Mad Dogs. Jack Vettriano
Любовь следует изобрести заново, это всякому ясно.
Артюр Рембо
ВСТРЕЧА
«Положи меня как печать на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность…». О, где и где найти такую любовь? – часто задумывался Саша, вспоминая эти строки. Много лет он работал проводником, возил людей туда-сюда, во время рейсов знакомился с женщинами, молодыми и зрелыми, красивыми и смешными, трогательными, умными и глупыми, обиженными на всех и вся, или напротив довольными своей жизнью, которым все равно чего-то не хватало, заводил с ними романы, понятно, длиною в рейс. Так же, как сходились, легко расставались, и нигде, ни в мыслях, ни в чувствах, не было и намека на то, что «крепка как смерть любовь», а ведь именно о такой любви он мечтал и томился. Ибо мужчины, как и женщины, тоже томятся по настоящей любви.
Однажды, когда приехала бригада в город О, когда все пассажиры покинули его вагон, обнаружил Саша в пустом купе девушку, не желавшую оттуда выходить, грустно смотревшую в окно, а на самом деле, вовнутрь себя. Когда Саша стал ее поторапливать, она вздохнула обреченно и сказала, что хотела бы, как и вы, господин проводник… ездить туда-сюда, и никуда на самом деле не приезжать, потому что там, на станциях отправления и назначения, никого и ничего зачастую нет. В общем, ловко вы, железнодорожные метафизики, в своих поездах, устроились! Саша не знал, что и ответить этой странной девушке, только предложил, может, вас проводить до автобуса или метро? Но Нина отказалась, так ее звали, зато обменялись телефонами, я вижу ту же неизбывную грусть в ваших глазах, сказала она, это роднит, значит можно однажды и встретиться.
И они созвонились и встретились. Саша приехал к ней в город О, из своего Большого Города, погуляли, сходили в кино, потом посидели в кафе, ели мороженое, как мальчик и девочка, хотя Саше было под 30, а ей на вид, 22-23. Потом Нина, точно решившись, повезла его домой, они жили с мамой у реки, провела его по светлому просторному дому, скорей, потому что так было положено, а потом быстрей к Реке, очевидно, к самому для нее важному. Там у меня на берегу стоит лодочка, в желто-красно-синем цветах, сама ее раскрашивала, досталась мне по наследству от брата Ивана, сейчас мы на ней поплывем по реке. И поплыли, Саша греб и слушал Нину, а она рассказывала о том, как брат любил эту лодочку, рыбу на ней ловил, или просто лежал, на небо смотрел, мечтал о прекрасном запредельном мире, или брал ее, сестру, с собой, и они часами разговаривали о самом главном и вечном.
А где он сейчас? – спросил Саша. Погиб, опуская глаза, сказала Нина, вступился за любимую девушку и его убили. Мы с мамой чуть с ума не сошли! Как все в этом мире хрупко! Но осталась лодочка, сквозь слезы улыбнулась она, которую в честь брата я и назвала Иванной, и в эту лодку с тех пор я приглашаю симпатичных мне людей, плаваем по реке, говорю с ними, как с братом тогда, о самом главном и вечном, такая вот со временем установилась прекрасная традиция.
Ведь в других местах говорить о важном, согласитесь, невозможно, все отвлекает. А если точнее, то отвлекает третья сторона, поскольку между Я и Ты всегда есть Третье, – человек, а если нет человека, то просто трещина или дыра, размер которой зависит от степени вашей близости. И это Третье всегда будоражит, обманывает, раздражает, и уводит тебя однажды от объекта твоего внимания и любви навсегда. Вы с этим согласны?
Абсолютно! Твердо согласился с ней Саша, и стал рассказывать о себе, что зовут его Александр Ли. Ли эта фамилия, досталась ему от отца, гражданина далекой восточной страны, и в русском языке она звучит двусмысленно: например, Саша Ли я, думаю я, и вообще человек Ли я? А, может, я просто пришелец? Вообще ты похож на самурая, вдруг сказала Нина. Которому некому служить, грустно улыбнулся Саша и продолжил рассказ. С тех пор как они расстались, мать больше не выходила замуж, привыкла к своему одиночеству, к своей пустоте, смирилась с ней, научилась даже с ней, Пустотой, разговаривать. Представляешь? Можно прийти к ней в гости, и она сначала с тобой вроде бы разговаривает, а потом как-то незаметно соскальзывает, слетает, уходит от тебя, и смотрит уже не на тебя, а куда-то за твое плечо, обращаясь к ней одной, пустоте, – Ты, Вы, Ваше Величество … И ты – именно ты! – к этим обращениям никакого отношения не имеешь.
Да, что-то грустный у нас пошел разговор, вздохнула Нина, у всех свои пустоты. У меня мама совсем другая, во-первых, просто красавица, пользуется успехом у мужчин, ты в нее непременно влюбишься! А во-вторых, она такая, образцовая, что ли, в социальном смысле, ведет школу искусств для детей, устраивает там всякие праздники, конференции… Правда, не знаю, спасает ли все это ее от пустоты, от дыр и щелей, которые на всех ведь людей нападают? На всех, опять согласился с ней Саша. Ладно, поговорили, давайте теперь поплывем обратно. Скоро придет с работы мама, будем готовить ужин.
Вечером состоялась встреча, Кора, так звали ее мать, действительно оказалась красавицей, роковой, смертельной… вязкой, текучей, как река, в общем, такой-такой, что Ли даже утратил дар речи, глаз на нее поднять не мог. А если поднимал, то не мог сразу оторваться, отвечал на ее вопросы односложно, так, что в конце концов она быстро потеряла к нему интерес, и разговаривала за столом только с дочерью – об их общих делах.
После, в комнате Нины, они продолжили разговор, начатый в лодочке, казалось, они опять в лодочке, только неба и реки не было видно, говорили о том, о сем, о важном и не очень. И вдруг Нина спросила: Саша, я тебе нравлюсь? Ты в меня хоть чуточку влюблен? О, да, искренне ответил Саша, и рассмеялся даже от такой ее прямоты, и стали говорить об искренности, о лжи и правде, о многом другом. Потом наступила пауза, и Саша вдруг признался: Нина, я действительно почти влюбился в твою мать! Перед моими глазами, даже сейчас, стоит ее образ. Стоит и никак не смывается! Скажи, что же мне делать? И могу ли я поддерживать с тобой отношения, если такая невозможная страсть зарождается во мне? Спросил и взглянул на Нину, но она уже спала, хитрая, успела заснуть до его признания. А может, она просто притворялась?
В следующий раз Ли навестил Нину, по ее просьбе, потому как она хотела познакомить его со своими друзьями, собирались вместе пойти в ресторан. Но когда он приехал в дом у реки, ее не оказалось на месте. В доме была только Кора, открыла ему, пристально смотрела на него своими зелеными глазами, словно вспоминала, кто он такой, потом попросила подождать, Нина скоро придет. Саша сидел в ее комнате, целый час, после все-таки вышел, глупо было так сидеть-прятаться-сопеть, стал ходить по коридорам и комнатам, демонстративно топая, как бы осматривая дом, потом Нора, услышав его шаги, позвала пить чай.
Саша пришел, опять же за столом молчал, страшно стеснялся, отвечал односложно. А вы не разговорчивы! – усмехнулась Кора, и, очевидно, пребывая в игривом настроении, добавила. – Мне Нина сказала, что вы влюбились в меня как мальчишка. Это правда? И если это правда, то как я могу вас спасти от этой напасти? Захохотала. Саша совсем растерялся, вскочил из-за стола, задел кружку, пролилась, разбилась, тогда тем более, пунцовый от стыда, бросился на выход, на ходу одеваясь, из дома, вон. Только и слышал позади себя крики: Извините! Я вас обидела? Простите! Я же не хотела!
Саша решил больше не общаться с Ниной, – да, очередная не встреча! – именно из-за матери, хотя девушка ему очень нравилась, вспоминал о ней всегда с улыбкой. Он опять стал ездить в рейсы без перерыва, подписываясь на самые длинные и тяжелые маршруты, которые ему предлагали, во все концы страны, ездил, вновь растворяясь в пассажирах, коллегах, флиртовал с пассажирками и проводницами, в общем, вновь становился самим собой, легким, приятным и грустным, как морской бриз. Однажды опять приехал в город О, уже даже и не вспоминая о Нине, и вдруг на перроне увидел женщину, яркую, и вроде бы знакомую, потом сообразил, что это Кора, которая, заметив его раньше, шла уже прямо на него. Деловито поздоровалась, не медля, вошла в вагон, в первом купе присела, а Ли стоял перед ней, в проходе, как ученик, как слуга, в ожидании приказов своей сумеречной царицы.
Я долго вас искала, и вот наконец! Я хотела бы вас просить, Александр, говорила серьезным тоном Кора, Нина при своей общительности и легкости, очень одинокий человек, и когда вы пропали, она очень расстроилась, переживала, и часто плакала. Я знаю, вы ей очень нравитесь, и вы ее тонко понимаете, она сама мне об этом говорила. Поэтому, прошу вас, пожалуйста, встречайтесь, раз вы уже встретились. Приходите к ней в дом, у нее есть своя квартира, своя, отдельная, будьте с ней рядом. Вы слышите меня?
Слышу, слышу, тогда и вы должны знать, ответил ей наконец Саша, уже совсем ее не боялся, ибо время лечит, что я прекратил с ней общаться именно из-за вас! Ибо встретив ее, я на самом деле встретил вас! Понимаете? Да знаю я, знаю, как-то устало отмахнулась Кора, словно свыклась со своей виной, и вообще не в первый раз. Сидела, глаз не поднимала, и такая виноватая, с опущенными ресницами, выглядела еще более привлекательно. Я же сказала, у нее есть отдельная квартира, в которой вы и будете с ней видеться, жить, а про меня можете забыть. Легко! И чем быстрей, тем лучше! А этой встречи, считайте, что не было! Так вы мне обещаете?
Обещаю, произнес Саша, и словно умер. А потом, через паузу, сказал, тогда позвольте мне вас по… целовать, говорил он каким-то не своим голосом, словно это был не он, словно сам бес вселился в него, да, именно, поцеловать, на память о том, как однажды мы с вами встретились и тут же разошлись, понимая, что дальнейшее наше общение невозможно, в силу непреодолимых, так сказать, обстоятельств, как многие люди на этой земле, из века в век, встречаются и тут же расходятся, несчастные, хоть не живи вовсе… Да, я прошу вас, ибо, если я этого не сделаю, я буду страшно переживать о не случившемся. О не случившемся? – удивилась Кора, – как странно вы сказали! А что должно случаться в нашей жизни? Только Сердце, улыбнулся Саша, небесный самурай. И они, едва взглянув друг другу в глаза, уже друг в друга проваливаясь, слились на прощание в страстном, долгом, горячем поцелуе, а после Саша вернулся к Нине.
ДА ЗДРАВСТВУЮТ ЛУНАТИКИ!
Нина жила в квартире, на другом берегу от Дома у реки. По возвращении Саши, она сразу же познакомила его со своим другом Антоном, с которым, оказывается, она большую часть времени и проводила. На вопрос, какие у них с этим другом отношения, Нина успокоила Сашу, сказав, что Антона совсем не интересуют женщины, мы с ним действительно только друзья. А вообще он очень забавный? Еще более забавный? В каком таком смысле? Скоро увидишь!
И Саша скоро увидел. Они жили с Ниной в одной комнате, а Антон, часто оставаясь в доме, в другой. Однажды посреди ночи дверь тихо отворилась и в полутемную комнату вошел Антон с широко открытыми глазами, но ничего окрест себя, очевидно, не видел. Подошел сначала к Нине, прикоснулся к ее лицу, волосам, затем обошел кровать и присел к Саше, замер, стал как-то странно раскачиваться и стонать, словно что-то у него болит. И вдруг схватил его ледяными пальцами прямо за шею и стал душить. Не трогай Нину! – хрипел он, словно это его душили. – Отдай сейчас же!! Пришлось его останавливать, даже бороться с ним. Что это было? – возмущенно спрашивал после Саша Нину. Он у нас лунатик. Лунатик? Да, я лунатик! – подтвердил Антон после. – Извините меня. Просто я к вам, Александр, еще не привык. Поэтому как собака бросаюсь на незнакомых.
И вот с тех пор Нина с Сашей регулярно наблюдали по ночам за Антоном, такая игра появилась у них, и шли всегда за ним, если он выходил из квартиры, чтобы с ним чего не случилось. Однажды Антон залез на крышу девятиэтажного дома и ходил по краю, о, ужас, действительно как описывают в бульварных романах про маньяков и лунатиков. Нина еле удержала Сашу, пытавшегося его оттащить, от любого неосторожного движения, они оба могли поскользнуться и упасть в пропасть. Или Антон просто ходил в пижаме по ночным улицам, пугал редких прохожих, а порой пытался забраться в чужие машины и даже дома. В общем, ужас, ужас, от его проделок просто дух захватывало! Хотя Саше порой казалось, что Антон просто притворяется, чтобы повеселить любимую Нину.
В любом случае, с некоторых пор они стали спать втроем, в одной комнате, на одной широкой кровати, чтобы Антон никуда не сбежал. Сашу сначала смущало его присутствия, но потом он привык и ласкал Нину под его немигающим взором. Вот такими они стали извращенцами, зато всегда вместе, на виду!
Однажды Ли собрался в рейс, ночью, попрощался со своими друзьями и вышел из дома, вдохнул полной грудью свежий ночной воздух, пошел по ночной пустынной улице, радуясь своему одиночеству, и вдруг подумал, как, наверное, хорошо быть лунатиком! Совершать ночные безумства, о которых ты днем, будучи в нормальном, так сказать, состоянии, даже подумать не осмелишься. Посему, взмахнул руками Саша, да здравствуют лунатики!! Потом стал ловить машину. Поймал. До вокзала, сказал водителю, а когда сел в салон, вдруг понял, – сам уже лунатик! – куда он поедет, к черту все эти рейсы, позвонит коллегам, скажет, чтоб подменили, занемог. И поехал он, конечно же, на другой берег, в Дом у Реки, к невозможной для него рыжеволосой зеленоглазой Коре. Долго звонил в дверь, ведь поздно было, а когда она увидела его из окна, затаилась на время, слышно было, как на руке его тикали часы, отсчитывая его старую – или новую? – судьбу, а потом все же открыла. И он без всяких слов заключил ее в свои объятия.
С тех пор они стали встречаться тайно, под видом рейсов Ли уходил к Коре, оставался в ее доме на несколько дней. И чем больше он ее узнавал, тем отчетливей понимал, что искал именно такую женщину, которая заменила бы ему мать, сестру, любовницу, жену и подругу, в которую, что важно, он мог бы нырнуть как в реку и стать, забывая обо всем земном, ее пожизненным утопленником. А Нина была рукавом этой тягучей и вязкой, пьянившей, сладчайшей реки, и Нину он любил именно как часть Коры, как ее продолжение. Иногда они выходили с ней на улицу вместе, гуляли, ходили по магазинам, в кино, сидели в кафе. Вот в такой момент их и увидел однажды Антон, случайно заехавший в эти края, и конечно, сразу же сообщил об этом Нине.
И Нина, пребывая в шоке, буквально в то же день, приехала к ним ночью, открыла своими ключами дверь, вошла в спальню, зажгла свет, увидела их, счастливо спавших, и прокляла и убежала. А перепуганные Кора с Сашей долго глядели друг на друга, неужели не понимали они, что все этим кончится? Да, не понимали, они просто не думали об этом, как все утопленники, утонувшие в реке своих чувств. Потом Кора, взяв себя в руки, приказала Саше срочно исчезнуть – ты слышишь меня?! – в своих поездах, уехать в какой-то бесконечный рейс, в Африку, в Антарктиду, в Австралию, чем дальше, тем лучше. Причем прямо сейчас! И Саша, как бы он ни протестовал, в конце концов подчинился.
Кора же стала искать Нину, дома, в квартире ее не было, начала ходить по клубам каждый вечер, каждую ночь, до утра, как на работу, искала ее там, где она могла быть, и все завсегдатаи знали уже ее в лицо, и даже знали, что собственно у этой красивой, стареющей и скучающей, как им казалось, женщины, произошло.
И однажды какие-то парни, опасного вида, решили над ней «подшутить», поскольку она привлекала, манила мужчин любых возрастов, никуда от ее магнетизма нельзя было деться. Для этого солгали, что знают, где находится Нина, повели ее по ночному городу, привели в какой-то подвал и вот окружили. Где моя дочь?! Вы сказали, что знаете, где она находится! – закричала Кора, но глядя на их потные похотливые рожи, поняла, что попала. Вы сделаете со мной, что хотите! – воскликнула вдруг она – Но сначала приведите Нину! Мы итак сделаем с тобой, что хотим, без всякой Нины! – с усмешкой произнес их вожак и стал угрожающе приближаться к несчастной женщине. Еще пара шагов, хлесткий удар, сбивающий с ног, и вот она лежит на полу, с задранной юбкой, покорно раздвигая ноги…
И в тот же момент в подвал вбежал какой-то парень, рослый, дерзкий, замахал руками, закричал: Всем остановиться! Не трогайте эту женщину! Иначе будете дело иметь со мной! И к счастью Коры, действительно никто не стал с ним связываться, вероятно, все его побаивались, тихо стали расходиться. А он повез ее к себе домой, вас нельзя оставлять одну, я еще в клубе заметил, как эти подонки повели вас куда-то. Кто вы? –приходила в себя Кора. Я ваш бывший ученик! – неожиданно сказал Тромб, так он представился. – Точнее, вы преподавали в параллельном классе, и это было так увлекательно – слушать и смотреть на вас! – что я ходил на ваши уроки по этике и эстетике. По этике и эстетике? – захохотала Кора и всю дорогу нервно смеялась, не могла ничего говорить. Тромб привел ее к себе домой, дал ей выпить коньяка, чтобы успокоилась. И когда она задремала, все ходил вокруг нее кругами, потирая ладони, и шептал себе под нос: Ну, наконец-то, она здесь, лежит на моем диване! Богиня моей школьной юности! Неужели чудо случилось?!
ТРЕУГОЛЬНАЯ ЗЕМЛЯ
Отправленный Корой в ссылку, Саша ездил в рейсы без перерыва, излечиваясь так от несчастий жизни, другого лекарства у него не было. Однажды вновь приехал в город О, и на конечной станции к нему в вагон вдруг вбежала Нина, пропавшая и восставшая, безоговорочным тоном приказала ему собираться, они едут спасать Кору. Кору? Боже, что с ней случилось? Подожди, а что случилось, Нина, с тобой?! Пошли, по дороге расскажу…
И по дороге она рассказала, что уехала с Антоном на край земли, то есть на дикий берег Моря, там, в заброшенной хижине, она пыталась покончить с собой, но Антон, слава ему, всегда был начеку, и днем и ранним утром и ночью. Так, играя в безумные прятки, – она прячется от него с веревкой, ядом, ножом, а он ее находит! – они прожили целую неделю. Потом ей позвонили, сообщили, что видели ее мать по ночам в клубах, была не в себе или просто пьяная, искала ее, Нину, казалась совсем потерянной. После связалась с какой-то дурной компанией, – это она-то, солидная женщина? – да-да, совсем от несчастий потеряла голову и вот пропала… И Нина забеспокоилась, напрочь забыла о своем девичьем горе, и вернулась в город.
Они подъехали к дому, долго стучались, даже стали сомневаться, тот ли адрес, (который ей дали в клубе) наконец дверь открыл какой-то вялый юноша, то ли похмельный, то ли обкуренный, и они без промедлений вошли. Где Кора!? Пошли по длинному темному коридору, вошли в просторную светлую комнату и увидели класс, столы, чуть ли не парты, за которыми сидели какие-то парни в развязных позах, ноги на стол, среди них Тромб, весьма довольный происходящим, а впереди у школьной доски стояла с указкой Кора, в опрятном деловом костюме и в очках, что-то им старательно рассказывала. Что здесь происходит?! – с ужасом воскликнула Нина. А Кора только взмахнула руками: Ниночка, дочь моя! Ты наконец нашлась? Обнялись. Да, мама, и, как видишь, мы пришли за тобой.
Но объясни мне, что здесь происходит? – повторила вопрос Нина. У нас идет урок, девушка, строго оповестил Тромб. Какой еще урок?? Мама, ты в себе? Да, я в порядке. Я рассказываю этим любознательным молодым людям о своих любимых художниках. О Брейгеле, Босхе, о Бэконе… И действительно, Саша с Ниной только тогда увидели репродукции знаменитых картин, приколотые к доске. И как часто такие занятия у вас проходят? Как Тромб попросит, честно призналась Кора, и, глядя на него, расплылась в нехорошей странной улыбке.
Так, срочно пошли отсюда! – как-то брезгливо сказала Нина, схватила Кору за руку и повела, как маленькую девочку, с другой стороны Саша. Эй, эй, вы куда нашу училку потащили? – вскочил Тромб, побежал за похитителями, схватил за грудки Сашу, преградившему ему путь. Тем временем Нина с Корой выбежали на улицу, уже ловили такси. Потом к ним присоединился Саша, весь растрепанный, рубашка была порвана, пришлось бороться, чуть ли не драться, выслушивать всякие мерзости и угрозы в свой адрес. Наконец машина остановилась и они поехали к себе домой.
Приехали в Дом у Реки. И Нина, не откладывая, посадив всех на кухне, завела разговор, очень важный, о котором в своей разлуке у моря только и думала. Нервно шагая туда-сюда, она говорила о том, что когда увидела Кору с Сашей в одной постели, она в первую очередь подумала, что так ей мать мстит за Эдуарда… За Эдика? – изумилась Кора. – Что ты имеешь в виду? Пауза. Нина пристально смотрела на Кору, а та на нее. Саша вообще ничего не понимал. Значит, ты ничего не знаешь? Господи, а что я должна знать? Что у нас с твоим Эдиком была связь! И я подумала по началу, что так, через Сашу, ты хотела отомстить мне за это предательство!
О, Боже! – заплакала тогда Кора, и после сказала, что все мы женщины есть воровки и контрабандистки, воруем друг у друга любимых, проносим тайные чувства, соблазны, в свое или чужое сердце контрабандой! Я сама сколько раз отбивала кавалеров у своих подруг, которых они так нежно любили, на отношения с которыми они так трепетно надеялись. И вот Бог наконец наказал и меня, родная дочь украла у меня моего возлюбленного! Или мы с тобой, Нина, заразились этой заразой от твоего отца, почетного таможенника, а на самом деле проклятого контрабандиста?!
Что ты имеешь в виду? – не поняла Нина сразу про отца, но Кора не уточнила. А потом не украла я Эдуарда, а просто в него влюбилась! Все равно ни у тебя, мама, ни у меня ничего с ним не получилось бы. Ибо порядочный мужчина не посмел бы тайком вступать в отношения с дочерью своей возлюбленной. Не так ли? Ах, какая-то ты, Нина, хитренькая! Да не хитрая я, мама, а дурная! Была. А когда я с ним рассталась, возвращаясь с последнего свидания, я и встретила Сашу, в поезде. Ты помнишь, Саша, я все выходить никак из купе не хотела! Словно это был знак к новой встрече и чувству! Но все и на этот раз закончилось проклятым треугольником! И женщины опять зарыдали, а Саша не знал, что с этим делать.
Позже, уже в лодочке, в любимой, разукрашенной всеми цветами радуги «Иванне», где всегда говорятся только самые важные слова, Нина торжественно объявила Коре и Саше, что знает, как им дальше жить. Чтобы никого не воровать друг у друга, не изменять друг другу, контрабандой не проносить запретные чувства, мы должны жить открыто, втроем. Например, ты, Кора, любишь Сашу. И я люблю его. Но если даже мы с тобой поссоримся как соперницы, то как мать и дочь всегда сможем найти общий язык. Постараемся. Потому что других родных, кроме самих себя, у нас с тобой, Кора, нет! Во-вторых, мы любим одного человека, поэтому мы рядом, не теряемся, не расстаемся, всегда друг у друга на виду. Вот такими, мы, мама – и пусть!– станем грешниками, зато всегда вместе!
Теперь о Саше… Впрочем, пусть скажет сам, что он обо всем этом думает, и как он нас с тобой любит, если любит вообще. Говори только честно, Ли, иначе Бог накажет тебя! О да, я расскажу вам, как я люблю вас!– воскликнул Саша, который, конечно же, думал об этих странных отношениях в своих ночных поездах. Вы для меня как… как Женщина-река! Кто, кто!? Что это такое? Это такое абсолютное для меня понятие, Женской Субстанции, которая течет, изменяется, бурлит, клокочет, вяжет, пьянит, проникает, наполняет, усыпляет, ласкает, топит, затягивает на дно, и опять будоражит и вдохновляет! Понимаете? Это сама женская природа! И Кора для меня конечно река! А ты, Нина, поскольку дочь ее, есть для меня часть Коры, ее рукав, ответвление. А вместе вы со всеми своими родственницами, неведомыми мне, есть для меня великая Женщина-река, которая течет себе и течет, пловцом и утопленником которой я захотел однажды стать, поскольку влюбился в вашу красоту, глубину инежность! И люблю я вас не по отдельности и тайком, кого-то больше или меньше, как пошлый циничный любовник, а всецело, растворяясь в вас до конца! И наконец, – я ведь тоже хочу любви без разрыва! – если с кем-нибудь из вас я вдруг поссорюсь, то все равно я буду любить другую, мать или дочь, как часть единой Женщины-Реки, и не будет никакой ядовитой измены и после разлуки! Понимаете? Высказался Саша, пропел на одном дыхании. Понимаем! – восторженно и наивно улыбнулась Нина. Тогда клянись! И Саша поклялся.
Теперь ты, мама, клянись. И Кора поклялась, всем своим существом, как могла. Теперь моя очередь, сказала Нина. Я клянусь, что буду любить тебя, Кора, как мать и как сестру свою по общей любви! А тебя, Саша, как мужа своего и любовника матери! Равно как мужа матери и своего любовника! И все мы – повторяйте за мной! – будем любить друг друга, ничего друг от друга не скрывая, и отныне земля, по которой мы ходим, на которой живем, превращается для нас в Треугольную, состоящую только из трех углов, трех маяков, трех городов, трех государств, трех самых важных, близких и родных нам людей, по имени Кора, Александр и Нина. Или, если сокращенно, КАН! Вам все ясно?! А если кто-то вдруг нарушит нашу клятву? – спросил Саша, неожиданно для всех и самого себя, и наступила короткая пауза. Тогда смерть покарает его! –сказала тихим, но твердым голосом Кора. Да, покарает, согласилась Нина, и продолжила дальше. И, обретая нашу Треугольную Землю, мы теперь с полным правом можем сказать друг другу: положи меня как печать на сердце твое, как перстень на руку твою, ибо крепка как смерть наша любовь, люта как преисподняя, наша ревность, стрелы ее стрелы огненные, она пламень весьма сильный! Итак, да будет всегда, пока мы живы, наша невозможная, и оттого еще более прекрасная Треугольная Земля по имени КАН! И они крепко втроем обнялись. И женщины, растроганные, опять прослезились. А Саша просто над ними летал, потому что та Любовь, о которой он так долго мечтал и тосковал в своих поездах, наконец, пришла к нему, наполнила и объяла, и весь день он ходил пьяный от счастья.
ПЯТНА
Вероятно, они так глубоко и звонко поклялись друг другу в верности и крепости их Треугольной Земли, что тот темный мир, что всегда полон зависти, услышал об этом, коварно выждал пару недель их счастливой жизни втроем, – когда Нина и Кора в любовном кураже изображали из себя везде, и дома, и в общественных местах, то мать и дочь, причем меняясь ролями, то сестер-гейш в едином макияже, то хозяйку, служанку в соответствующих нарядах, то, наконец для Саши Женщину-Реку, или двуглавую жену, что было то же самое, по их мнению, – и после обрушил на них удары страшной силы.
А именно, однажды ночью Саша шел от спальни Коры к спальне Нины, чтобы пожелать возлюбленным спокойной ночи, и остаться с кем-то из них, а может собрать их и спать вместе, как бывало часто, и вдруг в тревоге остановился. Тьма в коридоре словно клубилась, пульсировала, шелестела какими-то чужими потусторонними голосами, и вдруг выплеснула каких-то злобных существ, в неуместных, и потому таких страшных, масках церковных святых, которые сразу же набросились на Сашу. Сбили его с ног, стали бить кулаками, ногами, причем молча, без криков, чтобы женщины из спален не услышали, били долго, упорно, словно тесто месили в темноте. Кровавое. Потом кто-то скомандовал: Для начала хватит, а то убьете! И в своем угасающем сознании Саша различил голос Тромба.
Позже женщины посреди ночи выбежали в коридор, обнаружили бездыханного Сашу, заохали, заахали, вызвали врача, положили в отдельной комнате, и пока Сашу лечили, случилась еще одна беда. Родители, словно сговорившись, стали забирать детей из школы искусств Коры. А когда Фогель, ее заместитель, спросил, почему они это делают и чем недовольны, мамаши лишь брезгливо хмыкали и шипели, вы сначала со своей хозяйкой разберитесь, какой образ жизни она ведет, и какой вертеп она устроила в своем доме, всему миру уже известно, а потом уж наших детей уму-разуму учите.
Затем Нина сообщила, что ей позвонил отец, что бывало крайне редко, и на следующий день назначил ей встречу, был страшно чем-то раздражен, и все уже догадывались, о чем пойдет речь. И действительно, в условленное место и время подъехал серый лимузин отца, дверь приоткрылась и Нину пригласили. Нина села, слева от нее как обычно сидел отец за сетчатой перегородкой, они всегда так общались, словно это был не салон машины, а исповедальня, а отец священник. Хотя на священника он никак не был похож, всегда ходил в больших черных очках, в пол лица, да с поднятым воротником. Человек-невидимка, в общем! И весь его внешний вид выражал крайнее отвращение к людям, которое с возрастом все больше укреплялось. Или так ему мстили деньги, которые он в свое время наворовал, работая в таможне. Именно об этом говорила Кора, называя его контрабандистом, заразившим этой заразой, но уже в чувствах, ее с Ниной.
В общем, отец, не медля сказал, все зная заранее: говорю тебе, дочь, и передай своей чертовке-матери, если вы не прекратите это бардак с вашим пришельцем, – откуда он вообще появился? – или свою жизнь втроем, то, во-первых, я прекращу тебе финансово помогать, затем разрушу школу Норы до основания, и наконец, сделаю все, чтобы вы уехали из нашего города, дабы не позорить мое высокое имя. Услышав последнее, про имя, Нина так неучтиво захохотала, что вызвала ярость у отца, и помощники тут же вытолкали ее вон. Запомни! Я второй раз повторять не буду!! – полетело ей вдогонку, и серый отцовский гроб наконец уехал.
Нина вернулась домой, и состоялся семейный совет, все живо обсуждали, что же им делать. Школа искусств разрушалась на глазах, внешний вид избитого Саши говорил сам за себя, угрозы отца нельзя было игнорировать. В конце концов, Саша сказал, что идея отъезда имеет полное право на существование. Почему бы действительно не переехать в Большой Город, в котором он много лет живет, где по определению всем начихать, кто, как, и с кем спит? Считайте, что твой отец, Нина, и твой бывший муж, Кора, подсказал нам правильное решение! Что вы на это скажете?
Решили отложить столь важный разговор на потом, поскольку все спешили по делам, но вечером Нина притащила с собой абсолютно пьяного Антона. Что случилось? Он сам ко мне в кафе прицепился… Никто и никогда его, чистюлю и маменькиного сыночка, еще не видел в таком виде и даже не предполагал, что он может так напиваться. В общем, остаток вечера до самой ночи, Нина пыталась уложить его спать, а он то и дело вскакивал и кричал, что не даст Нине, своей лучшей подруге, уехать из их родного города. Вот в чем заключалась причина его разнузданного поведения.
Ночью, когда весь дом уже спал, Саша ворочался в постели и думал, как все у них сложится, если они переедут. Определенно ему не спалось, и, слава Богу, потому что дверь вдруг тихо отворилась, и в комнату вошел Антон, который был лунатик, тут же вспомнил Саша, он лежал, не шевелясь, даже перестал дышать в ожидании, что будет дальше. Антон подошел вплотную к Саше, полагая, что тот крепко спит, вдруг вытащил из кармана нож и… Раз, два три! Саша ловко увернулся, схватил преступника за руку, повалил на пол, молчаливая борьба в темноте, потом, сев на него, стал бить его кулаком в лицо, сам не ожидая от себя такой ярости.
Конечно, прибежали женщины, и узнав что произошло, онемели от ужаса, неужели Антон был способен на убийство? А Антон только истерично рыдал, и говорил, что Нина его первая и последняя любовь, и никакой он не педик, и конечно не лунатик, это все Нина придумала, и что они долго скрывали свое отношения от Саши по просьбе его возлюбленной. Что это все значит!? – спросил возмущенный Саша, но Нина сказала, чтоб он не верил ни единому слову этого психа. Он просто хочет меня запятнать, поскольку теряет! Вот видите, подытожил Саша, куда все катится, если я еще здесь останусь, то меня убьют или я… Так что, если вы не передумали с отъездом, то прямо завтра я поеду в Большой Город, искать для нас квартиру на первое время. Что вы на это скажете? И Нина с Корой в один голос согласились, а Антон как-то уже обреченно смотрел то на них, то на ненавистного Сашу.
На следующий день, прямо с утра, выпив чашку вкусного кофе, сваренного Корой, Саша, чмокнув ее в щечку итак получая от нее благословение, отправился на вокзал. Он шел по улице, настроение у него было, несмотря на тяжелую ночь, приподнятое, он понимал, что жизнь меняется кардинально, и все в его руках, и счастье этих женщин в первую очередь. Он шел по улице и не сразу заметил машину, катившую рядом с ним, а когда заметил, то увидел в салоне ехидную ухмылку Тромба, значит, от самого дома следившего за ним.
Тебя еще здесь не хватало! – подумал Саша и остановился. – Чего тебе нужно? Поговорить хочу, сказал тот и вышел из машины. Я слышал, что всей своей грешной троицей вы собрались переехать в Большой Город. А тебе какое дело? Слушай, Ли, вдруг схватил его за рукав Тромб, оставь ты Кору в покое, а с дочкой уезжай куда хочешь. Запомни, Кора моя, или будет моя!! Пойми, бандиты тоже страдают от одиночества! И собственно из-за одиночества они бандитами и становятся! А Кора меня лечит, спасает! Понимаешь?
Ты хоть знаешь, что на наших занятиях на самом деле происходит? – говорил он дальше. – Ты думаешь, она мне действительно лекции про Бэкона читает? Да мы с ней Бэкона на практике устраиваем! Саша почувствовал, как былая вчерашняя ярость приливает к нему, но пока держал себя в руках. А Тромб, забываясь или намеренно, рассказывал ему, что они с Норой делали после импровизированных уроков: оставаясь вдвоем, зашторивали окна и в темноте… И какая она сладкая женщина, и сколько в ней томления, и какая она неожиданная, ведь ты понимаешь, чем старше женщина, тем она развратней, и как он ее, в каких позах, брал, а когда уставал, по ее же просьбе, звал на помощь своих приятелей. Вот!
Саша не помнил, что происходило дальше, ибо все померкло в его глазах, а очнулся только тогда, когда вонзал кулаки в тело Тромба, без остановки. Причем от его ударов на чужой одежде оставались какие-то темные пятна, но эти пятна его совсем не пугали, ибо если… Тромб запятнал Кору, а Антон пытался сделать это с Ниной, то теперь в отместку он пятнал Врага. И только когда Враг упал, бездыханный, на землю, Саша обнаружил в своей правой руке нож, отобранный прошлой ночью у Антона. Что это со мной было такое? – застонал Саша, оглядывая себя, всего в чужой крови. О, ужас! Помогите! – кричал он, стоя посреди улицы, уже видя, как какие-то незнакомые люди, очевидно, желая помочь, окружали его, сжимаясь плотным кольцом.
ОФЕЛИЯ И САМУРАЙ
Сашу обвинили в убийстве в состоянии аффекта и присудили три года, благо Кора наняла хорошего адвоката, а то срок заключения мог оказаться и большим. Так что Нина считала, что им повезло, правда, в конце суда настроение омрачила выходка дружков Тромба, которые кричали, хрипели, брызгали слюной, обещая отомстить Саше после его освобождения.
Сашу увезли в городок, где находилась колония, неподалеку от города О, вел он себя там спокойно, с достоинством, был законопослушным арестантом, поскольку так его меньше дергали. Много читал, брал книги из тюремной библиотеки, и конечно, видел яркие драматичные сны, которые все были похожи друг на друга. События в его снах происходили в поездах, словно он ищет то Нину, то Кору, то их обеих. Причем только что видел их и вдруг потерял! Теперь ходит по вагонам, заглядывает в каждое купе, а там то люди, то вдруг чудовища, с кем-то из них разговаривает, ругается, даже борется, затем вырывается из купе, не найдя своих женщин, идет дальше, и все это длится долго, бесконечно. Доходит до конца поезда, и вдруг отчаяние охватывает его, неужели Она, Они сошли с поезда раньше, и он больше никогда их не увидит? О, ужас! Он понимает, что без них жизнь его не имеет смысла, тогда он открывает наружную дверь, на полном ходу поезда, и…. просыпается.
Иногда приезжала Кора, то часто, то не очень, всегда в разных настроениях. Однажды приехала, стала рассказывать новости, что в городе все утихомирилось, люди то ли жалели их с Ниной, то ли простили, но дети опять пошли в ее лицей, а Нина – вот самая главная новость, ты еще не знаешь! – вдруг бросила свой дизайнерский институт, и поступила учиться на актрису. Да ты что? – удивился Саша. Неужели мы ее так допекли, что она решила Переживание сделать своей профессией? Так это же здорово: любить, страдать, ненавидеть, пусть даже по заказу, вдруг воскликнула Кора, а потом, погрустнев, призналась, что чувствует в одиночестве Время, его неумолимый бег, как что-то важное от нее уходит, и что она стареет, и только он, Саша, и его грядущее освобождение ее духовно и поддерживают.
Я, Кора, все хотел тебе рассказать, почему я убил Тромба, вдруг начал Саша. Я догадываюсь, можешь не говорить, сразу остановила его она. И что ты скажешь в ответ на его слова? Я могу сказать только одно. Тогда я была слаба, полна вины перед дочерью за содеянное с тобой. И потому я была готова на все, на любые испытания и унижения, лишь бы как-то искупить свою вину. И конечно я хотела забыть тебя, Саша, поэтому в том, что говорил тебе Тромб, была правда, но кривая. В любом случае, у тебя есть время подумать о наших отношениях, и если хочешь, то по выходе ты больше не увидишь нас. Точнее меня! Никогда! На том и постановили.
А потом Кора пропала. Неужели обиделась?… И спустя полгода в тюрьму приехала Нина, с синими кругами под глазами, вся заплаканная, с каким-то своим новым приятелем, актером, иначе бы одна не доехала. Она сообщила Саше, что Кора исчезла, ее нигде не могут найти, все окрестности обыскали, и после зачем-то добавила, что наша Треугольная Земля по имени КАН находится под угрозой. И опять плакала, так надрывно и безутешно, что Саша сам попросил ее друга увезти Нину домой. И шли месяцы, годы, и больше Сашу никто не посещал, он пребывал в жестоком неведении, насчет своих любимых, и если он и хотел так страстно выйти на свободу, то чтобы узнать, что происходит с Ниной и Корой, или – уже произошло.
И вот подошел срок, его освободили, у входа в тюрьму встречали, но не Сашу, еще раньше они договорились с Ниной, что, приехав в город после освобождения, он обязательно ей позвонит. Так он и сделал. Нина очень обрадовалась, искренне, голос ее звенел как колокольчик, она сказала, чтобы он немедленно ехал к ней в театр, у нее целый месяц идет премьера. Когда он добрался, шел спектакль под названием «Офелия», – яркая афиша висела у входа – но уже заканчивался. Он вошел в зал и увидел Нину, она стояла на авансцене, в серебристом, словно сотканном из речной воды, платье, и читала заключительный монолог. И отдельные строки врезались ему в память.
По сумрачной реке уже тысячелетье**
Плывет Офелия, подобная цветку;
В тысячелетие, безумной не допеть ей,
Своей невнятицы ночному ветерку…
Светло и печально читала Нина. Потом были долгие бурные аплодисменты. А после Нина, увидев Сашу, отменила все встречи и интервью, ведь она уже была звезда, и на глазах у удивленных поклонников и коллег повезла небритого, плохо одетого Сашу в свой Дом у реки.
Там, накрывая стол, то и дело целуя его и обнимая, она сообщила, что в конце концов в этой печальной истории с Корой нашелся свидетель, рыбак, который видел, как она плыла на ее лодочке Иванне по реке, никого окрест себя не замечая. Потом он отвлекся на лов и вдруг услышал плеск воды и увидел пустую лодку, и это было так далеко, что он не успел ничего сделать. Тело Коры искали несколько дней, но так и не нашли, вот в чем ужас! А может, именно так и должно было с ней случиться, задумчиво заключила Нина, глядя на Сашу, получалось, что женщина-река обрела родную стихию, растворилась в ней.
Позже Нина все-таки обнаружила в комнате матери, в нижнем ящике письменного стола, предсмертную записку, в которой Кора сообщала, что решила уйти, ибо во всем, что произошло с Сашей, а раньше с Ниной, виновата только она. И в своем проклятом одиночестве, когда годы идут, а она просто подло и пошло стареет, у нее не хватит сил дождаться каких-то перемен к лучшему, например, того, что их Треугольная Земля вновь оживет и возродится.
После они ужинали, выпивали, вспоминали, Нина сказала, что у нее было так много несчастий, что она однажды поняла, что впредь она будет жить не по законам их треугольной земли, а в ином много-угольном мире, ибо после поступления в театр, у нее появилось так много коллег, соратников, друзей и просто поклонников. Так что прощай, наша Печальная Треугольная Земля, легко сказала она и даже чокнулась с ним, чем очень покоробила Сашу. Но наши любовные отношения никто не отменял! – тут же захохотала она, и они провели остаток вечера и половину ночи в любовных ласках и утехах.
После, прямо посреди ночи, когда Нина уже крепко спала, Сашу словно разбудил чей-то нежный голос, все звал его, и когда он вышел в коридор, он почувствовал, – не услышал, а именно почувствовал! – что это зовет его Кора. Он пошел по темному коридору, как и раньше, преодолевая свои любовные километры, словно идя из одного города в другой, переходя из одного мира в другой, рассекая холодную липкую тьму одним своим внутренним светом, да пальцами рук, которые он выставлял вперед, словно был лунатиком. Но ведь, по сути, он и был лунатиком, превратив свою жизнь в один сказочный сон! Но когда он вошел в ее комнату, постель была пуста, и вся комната была пуста, он всю ее на карачках излазал, после чего, полный горького разочарования, лег на пол и зарыдал.
Утром его разбудила Нина, спросила, что он собирается делать, кажется вчера они не договорили насчет его планов, и Саша подтвердил, что поедет сейчас домой, к себе, в Большой Город, навестить свою квартиру, в которой жили его друзья, пока он отбывал срок. А после, если хочешь, возвращайся, легко предложила Нина, ты можешь жить здесь, на правах близкого родственника, засмеялась Нина, и та легкость, с которой она ему предложила свой дом, напрочь исключила для него эту возможность.
Потом она вызвала такси и повезла его на вокзал, всю дорогу они молчали, словно обо всем ими было уже переговорено, а точнее, Нина вся была мыслями в театре, на репетиции, ей многое хотелось доработать в своей роли. На вокзале Саша быстро нашел нужный ему поезд, в которой ехали его старые коллеги, которые сразу же узнали его и согласились взять. Ну вот, скоро поедем. – сказал Саша Нине. – А ты лучше иди, а то я плакать буду. И удачной тебе премьеры, а я тебе позвоню, когда сделаю все свои дела! – сказал он, крепко обнял ее, затем страстно, словно в последний раз, поцеловал в губы и она пошла.
И после уже в поезде, сидя в служебном купе, которое ему предоставил коллега, он, глядя в окно, на пробегавшие мимо дома и деревни, все думал о родных ему женщинах, проговаривая даже мысли вслух. Он думал, например, о том, что, как это странно, что Нина сейчас играет на сцене Офелию, а Кора поступила в своей жизни именно как ее героиня. Интересно, думала ли дочь о таком совпадении? И что-то уже мучило его изнутри, словно чего-то важного там, позади себя, он так и не сделал, не совершил, причем в окне, за окном, уже вспыхивало на фоне деревьев, пейзажей, листвы, лицо – о, да! – самой Коры, тревожно призывавшей его к чему-то, пока не поздно, а к чему, он никак не мог понять.
И когда они стали проезжать по высокую мосту широко разлившуюся реку, ту самую, в которой Кора обрела свой последний приют, Саша, весь уже на нервах, понимая, что что-то бесценное для него уходит безвозвратно, – прямо сейчас! – выскочил из купе, и спросил у проводника, когда будет остановка. Только через двадцать минут, сообщил тот. О Боже, как это долго! – застонал Саша, выбежал в тамбур, бросился как безумный к одной двери, потом к другой. И наконец нажал на стоп-кран.
После много и нервно извинялся перед коллегой, сказал, что забыл завершить очень важное дело там, в городе О, и когда проводник открыл дверь, сыпля благодарностями, пулей вылетел вон. Пошел обратно, к мосту, провожаемый взглядами встревоженных, прилипших к окнам, пассажиров, потом поезд тронулся. А он наконец вошел на мост, длинный, высокий, метров пятьдесят над водой, и только тогда стал успокаиваться. Он вдруг вспомнил, что всю жизнь мечтал кому-то или чему-то, очень высокому и настоящему, служить… Может, это было у него в крови, от неведомого отца, иногда думал он, – стремление стать самураем?
Потом он вспомнил клятвы, которые они с Корой и Ниной давали друг другу, в случае, если изменят своей треугольной земле, предадут ее. Тогда смерть покарает каждого из нас! – помнится, сказала Кора и вот вдруг ушла по слабости или усталости, так и не дождавшись выхода Саши из тюрьмы, тем самым первая нарушила их клятву – вопреки всему, строить, создавать их прекрасную землю, страну, пусть и утопию…И наконец Нина, сегодня ночью призналась, что, обретая театр, поменяла их треугольный многострадальный мир на многополюсный. И Саша на нее за это не обижался, ибо она была еще молода и легка, и вообще он был очень рад за нее, что теперь она не будет так одинока.
Он понимал только одно, что ему надо сделать сейчас что-то очень важное, за всех троих, живых и мертвых, что подняло бы в его же глазах их Любовь, их прожитое Время, их Клятвы, их Треугольную Землю на тот божественный высокий уровень, которого их Любовь и заслуживала. Ибо Она одна и стала главным событием в его жизни, на фоне всех его прошлых встреч и не встреч, дружб, измен, разлук, лукавых романчиков, от которых у него в груди оставалась удушливая пустота. И когда он дошел до середины моста, он уже знал, что сделает, и еще, чисто по-человечески, безо всякого осознания своего самурайского долга, ему хотелось поскорей попасть к Коре, к своей женщине-реке, сладкой и горькой своей возлюбленной, о которой он мечтал все эти годы в тюрьме, – обнять и наполниться ею, и это место, на середине моста, куда он пришел, было тем самым исходным, откуда он и мог к ней наконец тронуться.
И когда он заслышал шум приближающегося поезда, он понял, что это и есть для него знак к действию – совершить то важное, из-за чего он нарушил свои планы, отменил возвращение домой, в ту привычную ему жизнь, где его ждали за накрытым столом теплые добрые друзья, которых он оповестил вчера вечером по телефону заранее. Но сейчас ничего этого для него уже не существовало! И когда поезд с грохотом влетел на платформу, примерно за сто метров до него, Саша легко перелез через ограждение и, не дожидаясь, когда поезд поравняется с ним, чтобы не пугать машинистов и пассажиров, своим страшным, как им покажется, поступком, он, последний раз с наслаждением оглядывая мир, в котором он обрел таки настоящую, – крепкую как смерть! – любовь, глядя на синее-синее небо, на птиц, темным пунктиром рассекавших белоснежные облака, на серебристую ленту реки, прошивавшую своей иглой туманные горизонты, на зеленые леса, холмы, отлоги, покрытые изумрудной травой, – какое же все-таки это чудо! – он, стойкий солдат любви, преданный ее самурай, по сути, небесный пришелец, наконец, с благодарной улыбкой, шагнул в пропасть.
КОНЕЦ
Берлин, май 1999;
Алма-Ата, февраль 2015.
* — по мотивам романа «Треугольная Земля»
** — из стихотворения А. Рембо «Офелия».
Комментирование закрыто.