень интересно, и я безмерно благодарна за такой шанс поработать в иногда очень экстремальных условиях, познакомиться с удивительными людьми, их культурой. За эти годы у меня была возможность побывать в Афганистане и Кении, Азербайджане и Индии, Нигерии, Украине, Таиланде, не говоря уже о странах Европы и Центральной Азии, где чувствую себя как дома.

Перевод в Африку был моей инициативой, и принять решение было непросто. Я домашняя, очень привязана к семье и, несмотря на периодические авантюрные «взбрыки», меня всегда тянет домой, в Ташкент. Когда-то, оказавшись в похожей ситуации, я отказалась от переезда в Бонн, где-то перестраховалась, где-то попросту струсила. Жалею ли? Наверное, все же нет, но иногда интересно думать, где бы я была сейчас, приняв то предложение.

Самом сложным было решиться и сообщить об этом родным. Получилось так, что мое решение совпало по времени с  террористической атакой в торговом центре Westgate в Найроби, с захватом и расстрелом заложников, и я могу только догадываться о том, что пережила моя семья и чего им стоило не переубеждать меня. И, конечно, мои близкие выдохнули с облегчением, узнав о переезде в Вену.

На оклад в организации влияет очень много факторов, начиная со страны/города, в котором работаешь и заканчивая типом контракта и должностью. На сумму влияет даже семейное положение и наличие детей, ну и, конечно, в определенных городах есть надбавка за риск. Однако около половины суммы уходит на налоги, медицинскую страховку, страхование жизни, отчисления в пенсионный фонд. Могу сказать, что зарплаты хватает на проживание, питание, поддержку семьи; я могу себе позволить сходить на концерт, о котором давно мечтала или выехать в выходные покататься на лыжах, участвую в благотворительных акциях и летаю домой минимум раз в год. Это, безусловно, больше, чем я бы зарабатывала, работая в Ташкенте, но и цены в Европе тоже другие. Про цены в Найроби я и упоминать не буду.

Борьба с пиратами

Наша программа называется Global Maritime Crime Programme (GMCP). Сложно правильно перевести это на русский язык, наверное, наиболее близким будет «Программа по предотвращению преступности на море». Я – Finance Officer и отвечаю за финансовый менеджмент всех программ и проектов, входящих в круг наших интересов и обязанностей. На русском это звучит как-то коряво…  «Финансовый офицер»? «Офицер по финансам»? В русском языке слово «офицер» подразумевает работу в силовых структурах, в английском же просто характеризует определенный уровень ответственности, полномочий/власти, допуска к материалам и место в иерархической структуре.

Мы начинали с борьбы с пиратством. В начале становления программы было очень много случаев захвата судов в водах Индийского океана, удержания заложников, контрабанды. Постепенно мы расширяли сферу интересов, а также территорию покрытия. Большая часть нашей деятельности осуществлялась на территории Восточной Африки – побережье Индийского океана, мыс Горн, Сомали, Танзания, Эфиопия, Кения. Мы работали с правительством и неправительственными организациями, поставляли оборудование пограничным службам, строили медицинские и обучающие блоки в тюрьмах строгого режима, обучали персонал, помогали заложникам. Многое сделано за эти восемь  лет, были истории ошеломительных успехов, но также были горькие провалы и разочарования.

GMCP – это наш ребенок, и каждый член команды делает все, чтобы этот ребенок достойно развивался и приносил максимальную пользу и как можно меньше вреда. «Не навреди» – очень важная заповедь в нашей деятельности: мы работаем с людьми, людьми разными, часто покореженными, побитыми жизнью, иногда отвергнутыми своим государством, а также с  людьми, наделенными огромной властью и (так тоже бывает) слабыми моральными ценностями.

Я могу бесконечно говорить о нашей работе, мне действительно важно и дорого то, что мы делаем. Недавно мы записали небольшой фильм.

Я не буду лукавить, те иллюзии, которые я питала, только устроившись на работу в ООН, давно исчезли. И это хорошо. Гораздо эффективнее и полезнее, когда ты трезво понимаешь, что делаешь, что сделать не получится при всем желании, а что лучше и не делать, поскольку последствия могут быть еще хуже, какими благими бы ни были твои намерения.

Я люблю то, что делаю, хотя порой очень сложно пройти, как я это называю, тест пятилетнего ребенка. Когда-то давно племянница спросила, чем я занимаюсь, и я до сих пор помню то чувство паники и растерянности, которое испытала, когда поняла, что не могу доступно и понятно объяснить умной пятилетней девочке, что я делаю. С тех пор я часто задаю себе этот вопрос и достигла определенного прогресса. Это часть того, что я называю понять и услышать себя.

Во многих странах Африки тюрьма — это, условно говоря, клетка: попадешь туда и обречен. Одной из наших задач является обустройство тюрем – мы построили медицинский блок,  расширили зону столовой, возвели блок, где заключенные обучаются шитью, что даст им возможность найти работу после заключения, построили обучающий блок – там заключенные учатся грамоте – читать, писать и считать – это поможет им получить сертификат о начальном образовании, что тоже существенно повысит шансы найти работу и будет меньше вероятности, что одно заключение сменится другим. Мы поставляем книги, в том числе Коран и Библию, обучаем персонал, закупаем оборудование для охраны, следим за соблюдением прав человека. Это все очень непросто и болезненно, мне до сих пор трудно говорить о том визите и о гнетущем чувстве тревоги и, как ни парадоксально, вины, которые я чувствовала, находясь в той тюрьме.

Чувствую ли я причастность к чему-то глобальному? Я как-то не задумывалась в этом масштабе, но ощущение того, что мы делаем правильное дело, что приносим пользу и благо – есть. Один из моих нынешних коллег – бывший заложник с одного из суден, захваченных сомалийскими пиратами. Он провел много лет в плену, его семья не знала, жив ли он, ушли годы на обнаружение, освобождение, восстановление. Такое счастье знать, что семья воссоединилась, и ощущать себя немножко причастным к этому! Жать руку, слушать рассказы, прятать глаза, потому что хочется плакать – от радости, от обиды (почему не раньше?), от бессилия (почему вообще?!), от злости, что люди продолжают убивать. Сейчас он работает с нами, и это тоже очень важно: человек не сломался, он – человек!

В общем и целом работа в ООН для меня — это возможность сделать мир немного лучше и добрее. Наивно и пафосно? Пусть так.

Африка

Мне кажется, все, что мы думаем об Африке — это один большой стереотип из сказки про Айболита. Начиная с климата. Африка – огромный континент и, естественно, климат в разных странах разительно отличается друг от друга. Так, в Кении есть зима, и должна сказать, что в зимние месяцы (а это июнь, июль и август), довольно прохладно, а иногда даже холодно. Ниже нуля температура, конечно, не опускается, но плюс пять –восемь – запросто, а уж в неотапливаемом помещении… Центрального отопления нет, окна плотно не закрываются, а сделаны в виде жалюзи, так что можете себе представить!

Или вот лично мой стереотип еще с детства – у всех африканцев роскошные волосы, густые, вьющиеся. Хочешь – косички заплетай до пояса, хочешь – носи афро! И первое время я в это верила, пока мне не сказали, что большинство кениек носят парики, а дреды – большей частью нитки или искусственный волос. И что если мужчины особо не заморачиваются и бреются налысо, то для девушек это большая трагедия, и они тратят приличное количество времени и денег, чтобы пару раз в месяц заплести косички или поменять парик или шиньон.

После самой первой поездки в Кению я вернулась с твердым намерением купить домик с конюшней где-то подальше от города и поближе к национальному парку, и когда-нибудь, будучи на пенсии, встречать рассвет, потягивая кофе и наблюдая за жирафами, медленно кочующими к горе Кения…  Все эти смешные мечты разбились о реальность – в Кении очень высокий уровень преступности, там другая культура, менталитет. Фактически, всё то, что манит и притягивает на короткий срок, становится совершенно невыносимым на длительное время. Отчетливо помню, что первое время было страшно – вокруг все только и говорили, что о заложниках: о знакомых, счастливо избежавших захвата или тех, кто пережил его. Или нет…

С самого первого дня Кения нокаутировала меня своим «пОле-пОле», что на суахили значит что-то вроде «потихоньку, не торопясь», «секин-секин», если хотите. Это целая философия – никто никуда не торопится, никто не приходит вовремя, время – это такая абстрактная величина, и неважно, пригласили тебя на совещание или дружескую вечеринку – никто вовремя не приходит. Час опоздания – это минимум. Я болезненно пунктуальна,  для меня важно приходить в назначенное время, я не люблю ждать и не люблю заставлять ждать других. У меня была самая настоящая ломка первое время, я не могла понять КАК так можно жить и работать, если никто не соблюдает договоренности, если человек умоляет тебя о встрече, ты выкраиваешь время, а потом тихо кипишь от гнева, сидя в ожидании. Полчаса, час, полтора. Ни звонка, ни предупреждения, ни извинения. Человек придет завтра, возможно, даже в это самое время, а может, и на пару часов позже. Извинений не будет, более того, человек может искренне возмутиться – что ты кипятишься-то?! Пришел же!

Забудьте про дедлайны, про какой-то более-менее упорядоченный распорядок дня или планирование – всё подчинено этому «поле-поле». И ты либо адаптируешься, либо сгоришь.

«Learn what patience is in Africa», – говорили мне окружающие, и первое время я заносчиво морщила нос, мол, уж я научу вас быть эффективными!  В итоге пришлось учиться самой – терпению, принятию другой, непривычной философии, учиться находить прелесть в неторопливой работе и умению находить выход или альтернативное решение в обстановке полной расслабленности. И я-таки скажу, я благодарна Африке за этот урок.

И не только за это. Кения очаровала меня своей природой, дикой, первозданной. Бесконечный простор, любопытные жирафы — эти подъемные краны саванны; сафари на рассвете, когда, затаив дыхание, наблюдаешь за смутными очертаниями львицы, подкрадывающейся к антилопе гну; обезьяны, устроившие потасовку из-за банана на копировальной машине в офисе; орлы и мелкие птички, ворующие мясо с твоей тарелки в кафетерии – всё это захватывает дух.

Доброжелательные, где-то наивные, где-то пройдошливые люди, они всегда рады тебе помочь, но и не упустят возможности «нагреть» тебя, случись благоприятная ситуация. Они живут, смакуя, будто в их венах тамтамы отбивают неслышный нам ритм, они не спешат работать — «поле-поле», они вслушиваются в ритм и неторопливо наслаждаются жизнью.

Переезд в Австрию

Перевод в Австрию связан с расширением нашей программы. Раньше мы работали только в Восточной Африке, а теперь открыли офисы в Шри-Ланке, Таиланде, почти полностью охватили страны Западной Африки и кусочек Карибских островов, к Индийскому океану добавился океан Атлантический. Я все так же занимаюсь финансовым и программным менеджментом, но теперь дополнительно осуществляю поддержку, необходимую нашим программам и проектам на уровне штаб-квартиры.

Вена — это любовь с первого взгляда и много волшебства! Город музыки, архитектуры, многочисленные музеи и парки, горы, озера, леса! Тут никогда не бывает скучно — можно сходить на концерт или посидеть за чашечкой кофе с венским штруделем, лениво щурясь на солнце, можно выехать в горы покататься на лыжах, а можно просто бродить без устали по городу, кивать уличным музыкантам, улыбаться незнакомым людям.

Вена чопорна, буржуазна, несколько высокомерна, но одновременно легкомысленна и игрива. Вена, безусловно, интроверт и этим мне близка. Тут никто не бросается к тебе с объятиями, тебя изучают со стороны – доброжелательно, но молчаливо, к тебе присматриваются, ты – гость, тебе здесь рады, но знай свои рамки, гость!

Австрийцы очень спортивны – велосипед, бег, пешие прогулки, парусники, байдарки, лыжи и сноуборд – все что только можно, чтобы быть здоровее. Тем больше меня удивляют их бары – заходишь — и тебя окутывают клубы сигарного или сигаретного дыма, кажется, что ты можешь потрогать воздух и повесить на него сумочку. Но лучше, конечно, выйти и найти другое место, благо таких в Вене много, и каждое со своей атмосферой и историей.

В воскресенье закрыты все магазины, даже продуктовые, поэтому суббота остается единственным днем, когда работающие австрийцы могут делать шопинг. Я не буду описывать, что творится в торговых центрах по субботам, особенно ближе к шести вечера. Причина проста: воскресенье – для семьи и церкви, и в чем-то мне эта идея импонирует.

Карьера

Моя карьера довольно однобока – я же пришла в ООН еще будучи студенткой и так и осталась верна одной организации, меняя разве что агентства. Много бюрократии, но она объяснима – огромная структура требует упорядочения и соблюдения правил,  иначе будет хаос. Хотя иногда от бюрократических заморочек хочется рвать и метать.

Требования к дисциплине тоже разные – зависит от организации и внутренних правил. Где-то требуется обязательное присутствие в офисе с девяти утра до пяти вечера, где-то практикуется так называемый flex-time, то есть гибкий график. В нашей команде мы стараемся оценивать эффективность не количеством просиженных в офисе часов, а результатом или его отсутствием. Никто не упрекнет, если вам нужно отвезти дочку к врачу и прийти на пару часов позже, никто не заставит вас отсидеть эти часы вечером – все зависит от вашей личной эффективности. Разумеется, все это при условии здравого смысла, злоупотребления не поощряются, да и не хочется злоупотреблять в атмосфере доверия, правда?

У меня нет четкого графика, работа варьируется, некоторые дни бегаешь с одной встречи на другую, в другие – не поднимаешь головы от компьютера или отчетов. Опишу, пожалуй, понедельник, он наиболее предсказуем и отличается определенной рутиной.

Я просыпаюсь около семи утра, первым делом захожу в WhatsApp и/или Telegram – эта привычка появилась в Найроби, когда семья далеко и беспокоится, когда взрывы и перестрелки часты, а СМИ злоупотребляют обобщениями. Я «показываюсь онлайн», и для моих близких это сигнал, что все в порядке, я проснулась, доброе утро. Те же выводы делаю и я сама – Ташкент просыпается раньше. Для меня это – проявление заботы.

В течение часа привожу себя в порядок, за завтраком проверяю почту (рабочую и личную) и просматриваю ленту в ЖЖ и Facebook, собираюсь на работу. До офиса я добираюсь двумя видами транспорта – трамвай и метро. Венский общественный транспорт – это пунктуальность, чистота и одиночество. Две остановки на трамвае (или семь минут пешком в хорошую погоду), пересадка, три остановки на метро и в 8:30 я у ворот Vienna International Center – одной из штаб-квартир ООН.

Еще раз просматриваю почту, как правило, за то время, пока я добираюсь до офиса, уже накопилось порядка 5-10 запросов – что-то просто для ознакомления, что-то требует действий, иногда срочных. В 9:30 у нас скайп-конференция с Кенией, Сомали, Сенегалом, Шри-Ланкой и, в скором будущем, Таиландом и Барбадосом. Во время конференции мы обмениваемся новостями, делимся планами на грядущую неделю, заручаемся поддержкой, информируем о прогрессе текущих дел.

После общей скайп-конференции я и мой коллега проводим дополнительную сессию с Найроби – в Вену мы перевелись недавно, и требуется время, чтобы перестроить порядок работы, по новой выстроить структурные связи и договориться о наиболее эффективных каналах коммуникации – команда в Кении привыкла, что мы всегда были в зоне видимости, всегда можно было обсудить вопрос за чашкой кофе или прилепить стикер на монитор.

После начинается рутина – ревизии бюджета разных проектов, обсуждение рабочих планов и дальнейшей стратегии развития, заходят коллеги, звонит телефон, мигают окошки чатов – все очень активно и насыщенно. В таком темпе работаю часов до 12:30 – 13:00, и пора обедать.

В здании есть кафетерий для сотрудников и гостей, делегатов, также имеется ресторан и несколько мест, где можно выпить чай или кофе или встретиться для полуофициальной беседы. Мы по возможности стараемся избегать разговоров о работе, но это редко удается.

После обеда я либо возвращаюсь к рутине, либо, что происходит чаще, участвую в совещаниях, встречаюсь с представителями стран-доноров, обсуждаю рабочие моменты с коллегами из других отделов, провожу тренинги по скайпу для коллег, составляю таблицы, анализирую показатели, проверяю отчеты.

Ближе к четырем мы с друзьями-коллегами выходим на небольшую 15-минутную прогулку на площадь перед зданиями офиса. Солнце заливает площадь, флаги танцуют на ветру и очень трудно преодолеть искушение задержаться еще минут на пять. И еще. Но надо возвращаться и работать.

В это время Найроби уже уходит домой, Дакар лениво доделывает работу, и, кажется, можно заняться делами из другого списка, но просыпается Нью-Йорк, и карусель запускается сначала. Из-за разницы во времени с Найроби, Бангкоком и Коломбо мое утро всегда очень насыщенно и непредсказуемо, поэтому я стараюсь назначать все встречи и совещания на послеобеденное время, когда меньше шансов, что отвлекут срочным звонком или сообщением.

В таком темпе работаю часов до шести-семи вечера и собираюсь домой. Иногда мы выходим поужинать, иногда ходим в кино или просто погулять в парк, но чаще всего в течение рабочей недели просто ужинаем дома, обмениваясь новостями или просто радуясь тишине – после восьми-десяти часов в окружении множества людей начинаешь ценить время, когда можно мирно послушать тишину и почитать книжку. Моя цель – ложиться спать не позже 10 вечера, пока я лежу в направлении этой цели, но делаю это очень прилежно.

Личный план — сделать мир немного добрее

Я очень скучаю по Ташкенту, особенно по семье, друзьям, по городу. Стараюсь приезжать минимум раз в год, хоть это и весьма накладно, но мне нужна эта подзарядка – увидеть и обнять родных, поиграть с племянниками, погулять по Ташкенту, встретиться с друзьями в Ляби-хаузе, пройтись по базару в поисках лучшей лепешки в мире. Про возвращение пока не думаю – мне нравится то, что я делаю, мне нравится то, кем я становлюсь и как себя при этом ощущаю и, к сожалению, мой внутренний рост и Ташкент пока несовместимы. Но кто знает?

В какой-то момент я осознала, что мой единственный план и желание – быть счастливой. Понять кто я, стать собой, принять себя. Без оглядки на прошлое, без откладывания на будущее, просто здесь и сейчас, и всегда. Я стараюсь слушать себя и говорить «нет», когда мне чего-то не хочется, я меньше стесняюсь себя и своего несовершенства, я учусь любить и принимать себя, несмотря на многочисленные «не».

Я много мечтаю. Хочу побывать в Перу и Боливии, увидеть северное сияние и айсберги, поплавать с китовыми акулами на острове Мафия, погулять в Бутане и Норвегии, нагрянуть с детьми и племянниками в «Диснейленд», хочу больше книг,  хороших и разных, больше мыслящих и добрых людей, больше счастливых детей. Все это осуществимо.

Но самая тёплая мечта – это однажды собраться большой семьей, как когда-то в нашем детстве: на топчане под старым виноградником, жарким летом, когда еле уловимый ветерок чуть обдувает лицо; вокруг семья, на маленьком столике — горячий чай и виноград для деда и холодное молоко с теплыми, лучшими в мире булочками для нас, внуков; беззаботно смеются родители, хлопочет бабушка, а мы сверкаем грязными пятками, пихаем друг друга локтями и ждем, когда можно будет сбежать за калитку, в большой мир. Все разъехались по разным странам, бабушки и деда уже нет, да и на месте старого дома с виноградником давно чьи-то хоромы. Но когда-нибудь мы встретимся, и одна мечта уступит место другой – встретиться вновь.

Жизнь состоит из мгновений, а еще – счастья становится больше, если им делиться. Я стараюсь не делать людям больно, быть немножко счастливой и делиться этим счастьем с другими — это все часть моего личного плана сделать мир вокруг немного добрее. И мне хочется верить, что я на верном пути.

Фото: личный архив героини

***

Источник: http://kommersant.uz/intervyu/olga-kogaj-un