Людмила Зинина-Цой. «Отзвуки пхансори»

Людмила Зинина-Цой

 «Отзвуки пхансори»

 

Светлой памяти моего деда

Александра Цоя

посвящается

 

Достаточно, чтобы слова выражали смысл

Конфуций

 

 

 

НОСТАЛЬГИЯ

(ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ)

 

Я забыла мотивы старинные,

И мой сад позаброшен давно.

Иногда только тягостно-длинные

Снятся сны, как цветное кино.

 

Снится дом снова полная чаша,

В доме дед, снова жив и здоров,

И отец счастлив с матерью нашей,

Не шагнувшей еще за порог.

 

Я вхожу в это царство чудесное,

Наслаждаясь его тишиной,

Облака, словно храмы небесные,

Проплывают опять надо мной.

 

Погруженная в думы тоскливые,

Я приникну к дрожащей руке.

Буду слушать я песни красивые

На забытом давно языке.

 

О стране с бесконечной историей,

И о тех, кто ушел в никуда,

О земле моих предков,  которую

Не увижу сама никогда.

 

8 июня 2013 г.

 

 

ПЕСНЬ ОБ ИНО

 

В том суровом краю, где ревет океан,

Разбиваясь о берег крутой,

Где погибель несет рыбакам ураган,

Не считаясь с людскою бедой,

 

Не внимая волне, на морском тихом дне

Одинокая Ино живет.

Ино тихо поет, на большом полотне

Бесконечно узоры плетет.

 

И на том полотне виден лик рыбака,

Что однажды поймал ее в сеть.

Он тянул свою сеть, и дрожала рука,

Так хотел он уловом владеть.

 

Но не жить ей в плену, Ино хочет домой,

Никому не видать ее слез!

Налетела волна, и порыв штормовой

Лодку старую в щепки разнес.

 

Опустился рыбак на глубокое дно,

Он был молод и очень красив.

Белый жемчуг блестит, Ино ткёт полотно,

Море слушает грустный мотив…

 

5 июля, 2013 года

 

Пояснения к тексту

Ино («человекорыба») — в корейской мифологии русалка — подводная ткачиха, обитающая в Восточном (Японском) море около острова Чеджудо. У Ино 6-7 длинных ног, но голова и туловище человечьи; нос, уши, руки-плавники покрыты белой кожей без чешуи; хвост тонкий и длинный, как у лошади. Ино без устали ткет. Детенышей Ино кормит грудным молоком, а когда кто-нибудь её поймает,  льёт слезы, из которых образуются жемчужины.

Источник: Концевич Л. Ино // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. –  С. 245.

 

 

ПЕСНЬ О ЧХОЁНЕ

 

Падает снег.

Дремлет море бескрайнее,

Землю укрыл зимний сон.

Как загадал

Год назад пожелание,

Вспомнил сегодня Чхоён.

 

Дева прекрасная,

Нежно-печальная,

Патока черных волос.

Только теперь

Словно вихрь отчаянья

Чудо надежды унес.

 

Кто одарил красотой,

Как проклятием?

Ревность в крови, словно яд.

И ни убить, ни забыть,

Ни прогнать ее,

Не оглянуться назад.

 

Только теперь

Что в содеянном каяться?

Было – и нет ничего.

Дух лихорадки,

Влюбленный в красавицу,

Не отдает своего.

 

Тяжкий недуг

Сжег его ненаглядную

В девять безжалостных дней.

Нежно сжимает он

Пальцы прохладные

Вечной любимой своей.

 

С губ обескровленных

Рвутся рыдания,

Тесно дыханью в груди.

Девять отчаянных

Дней ожидания –

Тихая смерть впереди.

 

Что обещать ей

Взамен исцеления?

Клятвы приходят слова:

Больше не будет

И тени сомнения,

Лишь бы осталась жива.

 

Перед его

Вдохновенной молитвою

Жизнь возвращается вновь.

Все позабудется,

Временем смытое,

Вспомнится только любовь.

 

12 сентября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

Чхоён, в поздней корейской мифологии персонаж, изображение (маска) которого использовалось для изгнания злых духов. Миф о Чхоёне вставлен в буддийское предание о монастыре Манхэса в «Самгук юса» (XIII в.). Государь Силла Хонган-ван (IX в.), возвращаясь со свитой с прогулки в Бухту рассеявшихся облаков (Кэун-пхо) на Восточном (Японском) море, сбился в тумане с пути. Придворный астролог сказал, что это проделки дракона Восточного моря. Тогда Хонган-ван приказал возвести храм в честь дракона, и туман рассеялся. Явившийся перед государем дракон с семью сыновьями дал ему одного из них, чтобы помочь в управлении страной. Это и был Чхоён. Государь женил Чхоёна на красавице и пожаловал ему высокий чин. Дух лихорадки (ёксин) влюбился в жену Чхоёна и, обернувшись человеком, тайно приходил к ней ночью. Чхоён, обнаружив это, однажды пропел магическую песню (хянга), исполнил танец и удалился. Дух был потрясен тем, что Чхоён не поддался искушению убить возлюбленного своей жены. За это дух поклялся не входить впредь в ворота, на которых будет висеть изображение Чхоёна.

Источник: Концевич Л. Чхоён // Мифологический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. – С. 600.

 

 

ПЕСНЬ О ПУЛЬКЕ

 

В бездне над Миром света

Холодно и темно.

Нет ни зимы, ни лета

В реках не видно дно.

 

Там, в бесконечном Мраке,

Жизни и правды нет.

Огненные собаки

В ярости ищут свет.

 

Это Пульке. Их пасти

Могут пожрать весь мир

Вся их судьба и страсти –

Есть бесконечный пир.

 

Не утолить им голод

И не избыть тоски.

Лютый могильный холод

Взял их сердца в тиски.

 

Жаждет Владыка Мрака

Света, чтоб не упасть.

Огненная собака

Солнце хватает в пасть.

 

Вырвать кусок стремится,

Бросить к его ногам.

Воет, рычит и злится…

Жар ей не по зубам.

 

Видишь: на солнце пятна.

Это следы зубов

Впившихся многократно

И опаленных псов.

 

Что же луна? Студёной

Кровью луны полны

Пасти собак. И с трона

Видно одни лишь сны.

 

Горе тебе, Владыка

Мрака! Ты любишь свет.

Но в пустоте великой

Только собачий бред.

 

13 сентября 2013

 

Пояснения к тексту

Пульке, Хвагу, в корейской мифологии «огненные собаки», пожиравшие Солнце и Луну, виновники солнечных и лунных затмений. Согласно космогоническому мифу, в стране Мрака (Камак нара), находящейся над небесами, много свирепых собак, которые питаются огнём. Царь этой страны ненавидел тьму и решил послать украсть Солнце самую злую Пульке, которая имела всевмещающую пасть и не боялась огня. Пульке пыталась схватить дневное светило, но обожгла пасть. Тогда царь отправил другую Пульке украсть Луну, но Луна оказалась для неё слишком студёной. Сколько ни старался царь страны Мрака осуществить свою затею, посылая каждый год Пульке украсть Солнце или Луну, у него ничего не вышло. Но куски Солнца, откусанные Пульке, не светились, отгрызенные куски Луны лишали её округлости, что и являлось причиной затмений. Чтобы предотвратить затмения, жители страны Света (Квакмёный нара) наливали в большой таз воду, разводили в ней чёрную краску и имитировали то мгновение, когда Пульке  кусали одно из светил.

Источник: Концевич Л. Пульке // Мифологический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. – С.446.

 

 

 

ПЕСНЬ О ЁЫЙ ПОДЖУ

 

Мне во сне сегодня снилось

Окончанье грустных дней.

Ёый поджу покатилась

По ладони по моей.

 

Сквозь нее увидеть счастье

Может всякий человек.

Обойдет его ненастье,

Не сметет железный век.

 

Будет он всегда, как ветер,

Независим и силен,

Никому на белом свете

Неподсуден будет он.

 

Станет светлой и прекрасной,

Как родник, вся жизнь его,

Злому року неподвластной,

Но не чуждой ничего.

 

Так Ёнван когда-то в небо

Ёый поджу вознесен.

Вот и мне бы! Вот и мне бы…

Жаль, что это только сон…

 

Но с тоской невыразимой

Я найду её в зарю…

И больным неисцелимо,

Как надежду, подарю.

 

14 сентября 2013 года

 

Пояснения к тексту

Ёый поджу, Мани поджу, в корейской буддийской мифологии драгоценная жемчужина, исполняющая любые желания своего владельца и ограждающая его от бед. Эту волшебную жемчужину будто бы добыл Енван в брюхе повелительницы рыб и вознёсся на небо <…>.

Источник: Концевич Л. Ёый поджу // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. – С. 211.

Ёнван (ёнсин) (др.-кор. «мири») – в корейской мифологии царь драконов, живший в подводном дворце <…>.

Источник: Концевич Л. Ёнван // Мифологический словарь / Гл. ред. Мелетинский Е.М. – М.: СЭ, 1990 г. – С. 208.

 

 

ПЕСНЬ О СОНДОЛЬСИНЕ

 

Плачет вдова, безутешная в горе:

Умер паромщик Сондоль.

Мчатся обломки парома по морю,

И не кончается боль.

 

Боль – в моем сердце. Я мрак  беспокойный,

Буйного ветра пхунсин,

Тот, кем остался паромщик покойный, —

Мстительный дух Сондольсин.

 

Боль не стихает, ведь деточкам милым

Речи отца не ясны,

Не поклониться мне отчим могилам,

И не утешить жены.

 

Не воротиться к родному порогу,

Очи не видят пути.

Ступням босым не ступить на дорогу,

Некуда больше идти.

 

Нынче удел мой – быть яростной бурей,

Ужасом для рыбаков,

Черным пятном на небесной лазури,

Временем для катастроф.

 

Мщу я народу царя, что упорно

Истины знать не хотел,

Правду он предал смерти позорной,

И поделом погорел.

 

Жаль мне людей и разбитые лодки,

Жаль мне себя и царя.

Век мой бессрочный с счастьем коротким

Мной проживается  зря.

 

Я так хотел бы, чтоб кончилась вечность,

Чтоб воцарился покой,

Чтоб пресеклась, наконец, бесконечность

Долгой дороги домой…

 

15 сентября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

Сондольсин, в поздней корейской мифологии один из духов ветра (пхунсин). Согласно преданию, паромщик Сондоль был несправедливо казнен одним из правителей Корё за то, что предупредил правителя, направлявшегося на остров Канхвадо, о надвигавшейся буре, в которую тот не поверил. Душа казнённого Сондоля стала духом ветра, и буря произошла.

Источник: Концевич Л. Сондольсин // Мифологический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. –  С. 498.

 

 

 

ПЕСНЬ О МАМА СОННИМ

 

Ночью мрачной и безлунной

Воздух тих и чист.

На порог упал бесшумно

Первый желтый лист.

 

Вновь осенняя прохлада

Посетила мир.

Спит дворцовая громада,

Кончен шумный пир.

 

У правителя Чеджудо

Власть – не превозмочь.

Но одно для сердца чудо –

Маленькая дочь.

 

Как поет она, как пляшет,

Словно мотылек!

Всех цветов принцесса краше,

Хрупкий стебелек.

 

И на пятый день рожденья

Дочери своей

На престол благословенье

Подарил он ей.

 

Спит дитя, забот не зная —

Все отец решит.

А к дворцу, легко ступая,

Новый гость спешит.

 

В черном взгляде злая сила,

Цепких рук кольцо.

Желчь улыбки исказила

Бледное лицо.

 

Не сдержать ее замками

И не сбить с пути.

Тех, кого она поманит,

Больше не спасти.

 

«Уважаемый гость оспа»

Свой явила лик.

Над дворцом, как над погостом

Не смолкает крик.

 

Много лет прошло. Нет чуда.

Тает мёртвый лёд.

Дочь правителя Чеджудо

Больше не поёт.

 

Но живёт еще поверье:

Смерть слабей любви,

Надо только лишь поверить

Песне тхэджагви.

 

16 сентября 2013 г.

Пояснения к тексту

Мама сонним, (букв. «уважаемый гость оспа»; иногда инверсия — Сонним мама). Мама, Хосон мама, Хогу пёльсон («дух в образе женщины, распространяющей натуральную оспу»), Тусйн («дух натуральной оспы»), в корейской мифологии эвфемистическое название одного из самых страшных духов заразных болезней. Когда в каком-либо месте начиналась эпидемия натуральной оспы, считалось, что его посетил Мама сонним после длительной прогулки в Цзян-нань (Китай). Духу воздавались различные почести: спешно сооружался алтарь, на который ставили вино, паровой рисовый хлеб с красной фасолью, фрукты, чтобы задобрить Мама сонним. После жертвоприношения совершался обряд провода духа (сонсин). Для этого изготавливалось соломенное чучело лошади как олицетворение Мама сонним, которое замещало больного; к нему обращались молитвы и заклинания. Затем чучело одевали, снабжали парой соломенных сандалий и деньгами, навьючивали жертвенными угощениями и относили на дорогу вдали от жилья, с тем чтобы дух мог вернуться туда, откуда пришёл, не причинив людям бедствия.

Источник: Концевич Л. Мама сонним // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. – С. 330.

Тхэджагви («дух наследника престола»), Мёндо, в корейской шаманской мифологии дух умершего от натуральной оспы ребёнка, обычно девочки. Тхэджагви не имеет очертаний, о его присутствии говорит только человеческий крик, раздающийся в воздухе. Считалось, что Тхэджагви был хорошо осведомлён о всех прошлых и будущих делах того, перед кем он явился. Особенно в него верят женщины.

Источник: Концевич Л. Тхэджагви // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. –  С. 542.

 

 

ПЕСНЬ О КОТХАДЖИ

 

В княжестве Силла жил некогда воин,

Меткий и смелый стрелок.

Был боевых он наград удостоен,

Был, если нужно, жесток.

 

Ради Отчизны готов был  на жертвы,

Ради любви – умереть.

Матери старенькой слал он конверты,

Всюду боясь не успеть.

 

Он сотворил из Отчизны кумира,

Чужд лицемерья и лжи.

Да не сотрется из памяти мира

Имя стрелка Котхаджи!

 

Сердцу любезной Силлы владыка

Должен был ехать в Китай.

И Котхаджи в том посольстве великом

Призван  поехать за край.

 

В западном море у острова Кокто

В бурю попал караван.

Знать, не хотел пропускать его кто-то…

Кто это, скажет шаман.

 

Вышли на берег. Волхва упросили,

Правду о буре узнать,

Ибо к Китаю маленькой Силле

В гости нельзя опоздать.

 

Молвил шаман: «Жертвы требует море.

Это, увы, не овца,

Не серебро, не железо, но горе

Матери или отца.

 

Лучшего лучника нужно оставить

Здесь на пустом берегу,

Должен искусно он лодкою править,

В цель попадать на бегу».

 

«Но для чего, — возмутился  владыка, —

Духам потребен стрелок?

Что ему делать  на острове диком?

Я не настолько жесток.

 

Я не оставлю на смерть человека,

Здесь безо всякой нужды.

Не было жертв человечьих от века

Даже в годину беды».

 

Но Котхаджи тут воскликнул: «О, княже!

Бурею путь преграждён.

Время не терпит, и время накажет

Ты выбирать принуждён.

 

Жизнь государства и жизнь человека –

Ныне на чашах весов.

Смерть государства и смерть имярека –

Выбор минут, не часов.

 

Княже, позволь мне помочь его сделать:

Сам я на смерть остаюсь.

Что б ни пришлось пережить и изведать –

Я ничего не боюсь».

 

Так он сказал. И вдруг буря затихла.

Встали на рейд корабли.

Сгинула быстро, как и возникла,

Кромка безлюдной земли.

 

Лишь Котхаджи остается на Кокто.

Берег пустынен и дик.

Вдруг ему слышатся пенье и рокот –

Вышел из моря старик.

 

Он показался чудовищной глыбой

Юноше  издалека.

Только  приблизившись, с запахом рыбы,

Стал он не выше стрелка.

 

Страшный  владыка великого моря

Смертного просит помочь:

«Лучник! Ты должен избыть мое горе,

Должен  спасти мою дочь!

 

Дева прекрасная каждое утро

Ходит на остров гулять.

Матери смертной, красивой и мудрой,

Дочери трудно дышать.

 

Но по утрам здесь случается что-то,

Что тяжело объяснить,

Некий монах с неба сходит на Кокто

И начинает чудить.

 

Рыщет по острову, море волнует

Ищет он царских детей,

Их пожирает, калечит, ворует

Черное множество дней.

 

Этот монах защищен заклинаньем

И не подвластен богам.

Сила людей – недостаток их знаний

И беспощадность к врагам.

 

Завтра проявишь, со мною не споря,

Свой человеческий стиль.

Князь  твой и братья по-прежнему в море,

В море – пока еще штиль.

 

Могут погибнуть невинные люди  —

Я  корабли не щажу.

Если мне шкуру лисицы добудешь —

Щедро тебя награжу.

 

Вот тебе лук и волшебные стрелы.

Завтра ты должен суметь

С первого раза пронзить его тело,

С первого раза успеть.

 

Горе тебе, если ты промахнешься!

Горе морскому царю!

Спать не ложись, ибо ты не проснешься

И не увидишь зарю!».

 

Ночь пролетела, и утро настало,

Звезды погасли, и вот

Море запело и зарокотало –

Девушка вышла из вод.

 

И Котхаджи неземной красотою

Девы той был поражен.

С грустью в глазах и святой простотою —

Царственней царственных жен.

 

Только услышал он свист леденящий –

С неба упала звезда,

И обратилась монахом скорбящим,

С ликом темней, чем руда.

 

Долгие годы постов и молитвы

Плечи пригнули к земле.

С духами зла непрерывные битвы,

Служба у них в кабале…

 

Все это видно стрелку за стрелою,

Что не проспал и успел.

Напополам разделён тетивою

Тот, кто попал под прицел.

 

Мир пополам тетива разделила

Делится сам Котжаджи…

Где же ты, правда, дающая силы?

Чем ты отлична от лжи?

 

Снова есть выбор и нужно решенье.

Снова рука не тверда…

Вновь между смертью и жизнью сомненье,

Злом и добром, как всегда.

 

И Котхаджи тетиву отпускает…

В горле монаха стрела.

Черная кровь… темный дух отлетает…

Сажа не стала не бела…

 

Старца не стало. Лишь старой лисицы

Тело обрушилось в пыль…

 

Слушай же  сказку под скрип половицы,

Верь, будто слушаешь  быль.

 

«Что было дальше?», – волнуется детка.

Дальше? Владыка морской

Дал двух драконов,  цветущую ветку,

Лодку, чтоб ехать домой.

 

Вот и причал. Все как будто приснилось…

В водах родных якоря.

Вынул он ветку, и та превратилась

В дочку морского царя.

 

Так все и было. «А что еще будет?

Правду еще расскажи!»

Вновь повторяю я: мир не забудет

Имя стрелка Котхаджи!..

 

19 сентября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

Котхаджи — в поздней корейской мифологии — лучник.  Согласно «Самгук юса», в конце 9 века из корейского государства Силла в Китай было отправлено посольство, которое застал шторм на острове Кокто. Чтобы успокоить море, князь совершил жертвоприношение духу озера и оставил на этом острове одного стрелка из лука. К лучнику вышел из озера старец, оказавшийся подводным владыкой западного моря, и попросил застрелить из лука монаха, который каждое утро спускался с небес, бормотал заклинания и съедал печень и потроха отпрысков владыки моря. Котхаджи убил монаха, который после обернулся старым лисом и тут же испустил дух. В благодарность морской владыка предложил стрелку свою дочь в жёны.  Котхаджи согласился при условии, что владыка моря превратит свою дочь в цветущую ветку и даст посольское судно в сопровождении двух драконов. Вернувшись на родину, Котхаджи вытащил из-за пазухи ветку с цветами, которая превратилась в девушку, ставшую его женой.

Источник: Концевич Л. Котхаджи // Мифологический словарь / Гл. ред. Мелетинский Е.М. – М.: СЭ, 1990 г. – С. 293.

 

 

 

 

ПЕСНЬ О КВАНСЕЫМ

 

Тысячу ладоней нужно,

Тысячу ладоней бледных,

Чтобы вылечить недужных,

Чтоб подать полушку бедным.

 

Тысячею глаз увидеть

Тысячу людских несчастий,

Тысячу –  чтоб не обидеть

Всех, кто плачет от напастей.

 

Что попросишь, то получишь,

Что получишь, то оценишь,

Квансеым ты не измучишь,

Квансеым  ты не изменишь.

 

Лиц одиннадцать чудесных,

Отпечатаны страстями,

Масок нет на лицах честных –

Черпай истину горстями.

 

Тридцать три рожденья мало

Для того, кто столько может,

Тридцать раз и два не стало

Той, что всем живым поможет.

 

Чужды зло ей и  коварность.

Милосердная богиня

Нам простит неблагодарность,

И в беде  нас не покинет.

 

20 сентября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

Квансеым; Кваным, в корейской мифологии самый популярный буддийский бодхисатва. Восходит к Авалокитешвара. Первоначально мужское божество, но с периода Пэкче (VI в.) в Корее и с периода Сун (XI в.) в Китае в простонародном буддизме Квансеым – женское божество, «Богиня милосердия», чьё могущество состоит во всевидении, сострадании и спасении от несчастий. Оно покровительствует также рождению и исцелению детей. Квансеым могла пройти через 33 вида перерождений. Иконография Квансеым обычно представлена в 6 формах, из которых в Корее наиболее распространены: Квансеым с тысячью рук и тысячью глаз по одному в каждой ладони, спасающая всех и всюду от всяких напастей (влияние тантрического буддизма);  одиннадцатиликая Квансеым, передающая различные эмоции: жалость, гнев и т. д. Квансеым входила в одну из буддийских триад. Квансеым располагалась слева от Будды-Амитабхи. Её изображения сохранились в скульптурах периода Силла и Коре (VII—XIV вв.),  в корейской скульптуре периода Нара (VI в.)  в Японии,  в корейской житийной и светской литературе.

Источник: Концевич Л. Квансеым // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. – С.278.

 

 

ПЕСНЬ О КВИСИНАХ

 

Мир вокруг неведомый,

Тихий и таинственный.

Красно-фиолетовый

Цвет в нем не единственный.

 

И в душе залатанной

Нет местечка истине –

Смесь Востока с Западом,

Как в старинном истерне.

 

Как-то мне не верится,

И никак не видится,

Что планета вертится,

Ко всему магнитится.

 

Но от древних предков мне

В дар осталось  знание,

Словно медь монет на дне

Моего сознания.

 

Жизнь, я знаю подлинно,

Смертью не кончается,

Потому озлобленно

С ней и не ругается.

 

Потому с любимым мы

В смерти не расстанемся:

Духами-квисинами

Встретимся, притянемся…

 

20 сентября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

Квисин, в корейской мифологии и народном пантеоне демоны и духи. Понятие Квисин, прежде подразделявшееся на два компонента — кви и син, связывалось с древнекитайским натурфилософским учением об инь и ян — тёмном и светлом началах. В «Хэдон чамнок» («Разные записи о стране, что к востоку от моря», 16-17 вв.) сказано: «Человек после смерти становится квисином». Считалось, что раз Квисины, как духи (призраки) умерших, обладают такими же ощущениями и восприятием мира, как и живые люди, они выполняют различные функции, участвуя во всех людских делах. Квисины вездесущи, всепроникающи. Квисины являются объектом почитания, преклонения и страха. К. нравятся тёмные углы: они селятся в старых брошенных строениях, в развалинах монастырей, крепостей, заросших прудах, пещерах. <…> Из корейских исторических сочинений известен также обряд жертвоприношения «Сусин» («Сопровождение духов») в Когурё, когда по обе стороны дома возводились алтари и приносились жертвы Квисинам Изображение Квисинов, сохранившееся на черепице периода Когурё, напоминает полузверя-получеловека (медведицу с женской грудью).  У трёх племенных союзов хан на юге Кореи при обряде жертвоприношения духам (Сатосин) устанавливался столб, на который подвешивались бубенцы и барабан. Подобный же обряд существовал в Силла, когда с помощью шаманок изгонялись злые духи. К этой же группе принадлежат и более поздние обряды: жертвоприношение духу — хранителю селения (Сонандже), обряд, совершавшийся шаманкой для предотвращения несчастья (Пхудаккори), жертвоприношение Квисинам с мольбой об устранении напастей (Коса) и др. Обращением к Квисинам широко пользовались знахари в своих заговорах и заклинаниях для изгнания болезни. Во избежание вреда от Квисинов  использовали обереги в виде надписей, рисунков, чучел, амулетов. Фетишами Квисинов служили глиняные горшки. Квисины условно подразделяются на духов стихии (чаёнсин), животных (тонмульсин), людей (инчхесин), домашних духов (касин), духов болезней (чильбёнсин), святых и будд (сонбульсин), злых духов (токкэби, чапсин или чапкви).

Источник: Концевич Л. Квисин // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. – С.279.

 

 

 

ПЕСНЬ О ПАНЬСУ

 

Для чего родился мёртвым

У родителей ребёнок

В душной хижине, где спёртый

Воздух ждал сырых пелёнок?

 

И на досках старой лавки

Бездыханный, бесполезный,

Ожидая  переплавки,

Он лежит куском железным.

 

Плачет мать, и бабка плачет,

Ставня хлопает зловеще.

В  доме в чангу бьёт и скачет

Злой паксу с молитвой вещей.

 

Хочет он вернуть ребенка,

Отмолить у духов смерти.

И консу  звучит так тонко –

Звук ссыпающейся дерти.

 

Отступили злые духи,

И кричит новорождённый.

Мать глядит в глаза старухе,

Взглядом тихим, просветленным.

 

Но недолго ликовало

Сердце матери несчастной

Слеп ребенок. И немало

Будет к горю безучастных…

 

—                             —                              —

 

Не был я погребён…

Лишь, заплутав в лесу,

Я пережил синбён,

Став навсегда паньсу.

 

Жуток был нэримгут,

Слеп от рожденья я.

Дайте мне в руки кнут,

Судеб своих края.

 

Могут провидеть всю

Правду мои глаза,

Тонут в глазах паньсу

Жалобы и гроза.

 

Кто и когда умрет?..

Где и зачем война?..

Можно ли лишний рот?..

Ждёт ли еще жена?..

 

Сколько еще терпеть?..

Будет ли урожай?..

Могут ли духи петь?..

Кто подпалил сарай?..

 

Тысячи разных слов,

Сотни людских сердец.

Будто от злых волков

Я стерегу овец.

 

Мудрый, могучий дух

В жалких мощах слепца.

Просто смешно: пастух

Выглядит, как овца.

 

Падая на тропу

Через проклятый пень,

Вижу насквозь толпу,

Зрю я грядущий день…

 

Я поводырь слепой,

Странный  живой мертвец.

Я не ищу покой,

Он для меня конец.

 

Знаешь, зачем шумит

Мой барабан в ночи?

Страшно мне, что молчит

Пламя в пустой печи.

 

21 сентября 2013

 

Пояснения к тексту

В Корее существует два разных типа шаманов — паньсу (слепые провидцы) и мудан или мунё (одержимые женщины). Паньсу считается повелителем демонов, способным посредством магических формул (типа каббалистических) и заклинаний прогонять и даже хоронить их. Мудан могут лишь умилостивлять злых духов и располагать их к себе. Паньсу — слепые колдуны, которые начинали свое ремесло с самого юного возраста. Колдовство для них зачастую служит единственным средством к существованию. Насколько выгодно это ремесло, видно из того, что родители слепорожденных детей считались счастливыми, так как заработок этих будущих паньсу вполне обеспечивал их старость. Слепые, поступающие в корпорации паньсу, были обязаны, прежде принятия в число членов, пробыть на испытании 3 года, в течение которых их посвящали во все тайны колдовства. Колдун, кроме того, должен был знать обычаи, привычки и слабые стороны всех классов корейского общества, чтобы уметь обращаться со своими клиентами

Источник: Шаманизм в Корее // Википедия. Свободная энциклопедия. — https://ru.wikipedia.org.

Чангу (чанго) – катушкообразный двусторонний барабан, один из самых важных ударных ритмообразующих инструментов в корейской музыке.

Источник: Погадаева А.В. Корейские шаманские песнопения и жанр пхансори в корейском фольлоре. – https://kore-saram.ru.

Паксу — общий термин, обозначающий шаманов-мужчин (в отличие от мудан – шаманов-женщин).

Источник: Шаманизм в Корее // Википедия. Свободная энциклопедия. — https://ru.wikipedia.org.

Консу  — язык духов.  Шаманские песнопения делятся на песни, исполняемые на языке духов,  и песни – на языке людей. Язык духов называется консу 공수, на нем духи обращаются к шаману, спускаясь с небес на землю, а язык людей называется чхуквон 축원, именно на этом языке исполняется большая часть шаманских песнопений.

Источник: Погадаева А.В. Корейские шаманские песнопения и жанр пхансори в корейском фольлоре. – https://kore-saram.ru.

Синбён — «шаманская болезнь», которой, по представлениям, страдают те, кому суждено стать шаманом. Она известна как болезнь духа и характеризуется потерей аппетита, визуальными и слуховыми галлюцинациями. Страдания избранника, внешне воспринимаются как нервно-психическое заболевание. Избавиться от такой психической болезни (или длительного психического кризиса) можно только принятием призвания шамана и началом шаманской деятельности.

Источник: Шаманизм в Корее // Википедия. Свободная энциклопедия. — https://ru.wikipedia.org

Нэримгут —  обряд инициации. Во время исполнения обряда в человека, который собирается стать шаманом, вселяется дух.

Источник: Шаманизм в Корее // Википедия. Свободная энциклопедия. — https://ru.wikipedia.org.

 

 

 

ПЕСНЬ О ЧХОННЁ

 

В некий прекрасный, давно миновавший,

Но достопамятный век

В землях Канвондо, горя не знавших,

Жил-был один дровосек.

 

С матерью старой в убогом жилище

Жил он за краем села.

Не выпускала рука топорище,

И не кончались дела.

 

То он уходит за хворостом в горы,

То отправляется в лес.

Гнезда, берлоги, затоны и норы

Жизни полны и чудес.

 

Юноша славный любил всё живое,

Разных животных и птиц,

И, окунаясь в их мир с головою,

Счастлив бывал без границ.

 

Часто спасал он от гибели верной

Осиротевших птенцов

И вынимал то волчонка, то серну

Прямо из рук у ловцов.

 

Как-то он спас молодую косулю

Из хитроумной петли.

Срезав ремни и сломавши рогулю,

Поднял вязанку с земли.

 

Только косуля бежать не спешила,

Но поклонившись ему,

Сказочным образом заговорила,

Речью, подобной псалму.

 

В ужасе выронив хворост на камни

И подхватив свой топор,

Бросился прочь он, но будто в капкане

Держит ее разговор:

 

«Я твой тотем. Ты в Алмазные горы

К озеру с тихой водой,

Не затевая ненужные споры,

Следовать должен за мной.

 

Восемь прекраснейших дев, –  ты увидишь, –

В озере плавает том.

Если ты сможешь, то счастье похитишь

И приведешь к себе в дом.

 

Знаю, что часто ты даришь свободу

И не способен лишать

Воли ни птицу, ни духа, ни воду,

Чем не похож ты на мать.

 

Сделай же раз над собою усилье,

Словно седок над конём.

Нужно украсть только быстрые крылья

И одеянье чхоннё.

 

После, когда улетят ее сестры,

Сможешь ее увести,

Скрыв наготу одеянием пестрым,

Что вам придется сплести.

 

Но до рожденья четвертого чада

Крыльев ты ей не давай,

Взявши судьбу свою в руки как надо,

Ты ее не отпускай!»

 

Вымолвив это, косуля пропала.

И молодой дровосек.

Сделал все так, как она приказала, —

Был он простой человек.

 

Крылья похитив и спрятав надежно,

Сам он в прибрежных кустах,

Словно в засаде, залег осторожно,

Стыд подавляя и страх.

 

Скоро ли, долго ль минуты горели.

Ночь подошла вслед за днём.

Солнце садилось, и в небо взлетели

Семь окрыленных чхоннё.

 

Только одна, не нашедшая крылья,

Плакала в тёмной  воде.

В плен захватил её он без усилья,

Не позабыв о стыде.

 

В дом он невесту привел молодую

И полюбил навсегда

За красоту – красоту неземную,

Что неподвластна годам.

 

Жизнь проходила, и дети рождались,

Трое – один за другим.

Но никогда они не улыбались,

Не были счастливы с ним.

 

Плакала часто чхоннё. И подолгу

В небо смотрела она.

Крепко молчала, верная долгу,

Мать, но, увы, не жена.

 

Раз он спросил: «Отчего ты несчастна

Рядом со мной на земле?

И отчего ко всему безучастна

В жизни, подобно золе?».

 

Долго молчала чхоннё и вздыхала.

Стал собираться он в лес.

«Крылья верни мне! — она прошептала, —

Я не могу без небес!».

 

«Что же, — сказал он, — лети, если хочешь,

Я отпускаю тебя.

Сколько ни маешься и ни хлопочешь —

Счастью не быть, не любя.

 

Вот твои крылья, поклон и прощенье.

Ты меня тоже прости!

Мне же теперь не найти утешенья…

Все… отпускаю… лети!»

 

Взмыла чхоннё, ухватив своих деток,

К милым своим небесам…

Зря он позволил тем памятным летом

Быть на земле чудесам…

 

—                              —                              —

 

Спит дровосек своим сном неспокойным,

И в том загадочном сне

Встретился с дедом, давно уж покойным,

Плачущим на валуне.

 

Дед вдруг исчез. И на камне косуля.

Гневно сверкают глаза.

Плечи все ниже и ниже сутуля,

Шел он туда, где гроза.

 

Только его она не упрекала

И не пыталась стыдить.

Все его чувства она понимала

И не дала говорить.

 

«Я твой тотем. Ты в Алмазные горы

К озеру с тихой водой,

Снова пойдешь и избегнешь позора.

Ты ведь еще молодой.

 

С неба в то озеро каждое утро

Бочку спускают чхоннё.

Не рассуждай ни о чем суемудро,

Ибо играешь с огнём.

 

Прыгай в ту бочку, и вместе с водою

В небо поднимут тебя.

Будешь ты снова с детьми и женою

Жить, ни о чем не скорбя».

 

Как от толчка он проснулся и в горы

Бросился сразу бежать.

Ход не сбавляя, из-за косогора

Слышал, как плакала мать.

 

Вот уже озеро. Спуск у дубочка.

В небе летят журавли…

Гробом в могилу спускается бочка

Будто бы в сердце земли.

 

Прыгнул бедняк, не почувствовав страха,

Цепью царапнув щеку,

В бочку и в ней без единого взмаха

В небо взлетел на скаку.

 

Встретил он там и жену, и детишек –

Внуков Владыки небес…

Дни полетели, как сотни зайчишек,

Полем бегущие в лес.

 

Лес – это дом… Затененные пущи…

Сваренный рис на столе…

Вот бы покинуть небесные кущи,

И – босиком по земле!

 

Вот бы за пояс топорик и в горы

Да искупаться в ручье…

Снова молчанье, унынье и ссоры…

Сон без любви на скамье.

 

Вот на конюшню пошел он однажды,

С сотней крылатых коней

Выбрал того, что движения жаждал,

Всех вороных вороней.

 

Прыгнул на спину и гикнул. Да с неба

Прямо в Канвондо слетел,

К матери в гости за солью и хлебом

В свой стародавний придел.

 

Слушая мать, вспоминая о старом,

Вдруг он уснул среди дня…

Заговоренным шаманским отваром

Мать окатила коня.

 

Крыльев не стало… не стало надежды

Проклял он отчий порог.

Наг и бескрыл, как чхоннё без одежды,

Жить он на свете не смог.

 

Вышел он в лес, долго брел по тропинке

К озеру гор Кымгансан,

Лег и застыл. Покатились росинки

Прям по седым волосам…

 

24 сентября 2013 г.

 

 

Пояснения к тексту

Чхоннё  («небесные феи»), Кымнгансан Сонне, пхальсоннё («восемь фей»), в корейской мифологии феи гор Кымгансан (Алмазных). Образы их восходят к даосским небесным феям (соннё, чхоннё), переплетённым с буддийскими и местными анимистическими образами. Согласно преданию, в провинции Канвондо жил со старой матерью сын-дровосек, которому пришла пора жениться. Однажды ему удалось спасти от преследования охотников косулю, и та отвела его к озеру в горах Кымгансан, где купались восемь фей, посоветовав припрятать одеяние с крыльями у одной из них. Он так и сделал, и фея стала его женой. У них должно было родиться четверо детей, прежде чем она могла вернуться на небеса. Когда появился третий ребёнок, она стала умолять мужа отдать ей крылья, и тот согласился. Крылья обрели волшебную силу, и она вместе с детьми, держа одного между ног, а остальных двух в руках, улетела на небо. Тогда дровосек снова обратился косуле за помощью, и та посоветовала ему пойти к тому же озеру и незаметно залезть в бадью, которой феи черпали с небес воду из озера. Попав на небо, он встретил детей и супругу, которая оказалась дочерью Небесного владыки, и они зажили счастливо. Как-то он спустился на крылатом скакуне (вариант: конь-дракон) на землю, чтобы повидать мать. Мать приготовила похлёбку из риса и красной фасоли (вариант: рисовую кашу с тыквой), и сын нечаянно опрокинул горшок с горячей похлёбкой на спину коня. Конь испугался, коснулся копытами земли и уже не мог больше подняться в небо. Дровосек целыми днями плакал, глядя на небо, и вскоре умер, а дух его превратился в петуха. Традиция гласит, что петух потому и забирается на конёк крыши и поёт, вытянув шею к небу, что в нём сидит дух дровосека.

Сюжет этого мифологического предания известен и в форме сказки «Фея и дровосек», относящейся к широко распространённому типу сказок «Царевна-лебедь». Многие корейские фольклористы считают, что сходная японская сказка перенесена из Кореи. Это же предание послужило основой для ряда произведений фольклора («Девушка Пэкчо — Белая птица») и средневековой литературы Кореи, в т. ч. романа Ким Мандзуна (17 в.) «Куунмон» («Облачный сон девяти», в русском переводе 1985 г.).

Источник: Концевич Л. Чхоннё // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. – С. 302.

 

ПЕСНЬ ОБ АРАН

 

Ариран!

Ветер холодный промчался над полем;

Грустно шумит гаолян.

В воздухе мечется звон колоколен

В мрачном уезде Мирян.

Словно поддавшись безмолвной тревоге,

Аист над полем кружит.

По нескончаемой пыльной дороге

Путник усталый спешит.

 

Ходит давно нехорошая слава,

Будто бы проклят уезд,

Будто не терпит земля здесь управы

От пришлецов с разных мест.

 

Многих людей присылала столица

Взять под контроль здесь дела.

Гибли они, не успев появиться,

Всех их могила ждала.

 

Ехать, людей избавлять от напасти,

Больше охотников нет.

Только один… захотел ли он власти,

Дал ли кому-то обет?

 

Что его ждет? Отчий дом покидая,

Ведал ли юный янбан?

Но государев приказ исполняя,

Смело идет он в Мирян.

 

Вот уж дома. Слышит путник уставший

Скрип деревенских телег.

В первый попавшийся дом постучавшись,

Просится он на ночлег.

 

Хмурый хозяин в дверях появился,

Гостя сердито спросил:

— Кто ты такой и откуда явился,

Что ты у нас позабыл?

 

— Я Ли Санса, прямиком из столицы,

Длинный проделал я путь.

Можно ли на ночь мне остановиться

В доме твоем отдохнуть?

 

— Ну, что стоишь, не топчись на пороге,

Раз уж пришел, заходи!

Много здесь ходит, больных и убогих,

Всех вас, поди, приюти!

 

Только учти: ты уйдешь на рассвете,

Не возвращайся сюда.

Вам, молодым, ни к чему знать о смерти,

Ждет чужаков здесь беда.

 

Быстро Санса проглотил скудный ужин,

Что собрала ему мать,

И задремал, но кошмаром разбужен,

Сел при свече почитать.

 

Вдруг в тишине полуночной раздался

Жалобный стон. Меркнет свет.

В темном проеме двери показался

Бледный чужой силуэт.

 

Черные пряди  до полу спадают,

Лик исказил злой оскал.

В тонкой руке светлой сталью сверкает

Мстительный острый кинжал.

 

Молвил Санса: «Я  пришел сюда с миром,

Чтобы спасти и помочь.

Кто ты и где твое место с кумиром?

Чья ты жена или дочь?

 

Мне приходилось немало скитаться,

Видел я много смертей.

Духов легко отучиться бояться,

Видя в них бывших людей.

 

Что-то тебя беспокоит, я вижу,

Что-то случилось с тобой.

Несправедливость и я ненавижу,

Ей отвечая борьбой».

 

Время как будто на части разбилось.

Что это – явь или сны?

Вместо вонгви перед ним появилась

Дева, прекрасней весны.

 

Плачет она, горько требуя мести

Той, что ее предала…

Дочь дворянина стыду и бесчестью

Страшную смерть предпочла.

 

Плачет Аран,  об отце вспоминая,

Слезы, как жемчуг, блестят.

Бедный янбан: он всей правды не зная,

Проклял родное дитя.

 

Долго Санса слушал трудную повесть

С быстрым концом без любви.

К тем, у кого неспокойная совесть,

Жалости нет у вонгви.

 

Ночь на исходе. Видение тает

Будто на травах роса.

И на рассвете приют покидая,

Путь продолжает Санса.

 

Будет он честно уездом тем править,

Будет во всем справедлив,

И от проклятия сможет избавить,

Истину восстановив.

 

Каждый в Корее с младенчества знает

Имя прекрасной Аран.

Тихо вокруг, лишь вдали замирает

Нежный напев…

Ариран!

 

26 сентября 2013 г.

Пояснения к тексту

Аран, в корейской мифологии дочь начальника уезда Мирян (пров. Кёнсан-Намдо). Лишившаяся матери Аран росла под присмотром кормилицы. Когда она повзрослела, кормилица замыслила отдать её замуж за посыльного из управы. Однажды ночью Аран вместe с кормилицей отправилась полюбоваться лунным пейзажем на башню Ённамну. Вдруг кормилица исчезла, а перед Аран появился посыльный и стал её домогаться, Аран отказывалась, тогда он стал угрожать ей ножом, наткнувшись на который, она погибла. Он спрятал ее тело в зарослях бамбука возле реки Нактонган. Отец искал дочь повсюду, но никаких следов не обнаружил. Исчезновение дочери было несмываемым позором для дома янбана (дворянина), и он, подав прошение об отставке, вернулся в столицу. Каждый новый начальник, прибывавший в Мирян, умирал от неизвестной причины первой же ночью. С тех пор никто не хотел ехать в Мирян правителем, и в государевом дворе стали искать охотников. Согласился один молодой человек по имени Ли Санса. Прибыв в Мирян, он остановился в первую ночь на постоялом дворе. Вскоре после того как он сел читать при свече, дверь вдруг отворилась от порыва ветра, и перед ним оказался дух девушки в белом одеянии, с лохматой чёрной головой, с кровоточащей грудью и воткнутым в горло ножом. Так как юноша не испугался, дух поведал ему свою историю. Выслушав её, юноша обещал помочь духу Аран. Приехав в управу, он вызвал кормилицу Аран и посыльного. После допроса их казнили, а труп Аран нашли и захоронили. В честь Аран в Миряне возле башни Ённамну соорудили жертвенник. По другой версии, всё это случилось в каком-то уезде, и героиня была танцовщицей (кисэн) при местной управе. Это мифологизованное предание легло в основу одной из популярнейших корейских народных песен «Ариран». Кроме того, оно бытует в корейском фольклоре в форме волшебной сказки «Дух кисэн». Оно также может быть идентифицировано с китайской легендой о девушке Чжи-сань в «И цзянь чжи» Хун Мая (1123—1202).

Источник: Концевич Л. Аран // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский.  – М.: СЭ, 1990 г. – С. 58.

 

 

 

 

ПЕСНЬ О ПАРИ-КОНДЖУ

 

У правителя Чосона

Шесть прекрасных, славных дочек.

Но наследника для трона

Государь увидеть хочет.

 

Ждет и ждет его рожденья.

Свет не мил ему  печальный.

Он с жестоким наслажденьем

Каждый день казнит опальных.

 

«В неудачный год женился,

В предреченный день несчастный!», —

Так он думал и сердился

На себя. И не напрасно.

 

Не спасли благодаренья

Божествам. И не хватило

Высоты столпотворенья

У родительской могилы.

 

Все равно, седьмым ребенком

Боги дали дочь, не сына…

Дождь пошел, заплакал громко,

Сделав землю мокрой глиной.

 

И разгневанный владыка

В грязь велел ребенка бросить…

В своей  ярости великой

Был он жалок, словно осень.

 

Но вороны и сороки

От дождя закрыли чадо

Сотней крыльев; желтоокий

Ворон прочь прогнал прохладу.

 

Постреляли птиц из луков

Злые воины и слуги.

И без слез, без слов и звуков

Взяли чадо из яруги.

 

В ларь нефритовый тяжелый,

Несказанный, словно горе,

Помещен младенец, голый,

И заброшен прямо в море.

 

Ларь к царю морских драконов

Стал спускать в бездну страха…

Но сильнее всех законов

Золотая черепаха.

 

Вот она дитя спасает

И нефритовую зыбку,

По волнам плывя, качает

С вечной горькою улыбкой.

 

И в Восточном синем море

В этот день случилось чудо:

С черепахи на  просторе

Подхватил ребенка Будда.

 

Он за пазухой  ребенка

Отогрел своим дыханьем…

 

Не топи в реке котёнка:

Не уйдешь от  наказанья…

 

Пари-конджу не погибла

Есть мудан сори об этом.

Смерть к ней так и не прилипла,

Ибо тьма боится света.

 

26 сентября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

Пари-конджу — «брошенная принцесса». В корейской шаманской мифологии родоначальница и покровительница шаманок. Миф о ней воспроизводится во время обряда чиногви, совершаемого на 49-й день после смерти человека для проводов души покойного в рай. Согласно варианту мифа, единственному наследнику государя предсказатели предрекли, что если он женится в плохой год, у него родятся семь дочерей, а в хороший — семь сыновей. Не поверив, он женился в неудачный год в 7-й день 7-й луны. И у него родились шесть дочерей. Он надеялся, что седьмым будет сын, но родилась дочь. Государь, разгневавшись, велел бросить её в сад за дворцом, но вороны и сороки обогревали её крыльями. Тогда дочь поместили в нефритовый ларец и бросили его в воду в жертву царю драконов четырёх морей. Ларец подхватила золотая черепаха и унесла в Восточное море. Там девочку спас Будда и отдал её на воспитание «бабушке-благодетельнице Пири» и «дедушке-благодетелю Пири».<…> Пари-конджу стала патронессой всех шаманских духов. Согласно другой версии о Пари-конджу, принцесса, достигнув зрелости, однажды увидела сон, будто синий и зелёный журавли влетели в неё через рот. После этого она держала рот закрытым, отчего забеременела и родила двух близнецов, у которых затем родилось по четыре дочери. Обученные секретам волшебства, они были направлены в каждую из восьми провинций, где стали первыми шаманками.

Источник: Концевич Л. Пари-конджу // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. –  С.422.

Мудан сори — 무당소리 (песни шаманки) – общее название шаманских песнопений.

Источник: Погадаева А.В. Корейские шаманские песнопения и жанр пхансори в корейском фольлоре. –  https://kore-saram.ru.

 

 

 

ПЕСНЬ О МУЛЬКВИСИНАХ

 

В зеркалах не видно правды,

Не видать ее и в водах –

В водах, тише конокрада,

Заключенных в водоводах.

 

Есть у ласковой водицы

Память песни, разум оды,

Как топились в ней девицы,

Как тонули воеводы.

 

Люди – женщины, мужчины,

Старики и молодые –

Все навеки мульквисины,

Беспокойные и злые.

 

Потому по водам – волны,

Потому в них дна не видно,

Что они страстями по́лны,

Что им страшно и обидно…

 

Спит утопленник несчастный

Не в земле и не в могиле,

Ни к чему не сопричастный,

Пряча кости в стылом иле.

 

Поклонитесь ему, детки,

Водяному властелину.

Пятицветные монетки

Бросьте в волны мульквисину…

 

27 сентября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

Мульквисин; сусин, в корейской мифологии общее название водяных духов. Считалось, что душа утопленника становилась мульквисином. В разных местах Кореи приносились жертвы духам четырёх морей:  Тонхэсину — духу восточного моря (в Янъяне),  Сохэсину — духу западного моря (в Пхунчхоне), Намхэсину — духу южного моря (в Наджу) и   Пукхэсину — духу северного моря (в Кёнсоне). Кроме того, весной и осенью во избежание наводнений и для спокойствия в стране совершались жертвоприношения духам семи водоёмов (Чхильдоксин) в виде пятицветных ритуальных денег, которые бросали в реки и бухты.

Источник: Концевич Л. Мульквисин // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. – С.370.

 

 

 

 

ПЕСНЬ О МИМЁНГВИ

Тяжко жить на белом свете,

Хапгынне не пережившим.

Не родившиеся  дети

Не помянут не любивших.

 

Но с судьбою человеку

Не пристало торговаться

Обвиняют ли калеку,

Что посмел таким остаться?

 

Есть ли смысл жертв насилья

Виноватить за страданья,

Мотыльков, спаливших крылья,

Подвергая наказаньям?

 

Много ль правды видно в мире,

Где и просто все, и сложно?

Голь кабацкая в трактире,

Знает точно: всё возможно.

 

Но мимёнгви не согласны,

Они ищут справедливость,

Потому они опасны,

Оттого их суетливость.

 

В бесконечности блуждая

И пугая суеверных,

Мнят они, что побеждают

Одиночество и скверну.

 

27 сентября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

Мимёнгви, ёгви, в корейской мифологии злые блуждающие духи. Ими становятся, согласно народной традиции, души людей, умерших насильственной или преждевременной смертью, и души девушек, умерших незамужними (торёнсин), неженатых юношей и вдовцов, не оставивших потомства (муджагви).

Источник: Концевич Л. Мимёнгви // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. – С.359.

Хапгынне – одна из составляющих традиционного свадебного чина у корейцев, когда молодожены пьют водку из тыквенной чаши, которая символизирует половину одного целого. Смысл этого обряда заключается в том, что рождённые отдельно мужчина и женщина, становятся опять одним целым (Прим. автора).

 

 

ПЕСНЬ О СИНДАНСУ

 

На горе, в священном граде,

Возросло до неба древо.

В бесконечном листопаде

Смерти слышатся напевы.

 

Но на месте листьев павших

Почки лопаются звонко,

Из глазков, доселе спавших,

Жизнь рождается ребёнком.

 

Подойди к Синдансу близко,

Приклонись к нему главою.

Поклонись от сердца низко

Древу жизни мировому.

 

Все поймет и все измерит,

Мудрым разумом объемлет.

Лжи ничьей оно не верит,

Пылкой жалобе не внемлет.

 

Есть следы когтей медведя

На коре тысячелетней.

Мать Тангуна, небом бредя,

Здесь молилась в день последний.

 

Топором железным часто

Древу раны наносили.

Неразумной и зубастой

Злой пилой его пилили.

 

Сотни стрел и пуль забито

В тело дерева живое,

Ни одна им не забыта —

Все хранятся под корою.

 

Взрывом ядерным пытались

Оборвать у древа корни.

Но оно сквозь груды стали

Прорастает всё упорней.

 

Жизнь и смерть, воюя вечно,

Как-то сходятся к балансу.

Все на свете скоротечно,

Остается лишь Синдансу.

 

29 сентября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

Синда́нсу, в  корейской мифологии священное дерево — алтарь духам, по своим функциям напоминающее древо мировое. В мифе о Тангуне Синдансу находилось на вершине горы Тхэбэксан, и это место назвали «священным градом» или «обителью духов» (синси). Позднее Синдансу стало означать священное место, где совершались обряды с жертвоприношениями духам.

Источник: Концевич Л. Синдансу // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. – С.491.

Тангун, в корейской мифологии родоначальник корейцев, основатель корейского государства Древний Чосон. Записи мифа во фрагментах сохранились только в корейских памятниках 13-15 вв. Согласно «Самгук юса», верховный небесный владыка Хванин даровал сыну Хвануну три небесные печати и отправил его править людьми. Спустился тот с трехтысячной свитой [духов] на трехглавую вершину Тхэбэксан, где под деревом был жертвенник духам (в других источниках: «под священное дерево Тан»; см. Синдансу). Это место назвали Обителью духов, а Хвануна — небесным владыкой. Повелевая духами ветра, дождя и туч, Хванун ведал всеми 360 земными делами. В ту пору в пещере жили медведь и тигр. Они молились Хвануну, чтобы тот превратил их в людей. Хванун дал им съесть по стебельку полыни и 20 чесночин и сказал, чтобы они избегали солнечного света сто дней. Лишь медведь выдержал обет до трижды седьмого дня и превратился в женщину. Каждый день та приходила под дерево возле жертвенника и просила духов ниспослать ей ребёнка. Тогда Хванун, обернувшись человеком, женился на ней. У них родился сын, прозванный Тангун-Вангомом.

Источник: Концевич Л. Тангун // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. – С. 516.

 

 

 

ПЕСНЬ О ТЭГАМСИНЕ

 

Дух богатства и удачи

Твердо верит, точно знает,

Что лишь воины не плачут,

Только сила побеждает.

 

Обожает он сраженья

И военные парады.

Он не знает пораженья

На груди его – награды.

 

Тэгамсина не бояться

Может только небогатый,

Все Тэгаму покорятся –

И мудрец, и бесноватый.

 

Он с оружием опасным

Развлекается часами.

Не понять его несчастным,

Не смягчить его дарами.

 

Ведь он хочет, чтоб шагали

Строем ратным бить поклоны,

Чтоб шаманки надевали

Генеральские  погоны,

 

Чтоб из ружей пирамидка

При толчке не развалилась,

И военная накидка

С плеч крутых его не сбилась,

 

Чтоб ходил он по дорогам,

Строевой мотив мурлыча,

И делил удачу строго,

Как военную добычу.

 

29 сентября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

Тэгам, Тэгамсин < почтительное название военного чина периода Силла (VII—X вв.)> В корейской мифологии шаманский дух богатства и удачи. До недавнего времени был распространен древний обряд в честь тэгама (тэгамнори), самый хлопотный среди шаманских обрядов. Для совершения обряда шаманки одевали форму высшего военного чиновника или военную накидку и исполняли песню о тэгаме с мифологическим содержанием. Тэгам был алчным духом. Ему ставились в качестве даров кувшин с зерном, жертвенное вино и коровья голова или нога. В шаманских мифах, рассказываемых при проведении большого обряда из 12 кругов (маданкут), название тэгам часто использовалось как вежливое обращение к различным духам. Оно добавлялось к их названиям как гонорифическое слово со значением «Ваше высокоблагородие» (напр., Тходжу-тэгам, Сонджу-тэгам).

Источник: Концевич Л. Тэгам // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. – С.543.

 

 

 

ПЕСНЬ О СОНДЖУСИНЕ

 

Сонджусин ужасно любит

Шепотки и заговоры.

В них топориком он рубит

Терема с резным узором.

 

В них он есть защитник дома

От пожара и несчастий,

От воров и от погрома,

От болезней и напастей.

 

В день счастливый любит кушать

Сонджусин простое паби,

И с тоской о прошлом слушать

Заунывный голос бабий,

 

Что поет о Хван Уяне,

Починившем храм небесный

И оставшемся в тумане

Вечным духом бестелесным.

 

Славный плотник стал касином,

А касин уснул за балкой

И во сне своем невинном

Едет с сыном на рыбалку.

 

29 сентября 2013 г.

Пояснения к тексту

Сонджу́ («хозяин домашней крепости»), Сонджусин, Сонджосин, Саннянсин («дух большой балки»),  в корейской мифологии главный домашний дух (касин), в преданиях и народных верованиях Сонджу — также:  домовой,  дух-покровитель земельного участка под домом (дух Тходжу),  дух 10-го месяца по лунному календарю,  шаманский дух. Фетишем Сонджу является глиняный горшок с ячменём или рисом, установленный в углу главной комнаты с деревянным полом. Символ Сонджу — лента белой бумаги, свёрнутая в несколько слоев (иногда сушёная рыба или сосновая ветка). В ленту белой бумаги вкладывали медную монетку, смачивали водой и прикрепляли к наружной стороне большой балки главной комнаты, затем посыпали рисовой крупой. Считалось, что от Сонджу зависят покой, счастье, долголетие и отсутствие болезней. Ежегодно в 10-ю луну в один из «счастливых дней», обычно в день «лошади», ему посвящался обряд жертвоприношения риса (сонджукут). В обрядах сонджукут и сонджу-паджи (совершался при постройке нового дома или перенесении старого на новое место) участвовали шаманки (мудан). Существует записанный в провинции Кёнгидо шаманский миф о том, как искусный плотник Хван Уян, починивший рухнувший небесный дворец, после смерти стал духом Сонджу. Есть и другие шаманские мифы о родословной Сонджу.

Источник: Концевич Л. Сонджу́ // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. – С. 498.

 

 

 

ПЕСНЬ О СОДОНЕ

С детства был Содо́н талантлив:

Сочинять любил он песни,

Не умен, зато ухватлив,

Хоть и беден, но при чести.

 

Был он сын вдовы печальной,

И великого дракона,

Никому не подначальный,

Не боялся он закона.

 

Был в нужде он  и питался

На гроши, что выручались

От продажи клубней ямса.

Клубни плохо продавались.

 

«Мальчик ямсовый!», — дразнили

Так Содона ребятишки,

Словно каждый день казнили

Гордость нищего парнишки.

 

Старики не отвечали

На Содоновы поклоны.

Безотцовщиной считали

И не верили в дракона.

 

Так он жил среди насмешек

Но ничуть не покорился.

Твердый был Содон орешек:

Не сломался, а озлился.

 

Перестал он петь, замкнулся

Сам в себе, хоть было тесно.

Рыл он ямс. И вдруг наткнулся

Под кустом на клад чудесный.

 

Ящик с золотом огромный

Ждал кого-то век за веком.

Этот дар судьбы нескромный

Быть не мог для человека.

Значит, правду про дракона

Мать Содону рассказала,

Значит он рожден для трона –

Всё находка доказала.

 

Но на крышке деревянной

Иероглифы,  как крики:

«Берегись, богач, тирана» —

И: «Молчанье – друг великий»

 

Сын дракона поразмыслил

И зарыл обратно в землю,

Что нашел и не исчислил,

Гласу внутреннему внемля.

 

Он отправился к Чинпхёну

В одеянье небогатом.

Перед взором изумленным

Государя встал он сватом.

 

Сыном На́мджи он назвался,

Дочь царя просил он в жены.

От души Чинпхён смеялся:

«Всем юродивым – короны!».

 

А потом  дал  сорок палок

За неслыханную наглость,

И за то, что гол и жалок,

За безродность и отсталость.

 

Палачи-тяжеловесы

Навалились на Садона.

Стали бить. И все  принцессы

Были призваны Чинпхёном.

 

Чтоб смотрели в  назиданье,

Со стыда в огне сгорая,

Да боялись наказанья,

Ухажёров выбирая.

 

Но крутого был замеса

Хрупкий ямсовый мальчишка.

Все терпел он. И принцесса

Сонхва вышла из затишка.

 

 

Она крикнула: «Пустите!

Не ломайте ему руки!

Вы, отец, его простите,

Отпустите на поруки!»

 

Страшный гнев объял владыку,

Что царевна молодая

Опускается до крика,

Проходимца защищая!

 

Может быть, имел он повод

Нынче свататься так дерзко?

Ни один разумный довод

Не избыл догадки мерзкой.

 

И изгнал Чинпхён обоих

Из дворца и из столицы…

Не жалел тогда никто их,

Дурачка с дурной девицей.

 

Вот пришли они к  деревне

Он просил ее прощенья.

Но красавице-царевне

Не хотелось возвращенья.

 

Она с жалостью смотрела

На бесчисленные раны,

Их залечивая, пела

Си́нга лучше, чем шаманы.

 

А отец ее увидел

Этой ночью сон кошмарный:

Намджи в черной пирамиде

Разломал замок амбарный.

 

Намджи вышел на поверхность

Темных вод и на Чинпхёна

Налетел за непомерность

Его гнева на Сондона.

 

Он велел Чипхёну сразу

Молодых вернуть в столицу,

И простить им все проказы,

Приказав им пожениться.

 

Царь проснулся и в испуге

Все исполнил и исправил.

Мальчик ямсовый супруге

Ящик вырытый представил.

 

Жил Содон с прекрасной Сонхвой

Век без малого на свете…

 

Спи дитя. Пусть будет сон твой

Также чист, как эти дети.

 

30 сентября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

Содо́н — «ямсовый мальчик». Персонаж поздней корейской мифологии, неправомерно отождествляемый в «Самгук юса» с предпоследним правителем государства Пэкче Муваном. Согласно «Самгук юса», мать Содона была вдовой, вступившей в связь с драконом Южного пруда (Намджи). В детстве Содон жил в бедности. Копал ямс (батат) и продавал его. Услышав, что у государя Силла Чинпхёна третья дочь Сонхва — красавица, Содон влюбляется в неё. Использовав детскую песенку, порочившую принцессу, он добился изгнания её из дома. Содон женится на ней и обретает богатства. Золото, которое он видел в детстве там, где копал ямс, теперь с помощью духов Содон переправляет во дворец, к родителям Сонхвы. В «Обозрении достопримечательностей Восточного государства» помещены три предания:  о пруде Марёнджи (Лошади-дракона), где жила мать Содона,  о монастыре Огымса (Пяти металлов) в провинции Чолла-Пукто, построенном государем на том месте, где Содон копал ямс и обнаружил золото,  и усыпальнице Саннын, где будто бы погребены Содон с супругой Сонхвой.

Источник: Концевич Л. Содон // Мифологический словарь/Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.:СЭ, 1990 г. – С. 496.

Синга —  신가 («син»  – дух, «га»  – песня), один из терминов корееведения, исползуемый для обозначения шаманских духовных песнопений.

Источник: Погадаева А.В. Корейские шаманские песнопения и жанр пхансори в корейском фольлоре. – https://kore-saram.ru.

 

ПЕСНЬ ОБ ИМУГИ

Жертва злых, беспричинных  проклятий,

И заложник великой мечты.

Спит Имуги, не зная занятий,

Пережив сотни лет пустоты.

 

Правды нет для него и обмана

Он не помнит, как выглядит свет.

Спит Имуги на дне океана,

Ничего там хорошего нет.

 

Ко всему, что свершилось и было,

Отношения он не имел.

Спит Имуги, погибшая сила,

Незажженный светильник сгорел.

 

Нет печальнее зрелища змея,

Что драконом не станет, увы.

Спит Имуги, пустая затея.

Жаль его, словно мужа вдовы.

 

1 октября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

Имуги (кор. 이무기), диал. Исими – в корейской мифологии огромное морское змееподобное существо, не ставшее драконом и несколько лет пролежавшее неподвижно в воде. Существует множество сказаний, посвящённых Имуги: в некоторых, к примеру, говорится, что они — безрогие существа, похожие на драконов, однако из-за наложенного на них проклятия, стать драконами не могут; в других можно найти упоминания о том, что Имуги — это своего рода «личинка» дракона, которой потребуется одна тысяча лет для того, чтобы стать полноценным драконом. Имуги может стать драконом,  получив драгоценную жемчужину Еый поджу, и вознестись на небо (напр. Ёнван). Иногда они изображаются в виде гигантских добродушных змей, похожих на питонов. Живут они в воде или пещерах. По преданиям, изображения Имуги приносят удачу.

Источники:  1) Концевич Л. Имуги // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. –  С.245; 2)  Имуги. – https://art-wiki.ru; 3) Имуги // Википедия. Свободная энциклопедия. –  https://ru.wikipedia.org.

 

 

ПЕСНЬ О МУНСИНАХ

 

Стукнет соко́л в деревянные створы,

Рухнут ворота, ворвутся враги.

Тащат нажитое подлые воры,

Топчут священное их сапоги.

 

Вот почему на ворота молиться

Должен  любой и во все времена,

Чтобы незваным гостям не пробиться,

Чтоб через них не прорвалась война.

 

Через ворота проходит граница

Между понятьями СВОЙ и ЧУЖОЙ.

Мир можно видеть не только в бойницы,

Едут возницы и машут вожжой.

 

Шаг за порог – и кончается время

Обыкновенных житейских забот.

Взгляды чужие и чуждое племя,

Каждому слову ищи перевод.

 

Между живым и ушедшим мирами

Тоже есть очень широкий проход.

Входят умершие в холод и пламя.

Вспять им мешают две створки ворот.

 

Эти врата охраняют мунсины,

Страшные  духи, два друга мэнь-шэнь.

Очень боятся их злые квисины,

Чужды мунсинам усталость и лень.

 

Духов зловредных они выявляют,

Вяжут  их вмиг  по рукам и ногам.

К тигру священному их доставляют,

Что без пощады их рвет пополам.

 

Надо, чтоб в каждом бушующем сердце

Стражи стояли у крепких ворот,

Точно такие же два страстотерпца,

Злу в чудный мир не дающие ход.

 

2 октября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

 

Мунсин, сумунсин. В корейской мифологии духи —  хранители ворот, относившиеся к домашним духам касин. Мунсин — даосские по происхождению, генетически близки к мэнь-шэнь в китайской мифологии.

Источник: Концевич Л. Мунсин // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г. – С.371.

 

Мэнь-шэнь. В поздней  китайской мифологии в качестве мэнь-шэнь выступали древние хранители врат в царстве духов. В «Книге гор и морей» (4-2 вв. до н. э.) сказано: «Посреди океана есть гора Душо, на ней большое персиковое дерево, раскинувшее ветви на 3 тысячи ли. На северо-востоке меж его ветвей находятся врата духов, через которые проходят сонмы духов. У врат стоят двое святых: Шэнь-ту и Юй-люй. Они проверяют каждого из духов и, если увидят зловредного, связывают его тростниковой верёвкой и отдают на съедение тигру».

Источник: Мэнь-шэнь // Энциклопедия символики и геральдики. —  https:// www.symbolarium.ru.

 

 

ПЕСНЬ О ЁНДО́НЕ

 

Ты просила меня переплыть через море

На затерянный остров блаженных сестер,

Говорила, что встретишь меня на просторе,

И прилив не затопит под утро костер.

 

Ты клялась, что покинешь со мной этот остров,

Отречешься от прошлого, станешь моей,

И не станешь жалеть и завидовать сестрам,

Не имеющим мужа, забот и детей.

 

Ты в тот вечер мне пела волшебные  песни,

Танцевала мне танец воды у костра,

И хотелось взлететь мне с тобой в поднебесье,

Как за крылья, держась за твои веера.

 

И тебя на руках, как в пылающих лапах,

Мне хотелось поднять и при свете звезды,

Бесконечно вдыхая волос твоих запах,

Унести прочь от моря, от страшной воды…

 

Что же было потом? Я не помню… не знаю…

У кострища увидел я тело своё.

Утонул я в приливе. Ты тоже иная,

И ты тоже не вспомнишь себя самоё.

 

Значит, всё было ложью, и к темной колдунье

Несчастливым путем вел меня Панбэксин.

Я смотрел с высоты вслед жестокой бегунье,

Неприкаянный дух, простодушный касин…

 

Я люблю чистоту и в домах, и в амбарах

Но мне холодно-холодно… слышишь, сестра?

И желая согреться, чиню я пожары

Все хочу вспомнить песню твою у костра…

 

3  октября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

Ёндон, в корейской мифологии один из домашних духов. Прячется за самой большой балкой в доме в течение 2-й луны, строго следя за чистотой и всячески препятствуя любому проявлению «нечистоплотности», угрожая в противном случае пожаром. Согласно одному из преданий, ёндоном стала душа рыбака, который погиб, околдованный красавицей с девичьего острова, куда его прибило после кораблекрушения.

Источник: Концевич Л. Ёндон // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. — М.: СЭ, 1990 г.- С.209.

 

Панбэксин,  в корейской мифологии — дух, охраняющий направления в пути движения сил Тьмы и Света (инь и ян). В буддийском учении Панбэксину соответствовал Маван (индийск. Мара), который был владыкой демонов шестого неба в «сфере желаний» Девалоки. Находясь в Небесном дворце, он вносил беспорядок в жизнь девяти миров буддийского рая. Поэтому Панбэксин еще называли Кумавансин, злой дух девяти миров. Считалось, что направление, где пребывает Панбэксин, несчастливое. В определённые годы в двенадцатилетнем цикле он охранял соответствующие стороны света: в годы крысы, дракона и обезьяны — северное направление, в годы быка, змеи и петуха — западное, в годы кролика, овцы и кабана — восточное и в годы тигра, лошади и собаки — южное направление.

Источник: Концевич Л. Панбэксин // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г.- С.417.

 

Касин (катхэксин) — в корейской мифологии – общее обозначение домашних духов (см. выше).

 

 

ПЕСНЬ О ТОККЭБИ

 

Эй, человек! Куда стремишься ты?

Давай в хато с тобою поиграем,

Или на нем тебе мы погадаем…

Я как-никак хозяин пустоты!

 

Ты, верно, думаешь, что одноногий бес

Есть порожденье… как ее там?.. Тьмы!

Ымхоги, правда, путают умы.

А я Токкэби, муза поэтесс.

 

Куда бежишь ты, отчего дрожишь?

Ведь я когда-то был простою ступой,

А не ножом или иглою глупой,

Которой ты в стогу не различишь.

 

Стой, говорю! Там впереди болото.

Пойду я первый. Ты иди за мной.

Идем…  идем… А вот теперь постой!

Там, где стоишь ты, захлебнулся кто-то.

 

Теперь прощай! И сильно не кричи.

Я как умел, так другу и помог,

Теперь пойду точить свой бедный рог,

Ведь я рогат, как все бородачи.

 

А? Что?! Спасти?! Кого? Маннян с тобой!

Иди, кого другого позови!..

Тебя учил весёлый Токкаккви,

Лукавый призрак с порванной губой!

 

3 октября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

 

Токкэби (токкаккви («одноногий бес»), ходжу («хозяин пустоты»), ымхоги («дух тьмы и пустоты»), маннян) — в корейской мифологии — нечистый дух из разряда квисин. Согласно одному из описаний, на голове токкэби имелся рог, борода его была красноватого цвета, а тело зеленым и бесплотным. Он обладал свойствами силы тьмы и обычно появлялся в безлюдных местах в сумерки. Народная мифология и фольклор содержат большое число разновидностей токкэби. По преданиям, в токкэби превращались предметы домашнего обихода и вещи, бывшие в долгом употреблении — веник, кочерга, сито, осколки гончарных изделий, тряпье. С людьми токкэби поддерживал дружеские отношения, хотя и любил подшутить над ними. Считалось, что токкэби обладал волшебной силой, способной превратить болото в равнину, он мог перейти через бескрайнее море, проникнуть в запертое помещение, влезть в закрытый горшок и так далее.

Источник: Концевич Л. Токкэби // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г.- С. 531-532.

 

 

ПЕСНЬ О СОНАНЕ

 

Там на рисовом поле –

Снопом колосья.

У окраины поля лежит груда

Ритуальных каменьев на меж- полосье.

Их сложили

сельчане,

страшась худа.

Вы не бойтесь Сонана: он дух честный.

Вы просите Сонана, о чем надо,

Днищу лодки рыбацкой не даст треснуть,

А бесплодному чреву подаст чадо.

 

Он вчерашней невесте покой дарит,

В крыше отчего домазаткнув дыры.

Для купца покупатель в мошне шарит,

Купит красный товар – и уйдетс миром.

 

А еще от врагов он спасет город,

Государю не даст уронить сана.

И чтоб не был холоп ни за что порот,

Пусть попросит о том шаман Сонана!

 

4 октября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

 

Сонан (Сонансин, Сонхвансин) («дух крепостных стен») — в корейской мифологии — дух-покровитель городов и селений. Местами обитания Сонана считались его алтари — груды мелких камней, сложенные пирамидками, под священным деревом или кустарником у обочины дороги, у входа в деревню или монастырь, или чаще на перекрёстке дорог на горе, защищающей данную местность с севера. К Сонану женщины традиционно обращались с просьбой о ниспослании потомства, торговцы — об увеличении доходов, невесты — о благополучии в семье родителей после переезда к мужу, моряки — о предотвращении кораблекрушения. Сонан также очень почитаемый дух в шаманской мифологии. Возле его алтарей шаманки совершали различные обряды с благодарственными воздаяниями. По мнению исследователей, культ Сонана в Корее восходил к китайскому богу Чэн-хуану. Официально он начался при корёском государе Мунджоне (1047-82) и вскоре распространился по всей стране. При династии Ли (1392-1910) культ Сонана стал подразделяться на государственный и народный.

Источник: Концевич Л. Сонан // Мифологический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г.- С. 498.

 

 

ПЕСНЬ ОБ АРЁНЕ

Ой, люли-люлюшеньки,

Баиньки-баюшеньки…

Сладко спи по ночам,

Да расти по часам.

(русская колыбельная)

 

Тя-дян тя-дян тя́гара…

Не ходи ты на́ гору,

Не сбегай от матушки,

К злой колдунье-бабушке.

Лучше спи, мой маленький,

В колыбельке старенькой!

 

Тя-дян тя-дян тя́гара…

Не ходи ты за́город.

Выйдешь —  не воротишься,

Злою тьмой поглотишься.

Тот, кто с тьмою знается,

Сотни лун промается…

 

Тя-дян тя-дян тя́гара…

Не ходи под на́говор…

Много-много деточек

Сгинуло без весточек,

Сделалось арёнами

Свечками сожжёнными.

 

Тя-дян тя-дян тя́гара…

Крепок будет за́говор…

Я надёжнее, чем храм,

Бесам я тебя не дам.

Я тебя к себе прижму,

Не пущу в сырую тьму!

 

Тя-дян тя-дян тя́гара…

Крепок будет за́говор…

 

4 октября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

 

Арён («душа ребёнка») — в корейской шаманской мифологии — дух безвременно (до 7 лет, т.е. до помолвки) умершего мальчика. Арен обладал сверхъестественной силой. Считалось, что прорицатели похищали душу умершего ребёнка для ворожбы. Образ, возможно, возник под влиянием буддийских и даосских мифов, в которых изображались святые отроки.

Источник: Концевич Л. Арён // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г.- С. 61.

 

 

 

ПЕСНЬ О ПУЛЬГАСАРИ

 

Сон разума рождает чудовищ

(Ф. Гойа)

Мало  истины в кошмаре,

Ложь – любое сновиденье…

В черном дыме при пожаре

Нет разумного движенья…

Мрак в сознании усталом

Порождает заблужденья:

Белый плащ с подбоем алым,

Черно-белые сомненья…

 

Зверь разумный Пульгасари,

Отврати мои виденья!

 

Вновь во сне державой править,

Вновь полет без оперенья…

Но ошибок не исправить,

А грехам нет искупленья.

Вновь тебе внимают люди

Без труда и принужденья,

Вновь с тобою что-то будет,

Только что? Опять сомненья…

 

Ясноокий Пульгасари,

Отврати мои виденья!

 

Снова бегает по лугу

Лошадь в круглом представленье,

Всё опять идет по кругу:

Деда смерть… детей рожденье….

Вот в лесу опять блуждаешь,

Спотыкаясь о коренья,

Ищешь, кличешь и  спасаешь…

Землянику для варенья…

 

Тигролапый  Пульгасари,

Отврати мои виденья!

 

На воде мерцают блики

Босоногое скольженье

По волнам… и чьи-то крики…

Фанатическое рвенье…

Вниз по лестнице так плавно…

Но не будет возвращенья,

Позабыв о чем-то главном

И оставшись без прощенья…

 

Враг железа, Пульгасари,

Отврати мои виденья!

 

Нет разумного начала

В жизни, будто в наваждении.

Но живого в ней немало

Ей чужды и сны, и тленье.

Потому, уснув в угаре

В шуме труб и в задымленье,

Я взываю к Пульгасари:

Отвратить мои виденья.

 

 

5 октября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

 

Пульгасари («пожирающий железо») — в поздней корейской мифологии — легендарное животное. Согласно преданиям, пульгасари прелставлялся как зверь с туловищем медведя, глазами буйвола, хвостом коровы и лапами тигра. Считалось, что он питался железом и обладал способностью изгонять наваждения и кошмары у людей. Образ пульгасари был известен с периода Коре (10-14 века).

Источник: Концевич Л. Пульгасари // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. — М.: СЭ, 1990 г.- С. 446.

 

 

ПЕСНЬ О КИРИНЬ

Когда по земле пройдется

Киринь, средоточье истин,

Злу и добру найдется

Верная сила кисти.

 

Дочь станет равной сыну,

Люди взлетят, как птицы,

Каменные чансыны

Все упразднят границы.

 

В смеси «металл с водою»

Пламя не сгложет ветку.

Отрок, не став землю,

Будет в единстве с предком.

 

Муж и жена едины,

Неразделимы даже,

И ни одной морщиной

Время их не накажет.

 

Белое с черным вместе

Вовсе не станет серым:

Подлость уступит чести,

Скепсис потонет в вере.

 

В прошлое сгинут войны,

Речи людей сольются

В мирный язык спокойный,

Песни на нем споются.

 

Станут похожи лица

Смешанных рас по цвету…

Жаль, что мне только снится

Поступь Киринь по свету.

 

5 октября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

 

Киринь — сверхъестественное животное, созданное корейской мифологией. Слово «киринь» происходит от двух названий: «ки» — самец и «ринь» – самка. У него тело оленя, покрытое чешуей, бычачий завитой хвост и один мягкий рог. Кирин воплощает в себе пять первоначальных элементов всех вещей: воды, огня, дерева, металла и земли. Одновременно в нём отражены аксиологические ценности древних корейцев; кирин является символом мира, радости, прямоты и честности. Как нам представляется, в образе «кирин» начинает прослеживаться постепенный переход от мифологических образов к будущим образам и понятиям корейской философии: мужского и женского начал мироздания (ян и инь), концепции пяти первоэлементов (воды, огня, дерева, металла и земли), единства вселенского и человеческого совершенства (концепция небесного «ли»).

Источники: 1) Корейская мифология.  — аsia-tv.su; 2) Фантастические животные в корейской мифологии. — kore-saram.ru

 

Чансын (поксу́) — в корейской мифологии — могущественные духи, защищающие селения от нечистой силы и напастей. В  качестве фетишей изображения чансын устанавливались у входа в селение или монастырь, на обочине или у развилки дорог. Эти изображения представляли собой деревянные (позже каменные) столбы, в верхней части которых вырезались мужские и женские головы с выпученными глазами и оскаленными зубами. <…> По своим функциям чансын были сходны с Сонан и горными духами (сансин). В позднюю эпоху чансын служили также пограничными знаками.

Источник: Концевич Л. Чансын // Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. – М.: СЭ, 1990 г.- С.595.

 

 

 

 

ПЕСНЬ О ЁНО-РАН И СЕО-НЁ

 

В Стане Утренней Свежести муж и жена

Жили-были у моря одни.

То и дело меж ними вставала стена,

То и дело все жили в тени.

 

Но любовь помогала разрушить заслон,

Заставляла друг друга понять.

Сео-нё отбивала супругу поклон,

А Ёно́-ран спешил отвечать.

 

Больше жизни любил он свою Сео-нё,

Никогда ни о чем не просил.

На нефритовой лодке катал он её

И домой на руках приносил.

 

Раз Ёно-ран пошел за капустой морской

Сео-нё принялась его ждать.

Он смотрел на прибой с непонятной тоской:

И счастливым дано помечтать.

 

Вдруг из моря возникла крутая скала

Он, разувшись, ступил на неё…

И скала поплыла и его понесла

Прочь от милой его Сео-нё.

 

Охмелев от восторга, Ёно-ран забыл

О любимой, что ждет у ворот.

Гнали волны скалу, и он скоро доплыл

До страны, где встречают восход.

 

Там сошел он на берег и царствовать стал,

Обзавелся мечом и конём.

Побеждал и учил, и как будто не знал

Никогда никакой Сео-нё.

 

А она всё ждала, как жена рыбака,

Что вернет его море живым.

В бездну слезы катились по бледным щекам

И чобави  спадал с головы.

 

Зимний холод, пришедший из чуждых краев,

Сквозь вонсам ее всю обжигал,

В песни ветра ей слышался призрачный зов,

Ей хотелось, чтоб он ее звал.

 

В достопамятной лодке отчалив во тьму,

Сео-нё поплыла на восток.

Пусть хоть буря, хоть смерть  — ей бы только к нему —

Хоть на дно… Хоть на маленький срок…

 

Но закончился путь Сео-нё хорошо,

И в предутренний  светлый часок

Там, где раньше Ёно-ран на берег сошел,

Носом лодка уткнулась в песок.

 

И на том берегу она встретилась с ним,

Он увидел ее и прозрел.

И он вспомнил, как счастлив был с ней и любим,

Но вернуться назад не хотел.

 

И остаться при муже решила она

И во всем покорилась ему,

Но не знали они, что родная страна

Без светил погрузилась во тьму.

 

Вот приехал из Силла великий посол

И просил их вернуться домой,

Потому что без солнца замерзнет Чосон         ,

Без луны его путь непрямой.

 

И тогда Сео-нё подала ему шелк,

Что был соткан из света любви

Поклонился посол и обратно пошел,

Свою миссию осуществив.

 

В жертву небу тот шёлк принесли короли,

Три владыки народа корё.

И поднялись над бездной воды и земли

Свет Ёно-ран и свет Сео-нё.

 

1 октября 2013 г.

 

Пояснения к тексту

Ёно́-ран и Сео-нё, в корейской мифологии супружеская пара, олицетворявшая солнце и луну. Согласно мифологическому преданию, записанному в «Самгук юса» и «Силла суиджон», на берегу Восточного (Японского) моря жила во времена правителя древнего корейского государства Силла Адалла-вана (154—184) супружеская пара Ёно-ран и Сео-нё. Однажды Ёно-ран пошел за морской капустой, и вдруг перед ним возникла скала (по другой версии, — рыба), которая доставила его в Японию, где он стал правителем. Сео-нё, не дождавшись мужа, пошла на берег и обнаружила его соломенные туфли. Когда она поднялась на скалу, та начала двигаться и привезла ее в Японию. Супруги встретились, но в Силла неожиданно перестали светить солнце и луна. Придворный астролог доложил силласкому правителю, что это произошло оттого, что духи солнца и луны в образе Ёно-ран и Сео-нё покинули страну. Тогда правитель отправил послов в Японию с просьбой, чтобы те вернулись. Но Ёно-ран и Сео-нё отказались, сославшись на волю небес, и предложили взамен взять с собой сотканный Сео-нё тонкий шелк, который следовало в качестве дара принести при жертвоприношении небу. Возвратившись, послы посоветовали правителю так сделать, а в Силла снова засияли солнце и луна. В предании о Ёно-ран и Сео-нё отражено раннее политическое и культурное влияние Кореи на Японию. Сходные мотивы встречаются и в японском памятнике «Нихонги» (или «Нихон сёки», «Анналы Японии»). Имя Ёно-ран, видимо, сохранилось в названии уезда Ёнъиль – букв. «встреча солнца», месте рождения этого предания, на берегу Японского моря в провинции Кёнсан-Пукто.

Источник: Концевич Л. Ёно́-ран и Сео-нё // Мифологический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. – М.:СЭ, 1990 г. – С. 208.

Чобави (кор. 조바위) –  традиционный корейский зимний головной убор из шёлка с наушниками, который носили женщины, нередко надеваемый  по особому случаю. Даже если женщина не была одета в официальный костюм, то наличие чобави делал его таковым.

Источник: Ханбок – традиционный корейский наряд // https://russian.visitkorea.or.kr/rus/index.kto

Вонсам (кор. 원삼) –  женское церемониальное пальто в ханбоке — традиционная корейская одежда. Вонсам носили королева, придворные дамы высокого ранга, а также другие женщины из королевской семьи.

Источник: Вонсам // Википедия. Свободная энциклопедия. — https://ru.wikipedia.org.

 

 

 

ДЕДУ 5-ГО АПРЕЛЯ

(ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ)

 

Раз в году прерывается бег,

Чтоб не дать мне забыть о тебе,

 

Чтобы вспомнить о прошлом, скорбя,

Или просто увидеть тебя.

 

Раз в году прихожу я сюда,

Оглянусь по неровным рядам,

 

Поклонюсь я могилам родным

Троекратным поклоном земным.

 

Раз в году – ну, а больше нельзя.

Так обычай устроен не зря.

 

Ведь живое важнее, чем тлен.

Время много несет перемен.

 

Неизменно одно лишь — земля,

Где под солнцем звенят тополя,

 

Где цветущих полей аромат,

Где помочь и понять каждый рад.

 

Где никто не прервет «Ариран» —

Моя Родина Узбекистан!

 

Ты учил, что родней нет земли,

Чтоб другой мы искать не могли.

 

Будет помнить наказ строгий твой

Кореянка с узбекской душой.

 

6  октября 2013 г.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

НОСТАЛЬГИЯ   — 5 —

ПЕСНЬ ОБ ИНО                — 7 —

ПЕСНЬ О ЧХОЁНЕ            — 8 —

ПЕСНЬ О ПУЛЬКЕ            — 10 —

ПЕСНЬ О ЁЫЙ ПОДЖУ — 11 —

ПЕСНЬ О СОНДОЛЬСИНЕ           — 14 —

ПЕСНЬ О МАМА СОННИМ        — 15 —

ПЕСНЬ О КОТХАДЖИ   — 17 —

ПЕСНЬ О КВАНСЕЫМ    — 24 —

ПЕСНЬ О КВИСИНАХ     — 25 —

ПЕСНЬ О ПАНЬСУ           — 28 —

ПЕСНЬ О ЧХОННЁ           — 31 —

ПЕСНЬ ОБ АРАН              — 38 —

ПЕСНЬ О ПАРИ-КОНДЖУ           — 42 —

ПЕСНЬ О МУЛЬКВИСИНАХ        — 45 —

ПЕСНЬ О МИМЁНГВИ   — 46 —

ПЕСНЬ О СИНДАНСУ    — 49 —

ПЕСНЬ О ТЭГАМСИНЕ  — 51 —

ПЕСНЬ О СОНДЖУСИНЕ             — 52 —

ПЕСНЬ О СОДОНЕ          — 53 —

ПЕСНЬ ОБ ИМУГИ          — 59 —

ПЕСНЬ О МУНСИНАХ   — 61 —

ПЕСНЬ О ЁНДО́НЕ           — 62 —

ПЕСНЬ О ТОККЭБИ        — 64 —

ПЕСНЬ О СОНАНЕ           — 65 —

ПЕСНЬ ОБ АРЁНЕ            — 67 —

ПЕСНЬ О ПУЛЬГАСАРИ                — 68 —

ПЕСНЬ О КИРИНЬ          — 70 —

ПЕСНЬ О ЁНО-РАН И СЕО-НЁ    — 72 —

ДЕДУ 5-ГО АПРЕЛЯ       — 76 —

 

Telegram